«Сыны Рахили». Еврейские депутаты в Российской империи. 1772–1825 - Ольга Минкина

24 августа 1817 г. Зонненберг обратился к Александру I c прошением об отставке[851], официально по упомянутому в прошении «расстройству» в семье депутата[852], тогда как в действительности Зонненберг планировал добиться своего переизбрания и устранения с политической арены своего конкурента Диллона. Но до тех пор, пока не последовало соответствующее распоряжение императора, Зонненберг продолжал нести свои обязанности при Голицыне.

17 октября 1817 г. министр внутренних дел О.П. Козодавлев уведомил Зонненберга о том, «что государь император, соизволяя на избрание двух или трех новых способных еврейских депутатов, высочайше указал, чтобы для сего избрания съехались по два от каждой губернии первейших духовных члена в губернский город Вильно, и что он, г-н министр, уже отнесся к г-ну управляющему министерством полиции о предписании начальникам всех губерний, где есть еврейские общества, для исполнения сей высочайшей воли»[853]. 20 октября последовал соответствующий циркуляр Вязмитинова губернаторам[854]. Одновременно по предложению Козодавлева, опасавшегося, что евреи могут использовать предоставленные им возможности «для предосудительных видов»[855], Вязмитинов отправил секретное отношение литовскому военному губернатору А.М. Римскому-Корсакову и предписал последнему установить наблюдение за «совещаниями и действиями» участников собрания и «почасту уведомлять» министра полиции о своих «открытиях»[856].

Таким образом, поведение власти, вероятно, стремившейся к альянсу с представителями еврейства, явно обнаруживается в событиях, связанных с первым периодом деятельности еврейской депутации. Определенная модернизация отношений евреев с властью нашла в этот период отражение в бюрократизации деятельности депутации. Активное же использование депутатами неформальных связей в административных кругах также не было чуждо российской бюрократической культуре и одновременно являлось главным инструментом традиционной «еврейской политики»[857]. Включение еврейской депутации в систему государственных учреждений и проходившая под контролем правительства реорганизация депутации ознаменовали собой дальнейшее развитие сотрудничества власти с еврейской элитой.

Выборы еврейских депутатов в Вильно. 1818 г.

24 октября 1817 г. было учреждено объединенное Министерство духовных дел и народного просвещения[858] во главе с А.Н. Голицыным. Директором департамента народного просвещения нового министерства стал В.М. Попов, а директором департамента духовных дел – А.И. Тургенев. При определении сферы компетенции департамента духовных дел еврейские депутаты, наряду с Синодом, Римско-католической духовной коллегией и прочими религиозными учреждениями, были указаны в числе «мест и лиц, по сношению с коими сии дела производятся». Таким образом, они получили статус постоянного совещательного органа при Министерстве духовных дел и народного просвещения еще до того, как прошли выборы. Следует отметить, что Четвертое отделение департамента духовных дел нового министерства, занимавшееся делами иудеев и мусульман, во главе с надворным советником Н.Ф. Покровским функционировало, насколько можно судить по сохранившимся документам, отдельно от еврейской депутации. Участие директора департамента духовных дел А.И. Тургенева в последующих событиях, связанных с еврейскими депутатами, также не отражено в доступных на данный момент архивных материалах. Реконструируемый по источникам сценарий функционирования депутатов в составе объединенного министерства предполагал их взаимодействие непосредственно с Голицыным, доносившим (в сокращенном и, вероятно, искаженном виде и почти всегда с опровержениями) их просьбы и «мнения» до членов Государственного совета и Комитета министров, а в особо серьезных случаях и до самого императора. Таким образом, институциональные изменения существенно повысили статус еврейской депутации. Депутатам, по крайней мере теоретически, предоставлялась возможность функционирования в качестве полноправного партнера правительственных учреждений в рамках административной системы, а статус еврейского депутата приблизился к статусу государственного чиновника[859]. В то время как во всех предыдущих эпизодах еврейского представительства на депутатов возлагалось участие в решении конкретного круга проблем, еврейским депутатам при Министерстве духовных дел и народного просвещения предстояло служить на постоянной основе[860] и участвовать в решении всех возможных вопросов, связанных с евреями.

