Бордель: Призови мою боль - Lion_official

— Меня взяли из-за тебя? — горько усмехнулась. До этого Гарднер искренне верила, что папка эскизов, которую она отослала, покорила хоть одного человека, поэтому она часть этой большой компании.

— Нет, я контролировал сам процесс и созванивался несколько раз с Марией. Она правда была довольна твоими работами.

— Ты платил деньги, чтобы меня взяли?

— Нет, я бы не сделал ничего такого, потому что знаю: талант приведёт тебя туда, куда ты хочешь. — На секунду ему показалось, что Тереза серьёзно успокаивалась, возможно это даже правда, но ему предстояло говорить дальше, — Есть один момент, за который мне стыдно.

Больше не хотелось даже думать. Слишком многое на неё сейчас выливалось, но было ощущение, что они шли по накатанной. Будет только хуже, но если он не скажет всю правду сейчас, потом она будет постоянно думать или подозревать что-то неимоверно плохое. Пусть лучше в эту минуту всё произойдёт.

— Говори, — нервно Тереза провела рукой по волосам, ощущая, какие потные у неё сейчас ладошки. Мужчина выдохнул.

— Я всё это время боялся, что ты начала новую главу, в которой нет меня. И ощущение, что я был позади, не знал ничего о тебе, о твоих будних днях, сподвигло на решение. Я следил за тобой. Не я сам, но были люди, которые время от времени приносили мне некоторую информацию о тебе.

— Люди? — уцепилась за это слово, не веря, что даже любой человек, мимо проходящий мог быть его представительным лицом. Заинтересованным лицом, но почему-то было ожидаемо, что Гарри будет узнавать о ней всё, если она сама ничего не рассказывает, — И многое ты знал?

— Всё, — уверенно произнёс, буквально вспоминая каждодневный отчёт, где описывались даже такие мелочи, как обед Терезы, кафе, в которые она ходила и люди, окружающие её.

— Покажи мне, — темноволосая не просила, прозвучал приказ, отчего мужчина скорчился. Там много информации, целая папка. И его задумчивость не укрылась от девушки, — Сейчас. Я хочу видеть.

— Пойдём. — Выдохнул, и они вышли молча из машины.

Вёл он её в кабинет, который так же, как и остальные комнаты в особняке, был полупустой. Минималистический. Приятный. Всё оказалось куда проще, когда мужчина вытащил небольшую бежевую папку из выдвижного ящика стола. Не особо уж и прятал.

Перед ней действительно предстало «всё». Куча фотографий. С деловых встреч. С обедов. С походов по магазинам. Даже некоторые были со свиданий. Последние обрывались на Адаме. Где они целовались, сидя на капоте автомобиля. Этим действием он залез в подноготную её личной жизни. Наивно было думать, что он быстро успокоится и отпустит её. Дурочка.

Дольше трёх минут она не смогла смотреть на текст, описывающий её распорядок дня, поэтому быстро откинула папку в сторону.

— Это омерзительно.

Холодными руками Гарднер обхватила себя, не желая рыдать перед ним. Нет, она не чувствовала, будто её предали, это было что-то другое. Словно жизнь ей больше не принадлежала, и она стала целью какого-то маньяка. Что-то нездоровое есть во всём происходящем. У неё был один единственный вопрос, который она посылала вверх, в небо: «Почему всё не может быть по-нормальному?».

— Четыре дня назад я уволил их. Никто за тобой больше не следит.

— Да, спасибо! Мне стало легче, — разочарованно усмехнулась, не представляя, какое имеют значения эти три дня по сравнению с остальными тремя месяцами лета?

— Я хочу, чтобы ты была всегда в безопасности, не окружала себя не теми людьми, которые сделают больно.

— Ты сейчас серьёзно? Мне наоборот кажется, что ты тот человек, который делает мне больно. Почему же от себя не огораживаешь?

— Я признаю, что всё сделанное неправильно.

Сердце разрывалось, девушка еле могла совладать своими эмоциями. Печаль. Грусть. Злость на происходящее. Гнев, посылаемый ему. Всё это каким-то образом не могло идти в противовес тёплым чувствам внутри. Он лжёт. Он скрывает. Он грубо нарушает её личное пространство. А она не может утопить чувство безграничной любви к нему, такому неправильному.

— Гарри, — голос дрогнул от тоски по тем дням, когда всё было проще. Сейчас ей нужно принять решение, и оттягивать момент больше нельзя, — я делаю всё, чтобы понять тебя и твои поступки, но… Пойми, я простой человек, который надеялся на красивую любовь, а не на слежку, не на проплаченную карьеру. Ты пытаешься помочь, но рушишь всё, и я теряю голову. — Он подошёл к ней близко-близко, обхватил руками, понимая, что она может сказать. Всё кончено. Это исход, который логичнее всего после сказанного и признанного, — Я теряю себя, свои принципы и мораль, которые всегда помогала мне стоять ровно на ногах. Из-за тебя. Мне надо всё переварить. Прости.

Это не было отказом. Не было решением. За это он ухватился.

— Малыш, — ему позволительно всегда так прикасаться к ней: окольцовывать одной рукой талию, гладить скулу с левой стороны и жаждать откровенно поцелуя, — Не люблю обещать, но всё же клянусь, что дам тебе дом, семью и счастье, которое ты так хочешь. Просто дай шанс, и мы пройдём через всё вместе.

«Вместе» застряло на его губах и в её голове. Он всего лишь нежно поцеловал её дрожащие от слёз губы. А затем она ушла, предаваясь рыданиям, по коридору. В своей спальне девушка переоделась, оставшись в белой майке и хлопковых шортах. Время было раннее, кушать не хотелось, поэтому она легла в кровать и, продолжая тихо плакать, начала думать.

Не хотелось вспоминать и уж тем более опираться на слова гадалки, но всё указывало на него. Гарри — тот самый. Возможно ещё в кабинете она могла простить все эти выходки, улыбнуться и сказать: всё будет хорошо. Но есть одно «но». Тереза уважала свои принципы, свою теорию жизни. Людей, которые предают, нужно выпроваживать за дверь. Юношеское сердце, конечно, немного изувеченное, раненное в прошлом, хотело любви, именно его любви.

Лёжа в кровати, она плакала не потому, что было больно из-за всплывшей правды. Она оплакивала и выпроваживала не его из своей жизни, а принципы. Всё менялось. Оказалось, что нужно сломать себя, чтобы дать шанс счастью прийти в дом. Ей хотелось светиться от любви, и он мог дать ей это — в этом была уверенность.

Когда слёзы высохли, прошло чуть больше часа с их разговора. Гарднер опустила ноги с кровати, ощущая собственный противный жар. Ох, этот Лос-Анджелес. И пошла к нему. Именно сейчас дом оказался большим по сравнению с крошечной Терезой. Босиком подошла к белой двери и подняла руку, чтобы постучать. Не стала. Она была хозяйкой дома. Поэтому зашла без стука.

Гарольд, свесив голову