Яростные сердца - Алексей Пислегин

— о да, он меня бесит. От его попыток оправдаться передёргивает от омерзения так, будто передо мной не человек — сколопендра.

Но целенаправленно пытать, чтобы что-то узнать… Даже если это сейчас рационально и нужно для дела — нет, хрен там. Не возьмусь судить, что со мной будет дальше, но пока я ещё не настолько поехавший.

— Давай так, — бросил я. — Считай, я верю, что тебе нихрена не объяснили. Что ты не знал, зачем вам эта Роща. Но исповедь твоя мне тоже нахрен не нужна, так что мы сейчас устроим блиц. Я спрашиваю — ты отвечаешь. Мне что-то не нравится — я рублю тебе голову. Говоришь быстро, чётко и по делу.

Он что-то пытался сказать — я чуть ближе сдвинул к его шее лезвие Клементины и веско повторил:

— Быстро. Чётко. По делу. Уяснил?

— Да.

— Не слышу тебя!

— Да!

— Ну вот. Серёга, смотри. Может ведь, когда захочет.

— Давай уже закончим с этим, — Серёга только поморщился. — Мерзко.

Я только хмыкнул. Видел бы наш Бард то, что вижу я благодаря Сродству с маной — понял бы, что даже слишком мягок с уродом. Благо, ситуацию я контролирую, а Ганибал при этом уверен, что имеет шанс спастись. Может, надеясь на скорое спасение, да ещё и под страхом смерти, он не станет сдерживаться.

Почему бы не сказать правду тем, кого вот-вот убьёшь, да?

— Твоя задача в Роще?

— Захватить большое дерево.

— Что сильфы?

— Вырезать. Всех.

— Сколько ещё Жрецов знаешь?

— Шестерых.

— Вестника видел?

— Да.

— Мне нужны их имена. Всех.

— Я… Я не знаю.

— Хочешь сказать, вы общались только в костюмах, скрывая личности?

— Д-да!

— Я что, по-твоему, на дебила похож?

— Да!

И придурок атаковал.

Я почувствовал, так странные нити маны, что он протянул вокруг нас с Серёгой, резко натянулись и начали подтягиваться к нам. Секунда — и нас бы спеленало, а на шеи накинулись бы петли.

Секунду я Ганибалу не дал. Ударил — сильно, но аккуратно. Носком тяжёлого сапога в висок.

Парень в отключке повалился на землю, вокруг нас на миг из невидимости проявились фантомные верёвки — чтобы тут же рассыпаться синими искорками.

Серёга только дёрнуться успел, заозирался — и удивлённо на меня уставился:

— Это что сейчас было вообще?

— План «Б» этого придурка.

Бард вздохнул и, спрятав в инвентарь лук, уселся на задницу. Вздохнул:

— Ты убьёшь его, да?

— Убью.

Серёга болезненно сморщился, посмотрев на меня.

— Уверен, что нет другого выхода? Сдадим его тем же сильфам — пусть в темницу какую посадят. Пусть даже казнят — но сами, без нас. Напали на них, так что оно даже справедливо. Или, нет — притащим его к точке сбора. Свяжем и дотащим. А там пусть перед всеми выложит и про остальных уродов предательских, и фотороботы даст, и явки-пароли. Макс, мы ведь не палачи.

— Когда я сказал, что мы пойдём убивать диких и предателя — ты таким гуманизмом не страдал, — буркнул я.

Достал из инвентаря верёвку и останки кандалов, блокирующих способности — тех самых, которыми в Змеиной Утопии сковали Валю. Они работали, но потеряли в функциональности из-за перерубленной цепи.

Я надел колодки Жрецу на запястья, принялся веревкой из паракорда связывать его.

Пару секунд Серёга молчал, собираясь с мыслями.

— Бой — это одно, казнь — другое. И, знаешь, я просто был… Ну — на кураже. Хиханьки-хаханьки, убьём-трахнем-обоссым. Не думал, что это так… Мерзко это, Макс. Смотрю на него — а грязным чувствую себя.

— А вот сейчас я не понял твою логику, — я закончил связывать руки и перешёл к ногам. — Он мерзкий, грязный, но убивать его нельзя. Я один тут противоречие вижу?

— Да нет никакого противоречия! Просто это — по человечески, Икар. Так, ладно! — он вскочил на ноги, заходил туда-сюда, нервно жестикулируя. — Давай кое с чем определимся. Я не паладин в сверкающих доспехах и не девочка-волшебница. Я понимаю, где мы оказались, и что за жизнь тут надо бороться. Я прошёл Испытание, я убивал монстров, я — сука! — сырую птицу жрал в первый день, потому что не мог огонь развести. Даже, мать их, дикие… Даже они не тупые зомби! Я видел, что они переговариваются, что прикрывают друг-друга.

Он резко остановился, уставился мне в глаза.

— Это звучит стрёмно. Это мне не нравится. Но мы тут в таких условиях, что убить человека ради самозащиты — это нормально. И даже напасть самому, первым, зная, что перед тобой враг. Когда мы вернёмся домой, я обязательно протеку крышей и буду орать, что гуки на деревьях, а пока — буду держаться и не подведу. Я прикрою спину и буду веселить ребят шутками про дрочку. Но есть грань между бойцом и палачом. Между войной — и хладнокровным убийством. Я не хочу её переступать. И не хочу, чтобы её переступал ты.

Я вздохнул:

— Забавно, я пять минут назад думал о том, что не готов применять пытки, потому что ещё не настолько оскотинился. А так… Я тебя понял. Но план у меня другой. Мы договорились вчера — я главный. Ты примешь моё решение?

— Ты псих, Икар. В худшем смысле, чем я думал, — он криво улыбнулся. — Но, знаешь, может именно поэтому ты главный, а я — нет. Я тебе верю. Но ты не боишься, что твой ПТСР по возвращению будет страшнее моего? Что только закроешь глаза, а перед тобой — слёзы, сопли, и эта вот гнида молит о прощении?

— Ты правда веришь, что мы вернёмся домой? Что нас отправят в родной мир, на Землю?

— Если я не буду верить в это, я поеду кукухой. Вот эти фэнтезя ваши меня никогда не угорали. Электричества — нет, срать — в канаву, интернет — дорогой и лагучий. Я, может, новый сезон «Странных дел» посмотреть хочу. На концерт «Операции Пластилин» сходить, а не твой ор из их песни слушать. Ева Эльфи блин свои первые ролики с аналом сняла, я хочу посмотреть, как далеко она зайдёт дальше.

Серёга вздохнул.

— Я музыкант, Макс. Я не хочу петь по трактирам про «Чеканную монету». Я хочу херачить на электрухе на сцене «Олимпийского» провинциальный тупорылый панк. Я хочу захватывать плейлисты