С 12 декабря 1817 по 17 июля 1818 г. проходили выборы, регламентировавшиеся центральной и контролировавшиеся местными властями. Уездные кагалы избирали по два кандидата на собрание в губернский город и из их числа избирались, в свою очередь, участники общего собрания. От каждой губернии было избрано по два кандидата, о которых кагалы отправляли донесения местным властям, а те, в свою очередь, министру полиции[861] и, вероятно, министру духовных дел. При этом следует учитывать, что губернский и уездный кагал были искусственно сформированными администрацией структурами (в первую очередь, в фискальных целях) и не отражали реального устройства еврейского общества. В организации выборов в очередной раз проявилась попытка власти, нашедшая поддержку у отдельных представителей еврейства, сконструировать некую иерархическую модель еврейского общества.

Однако в реальной практике отражалось совершенно иное восприятие выборов евреями. Одесская община, формально подчиненная херсонскому губернскому кагалу, избрала депутатов (купцов Дувида Герценштейна[862] и Юкеля Когана) для отправки в Петербург, минуя все промежуточные стадии. Хотя херсонский кагал, прибегая к содействию губернского правления, требовал отправить одесских «депутатов» в Херсон и, таким образом, настаивал на соблюдении предписанного порядка выборов, одесский кагал демонстративно игнорировал эти просьбы. Херсонскому кагалу не помогли и угрозы добиться через Зонненберга взыскания штрафа с одесского кагала[863]. В свою очередь, уездный кагал города Николаева сообщал одесскому, «что в депутаты еврейского народа на место Диллона и Зонненберга из здешнего общества никто не выбран»[864]. Таким образом, выборы вызвали к жизни инициативы, подобные рассмотренному выше выступлению евреев Волынской губернии. При этом каждая еврейская община, воспринимая себя в соответствии с давней традицией как нечто автономное и независимое от других еврейских общин, считала необходимым присутствие своих представителей в столице, очевидно, для защиты локальных интересов и отвергала предложенную сверху трехступенчатую схему выборов. Местным инициативам противились в первую очередь члены претендовавших на главенство губернских кагалов, апеллируя к навязанной властью системе понятий. Послания херсонского кагала одесскому составлялись не только на древнееврейском, но и на языке власти – русском. В сохранившейся русскоязычной версии просматриваются определенные идеологические обоснования существования еврейской депутации: она создана «ко благу всего еврейского народа», «к составлению счастия его»[865]. Таким образом, члены кагала усваивали официальную (с либеральным оттенком) российскую риторику и использовали ее не в обращениях к власти, а при коммуникации с другим кагалом. Так как сохранились только цитаты из русскоязычной версии, нет возможности провести сравнение с текстом на древнееврейском.

На отсутствие должного уважения к депутатам и самому проекту реорганизации еврейского представительства жаловался и Зонненберг, явно претендовавший на центральную роль в этих событиях. В июле 1818 г. он писал Голицыну, что «некоторые кагалы не исполняют в точности повелений вышнего начальства, через него [Зонненберга] им даваемых, и что при сем упущении с их стороны он не надеется удовлетворить обязанностям своего звания»[866]. При всех возможных искажениях в пересказе направленность прошения Зонненберга очевидна. Его просьбы были отчасти удовлетворены в циркуляре Голицына гражданским губернаторам черты оседлости, которым предписывалось призвать евреев к покорности и участию в выборах. Таким образом, выборы еврейских депутатов превращались для еврейского населения в тяжкую повинность, чуть ли не очередную «гзейру». Еврейские общины Таврической и Екатеринославской губерний заявили, что не в состоянии оплатить поездку своих представителей в Вильно, и просили правительство освободить их от участия в выборах[867].

Другой депутат, Диллон, не принимал участия в начальном этапе выборов: в марте 1818 г. он «находился при его величестве в Варшаве»[868] и, вероятно, имел какое-то отношение к развернувшейся в ходе первого сейма Царства Польского полемике о предоставлении польским евреям гражданских прав[869]. Отметим, что евреи Царства Польского, несмотря на наличие многочисленных культурных, экономических и родственных связей с евреями российской черты оседлости, рассматривались властью как отдельный объект управления и законодательства. Это проявилось и в том, что евреи Царства Польского были исключены из числа групп, принимавших участие в выборах депутации в 1818 г.