Дерзкий поцелуй - Алисса Джонсон

14

Они ехали молча, не удаляясь от того самого ручья, берегом которого скакали почти все утро. Птицы распевали по-прежнему, в небе светило жаркое солнце, и ритмичный стук копыт лошадей о мягкую землю навевали спокойствие и умиротворение. И все-таки окружающий мир изменился до неузнаваемости.

Помогая Эви взобраться в седло, Мак-Алистер еще раз поинтересовался у нее, как она себя чувствует. Она ответили, что с ней все в порядке, и в течение следующих двадцати минут они не обменялись ни словом.

Про себя Эви отметила, что он старается держаться поблизости, бросая на нее встревоженные взгляды, но девушку занимало лишь то, что происходило с ней самой.

Ее трясло крупной дрожью. Держа поводья в одной руке, она смотрела на вторую и видела, как подрагивают пальцы. Она прекрасно понимала, что остатки страха и отвращения, которые вызвал у нее наглый подмастерье, были тому причиной лишь отчасти. Она с содроганием вспоминала холодную ярость, бушевавшую в глазах Мак-Алистера. Но все затмевал собой поднимавшийся в ней гнев.

Эви вновь вцепилась в поводья обеими руками и заскрипела зубами в бессильной ярости. Она не смогла сделать ничего, или почти ничего, чтобы защитить себя от негодяя-подмастерья.

Да, она научилась противостоять чересчур назойливому ухажеру — быстрый удар коленом в пах, как ее уверяли, надолго отобьет у того желание приставать к порядочным женщинам. Но во дворе у кузнеца она оказалась беспомощна перед подмастерьем и не сумела применить полученные знания на практике. И даже если бы она сумела встать к нему под нужным углом, то что бы она сделала, если бы вдруг промахнулась, или он успел бы отскочить, или удар вообще оказался бы не столь сокрушительным, как ей рассказывали?

Горькая правда заключалась в том, что она не сумела бы отвергнуть домогательства этого негодяя, не подоспей вовремя Мак-Алистер. Ей не хватало роста, недоставало силы, и самое главное — она растерялась и не знала, как себя вести.

Этот случай оставил у нее ощущение бессильной слабости и… ослепляющей ярости. Как он посмел?

Как смеет приставать мужчина к женщине? Что с того, если бы она на самом деле была любовницей Мак-Алистера? Она ясно дала понять этому ничтожеству, что ей не нужны ни его деньги, ни он сам. Он не имел ни какого права пренебрегать этим, отмахиваться от ее сопротивления с таким видом, будто все это не имело никакого значения. Словно сама она была пустым местом. Но он повел себя именно так, а не иначе. Потому что он был мужчиной, а она — женщиной, и он мог сделать с ней все, что захотел бы. Потому что она ему позволила.

— К черту, к черту, к черту, — пробормотала она себе под нос. — К распроклятому черту!

Забыв о Мак-Алистере, она остановила свою лошадку, развернулась в седле и принялась рыться в переметных сумках.

Эви так увлеклась, что даже не заметила, как Мак-Алистер подъехал к ней. Не замечала до тех пор, пока он не заговорил:

— Что вы ищете?

Эви наконец-то извлекла на свет божий пистолет, который вручила ей миссис Саммерс.

— Вот что.

— Уберите его.

— О, конечно. С большим удовольствием. Но только после того, как я пристрелю того негодяя.

Мак-Алистер схватил ее лошадь под уздцы.

— Немедленно.

— Нет. Отпустите меня. Я возвращаюсь.

Он соскочил с коня, не выпуская из рук поводья. И Эви не успела поинтересоваться, что он задумал, как Мак-Алистер быстро подхватил ее на руки и ссадил с лошади.

Ощутив под ногами твердую землю, она тут же толкнула его. Несильно, скорее от отчаяния, нежели стараясь сделать ему больно.

— На сегодня с меня хватит унижений! — выпалила она. — Все, довольно!

— Я знаю. Отдайте мне пистолет, Эви.

В его голосе прозвучало понимание, а в руках, которыми он по-прежнему обнимал ее за талию, чувствовалась нежность.

А ей вдруг захотелось ударить его по лицу рукояткой пистолета.

Потому что сейчас ей меньше всего на свете требовались сочувствие и доброта. Они разрушали ее яростную решимость, а ведь только она не позволяла девушке впасть в состояние слезливой беспомощности.

— Это не ваш пистолет.

Ну вот, теперь она ведет себя, как маленький ребенок, но уж лучше так, чем… по-другому.

— Знаю, — негромко и мягко повторил он.

— Миссис Саммерс дала мне его, с тем чтобы я воспользовалась им по своему усмотрению.

Эви отчетливо представила себе, как выстрелит этому жалкому подмастерью в то самое место, чтобы причинить ему ужасную и длительную боль.

— Вы не позволили мне свернуть ему шею.

— Но он ведь набросился не на вас!

Она услышала, как дрогнул ее голос, и испугалась еще сильнее. К горлу у нее подступил комок, на глазах вскипели злые слезы. Ничего не видя перед собой, она слепо сунула ему пистолет.

— Вот, пожалуйста. Забирайте.

— Мне очень жаль, Эви.

Она не ответила. Просто не смогла. Отпрянув от него, она резко повернулась и, не разбирая дороги, спотыкаясь, побрела к ручью. Ей хотелось побежать, побежать изо всех сил, уйти от него как можно дальше, но достоинство не позволяло ей поступить так. А сейчас ей отчаянно требовалось сохранить хотя бы остатки своего достоинства.

Мак-Алистер подавил желание броситься вслед за Эви. Казалось бы, ее ни в коем случае нельзя отпускать одну, беспомощную, плачущую и уязвленную. Сердито нахмурившись, он смотрел, как она скрылась в зарослях на берегу ручья. Но он ограничился тем, что подвел лошадей к тому месту, где мог услышать ее, если она позовет на помощь, и не стал преследовать девушку. Эви нуждалась в уединении, и он намеревался дать ей несколько минут, которых должно было хватить для того, чтобы выпустить пар и привести себя в порядок.

Проклятье, он с трудом представлял себе, что должен сказать ей или сделать. В такого рода делах у него не было никакого опыта. Он вырос в окружении братьев. Потом стал солдатом, наемным убийцей и, наконец, отшельником. Что он знал о том, как нужно утешать женщин?

Злясь на самого себя, он сунул пистолет в мешок позади ее седла. Ему тоже Требовалось несколько минут покоя — чтобы утихомирить разбушевавшегося зверя и унять ярость, все еще бурлившую у него в крови.

И еще — он очень жалел о том, что не разорвал того негодяя на мелкие кусочки.

От желания придушить подлеца у него чесались руки. Еще немного, и нож, который он приставил к его горлу, вошел бы в тело по самую рукоятку.

Он отчаянно жаждал мести, и восемь лет назад он не колебался бы ни секунды. Полоснул бы ножом или сломал бы шею, и дело с концом.

Но Мак-Алистер был уже не тем человеком, что восемь лет назад.