Позывной: «Варяг». Спасти Севастополь! - Валерий Большаков

На троих пулеметчиков хватило одной противопехотной.

Жилин усмехнулся. Когда он еще в далеком 41-м подкинул идею гранатомета, то ничего, кроме эскиза и некоторых технических деталей, предложить не смог.

Но советским конструкторам и этого хватило.

В принципе еще в 39-м в Красной Армии применялись гранатометы Дьяконова и Таубина, но были они «совсем не то».

А вот РПГ – это вещь! Никакие PIAT и базуки с фаустпатронами с ним и рядом не стояли.

Метров через сто туннель перегораживали ворота. Запертые.

Ими занялся осназ – заминировав створку, Тимофеев с подручными скомандовал: «Open!» Охрана не послушалась, и тогда взрыв вынес половину створки, зашибив заодно и охранников.

За очередным поворотом открылось бомбоубежище – здесь на лавках сидело сотни две лондонцев. Старики, женщины с детьми, отроки с противогазами через плечо.

При появлении десантников поднялся крик, все вскочили и заметались, не ведая, как спастись от злобных большевиков.

Жилин вытащил пистолет и пальнул в потолок. Резкий звук выстрела подействовал как надо – все замерли.

– Всем оставаться на своих местах! – резко сказал Иван, подпуская металлу в голос. – Можете возвращаться в свои дома или отсиживайтесь здесь. Мы не варвары и бомбить Лондон не собираемся. Сидите тихо и не высовывайтесь. Пошли, ребята.

Англичане и англичанки сидели, оцепенев, тискали своих детей и со страхом провожали русских солдат.

А русские солдаты тихонько просачивались в Адмиралтейскую цитадель. Это был огромный центр на двести с лишним комнат, выстроенный на пересечении Хорс-Гардс-роуд, Сторис-гейт и Грейт-Джордж-стрит. Сверху его прикрывало здание Казначейства, чей первый этаж залили бетоном, и он стал крышей цитадели.

В коридорах и комнатах потолки подпирались мощными стальными балками и откосинами, поверху тянулись трубы канализации и вентиляционные короба; крашеные стены выглядели аскетично, по-военному.

Надо полагать, что обитатели бункера просто не ожидали атаки, надеясь отсидеться или лелея мечты о разгроме Красной Армии.

Первыми в цитадель ворвались осназовцы – быстрыми, смертоносными тенями они проносились по коридорам, стреляли, не раздумывая, если видели перед собой людей с оружием.

Служащих – всяких машинисток, телефонистов, мелких клерков – не трогали, запирали и шли дальше.

Жилин заглянул в одну из комнат, предназначенную для шишки из правительства. Ничего особенного: койка, стол, стул, тумбочка, комод. Крошечный коврик на полу. Ночной горшок, тазик и кувшин. Мило.

В кабинете начальников штабов народу было мало – пару генералов молодцы Тимофеева мигом упаковали. Иван оглядел кабинет – длинный и узкий. Стены увешаны картами, во всю длину – стол да стулья.

– Мы уже рядом!

Тут десантники приволокли извивавшегося британского офицера, он брыкался, изрыгая черную брань.

Сохраняя безразличное выражение лица, Жилин запустил руку ему в карман и вытащил документы.

– Чарльз Ральфи Томпсон, – прочел он. – Полагаю, вы тот самый военный помощник «жирного борова». Проводите нас к нему.

– Ни за что! – пылко воскликнул Томпсон.

Иван пожал плечами:

– В расход.

Жилин обошел военного помощника и пошагал дальше. Сухой пистолетный выстрел засвидетельствовал смерть преданного человека. Врага, более опасного, чем обычный противник.

– Кажется, нам сюда.

Отворив дверь с табличкой «Пожалуйста, тише», Иван оказался в комнате, соединенной с кабинетом. Слева – большая кровать, справа, за бетонной колонной, кресла в рядок, а у противоположной стены располагался письменный стол, за которым восседал сэр Уинстон Леонард Спенсер-Черчилль.

Полюбовавшись его жирным загривком, Жилин подумал, что англичане сами во всем виноваты. Выбрали бы себе премьером, как «в той жизни», Клемента Эттли и горя б не знали.

Эттли ни за что не решился бы на военные действия, убоявшись последствий. А вот боров пошел ва-банк.

И проиграл.

Премьер-министр грузно развернулся в кресле, перекашивая бульдожье лицо.

– В чем дело? – спросил он неприятным голосом. До него еще не дошло.

– Гражданин Черчилль, – сказал Иван, – вы арестованы.

Глава 27

Китовый залив

Исландия, 28 октября 1945 года

Когда в 43-м СССР открыл «второй фронт», высадив войска на Сицилии, у европейцев хватало страхов и опасений, которые умело разжигали «союзнички» – Англия и Америка. Но вот уже два года минуло с той поры, а в ГУЛАГ так и не засадили никого из жителей «свободного мира».

Сталин не торопился, он осторожно и взвешенно принимал решения, руководствуясь интересами не сегодняшнего дня, а столетия.

Фашисты в Италии сидели в тюрьмах, иных расстреляли, однако никто не покушался на папу римского – понтифик по-прежнему слал благословения из Ватикана. Его, правда, убедительно попросили не нагнетать обстановку и не лезть в политику – думайте о душах праведных и грешных, Ваше Святейшество.

В Германии судили нацистов. Гитлер не исхитрился, как «в прошлой жизни», бежать в Южную Америку – повесили Адольфа Алоизыча. И Геринг висел рядом с ним, и Гиммлер, и Мюллер, и Борман, и Менгеле, и прочие фюреры рангом пониже. Заводы «ИГ Фарбениндустри», «Рейнметалл», «Фридрих Крупп», «Мессершмитт АГ» и прочие, запятнавшие свою деловую репутацию, были национализированы, но бизнес не только не сдулся, а, напротив, пошел в рост. Тем более что Советский Союз завалил немцев заказами. Впрочем, советские наркомы не стеснялись и вывозить в СССР целые заводы, выпускавшие оптику, автомобили, станки, радиотехнику – опыт был. Сколько производств в войну пришлось спешно эвакуировать на Урал и в Сибирь!

Можно сказать, что немцы, итальянцы и французы только выиграли от того, что их оккупировали не американцы, а русские. И чуть ли не самое главное для многих и многих – не пострадали «кровь и почва».

Да, Италия потеряла все свои колонии, но это было только справедливо. Зато Германия не была «обкусана» по краям жадными соседями, сохранив в целости и единстве коренные немецкие земли. Польша, правда, повякала малость насчет выхода к Балтийскому морю, но нарком Молотов был краток. Если перевести его мнение по этому вопросу с округло-дипломатического на приземленно-человеческий, то звучать оно будет примерно так: «Обойдетесь!»

И кое-кто в Англии, уже примеряя статус оккупированной территории, находил в сложившемся положении все больше и больше плюсов.

Русские не покушались на вековечные устои европейской цивилизации, а лишь поправили их да обстругали по-новому. И британская армия совершенно пала духом, когда Совинформбюро объявило о подготовке в Берлине международного конгресса, на котором подведут итоги войны и наметят контуры грядущего устройства мира.

Японцы были приглашены на это «мероприятие», как и китайцы. Послали приглашение и в Вашингтон, но американцы не ответили. Наверное, их малость ошарашило требование СССР выдать президента Трумэна, чтобы судить его как военного преступника.

Разумеется, объявление о Берлинском конгрессе несло в себе изрядную долю «пиара».

Получалось, что вторая битва за Британию походила на скоротечную заварушку, сроки которой давно уже определены в Кремле. Барахтайся не барахтайся, а конец один.

К 28 октября советские войска, заняв Бристоль и Оксфорд, вышли на линию Глостер – Нортгемптон – Кингс-Линн, развивая наступление в направлении Бирмингем – Манчестер.

Пленение Черчилля и короля Георга VI внесло в ряды английских военных раздор и упадок духа, поэтому советские танки, бывало, проходили в день по 70 километров, не встречая ровно никакого сопротивления.

РККФ между тем разжился еще одним линкором – новейшим и крупнейшим кораблем «Вэнгард», которому до введения в эксплуатацию оставалось всего несколько месяцев. С названием не стали мудрить и попросту перевели английское на русский – «Авангард».

В те самые дни авианосец «Советский Казах-стан» и линкор «Иоанн Грозный» так и не дошли до английских берегов – им было приказано, не сбавляя хода, двигаться к Исландии. Туда же направились тяжелые крейсеры «Карл Маркс» и «Фридрих Энгельс».

В то время Исландия уже была оккупирована Англией и Америкой, боявшимися, что немцы нагрянут на остров первыми. Американцы высадили в Рейкьявике около сорока тысяч солдат – больше, чем мужского населения среди исландцев…

Дядя Миша ходил вокруг штурмовика, изредка поглядывая на север, где все резче и четче очерчивался берег Исландии. За время своего едва ли не кругосветного путешествия он насытился экзотикой.

Память хранила виды дальних стран и таинственных островов. Самыми яркими, конечно же, оставались воспоминания о Гуаме – вот уж где душа переполнилась впечатлениями!