Нашествие. Мститель - Виктор Глумов

Все прошло буднично и как-то чересчур легко: скупой кивок надзирателя, кабинет начальника тюрьмы, снова — вежливый кивок и удивленный взгляд. Долгий путь — коридор загибался полукругом, и по обе стороны от прохода ржавели двери в камеры. Из освещения — лишь тусклые синеватые лампочки, от света которых кожа приобретала мертвенный оттенок.

Дверь в Юлькину камеру ничем не отличалась от других: бурая, в струпьях ржавчины, блестит лишь ручка. Надзиратель, кряхтя, отстегнул от пояса звякающую связку ключей.

Щелкнул замок, заскрежетали петли.

Ксандр сглотнул. Там, за дверью, его женщина. Жена. Любимая. Сердце пропустило несколько ударов, прежде чем надзиратель посторонился, освобождая проход. Юля лежала, поджав колени и обхватив себя руками, в темной (фонарь надсмотрщик принес с собой) камере на куче прелой соломы. Одета она была в длинное платье, открывавшее лишь кисти и стопы. Не вскочила, даже не обернулась на гулкие звуки шагов. Что с ней? Без сознания или демонстративно не замечает мучителей?

Что они с ней делали?! Пытали?

Ксандр осторожно шагнул вперед, опустился на корточки, тронул ее плечо:

— Юля… Юлька…

Юльку остригли почти налысо, но Ксандр узнал и спину, и плечи… Перед ним — его жена, пусть и лишенная роскошной шевелюры. Бедная. Тяжело ей пришлось.

— Юля, — Ксандр осторожно погладил Юлю по голове — короткие волосы защекотали ладонь. — Я заберу тебя.

Надзиратель, пыхтевший за спиной, хмыкнул. Ксандр решил, что убьет его чуть позже, сейчас он не мог отвлекаться на такие пустяки.

Юлькины пальцы были бледно-желтыми.

Ксандр встал на колени и обеими руками потянулся к жене. Юлька реагировала странно: сжималась, не издавала ни звука, но отмахиваться не пыталась. Ксандр попытался перевернуть ее на спину — бесполезно.

Вот ведь упрямица! Да, у нее есть право обижаться, но он же не виноват!

— Юлька, — с нарочитой строгостью сказал Ксандр, — прекрати. Да, тебе было нелегко. Но ты таких дел натворила, тебя казнили бы, если бы не я. Ну-ка посмотри на меня. Ну, посмотри на меня, девочка, всему можно помочь…

Тут он вспомнил сына: не всему. Смерть — вот чего нельзя изменить.

— Никто не умер, — продолжил Ксандр, убеждая сам себя.

Надсмотрщик, вархан из какого-то мелкого клана, заржал в голос — задрожал луч фонарика, тень Ксандра заметалась по стене. Ксандр в ярости обернулся. Придется-таки убить наглеца прямо сейчас. Надсмотрщик надрывался, аж слезы на глазах выступили.

— Мастер… — Негодяй еще и позволил себе говорить! — Вы бы того-с. Вы что ж с ней болтаете-то… Она ж не понимает!

Ксандр мог прикончить его, не вставая с места, — его не обыскивали, и метательные ножи оставались при нём. Вместо этого, похолодев, Ксандр обернулся к Юльке. Поза эмбриона. Мышцы в спазме. Где-то он читал про такое. Кататонический ступор? Да, вроде бы так.

— Юлька! — Ксандр силой перевернул ее.

Юлька перекатилась, не меняя позы. Её широко раскрытые глаза разного цвета смотрели в никуда. Ксандру показалось, что они потухли, утратили эмоциональность и стали напоминать глаза старых кукол. Сейчас кукла лежит, но веки не смыкаются. Значит, кукла сломана. Из уголка её губ на щеку стекала слюна.

Ненависть захлестнула Ксандра. Молча он обернулся к тюремщику, готовый не пришибить даже — вцепиться зубами в глотку, чтобы его кровью утопить свою боль.

— Память-то забрали, — развел руками ничего не подозревающий вархан, — и не осталось ничего. Они после навроде младеней. Даже жрать сами не могут. Одно милосердие — прибить.

— Я тебя… — Ксандр задохнулся — понял, о чем предупреждал Галебус.

Мастер Нектор бер᾿Грон отдал Ксандру жену, сдержал обещание. Её состояние не обговаривалось. Комиссар знал, что из темницы Ксандр выведет не вестницу, а безмозглый кусок мяса. И не выведет, а вынесет, потому что вряд ли она сумеет ходить.

Не убивать тюремщика. Не выдавать себя. Если сначала Ксандр думал, что его разорвет от ярости, то сейчас в душе, где раньше бушевало пламя, простиралось пепелище. Остались лишь обгорелые стены. Над мертвым миром восходило багряное солнце. Здесь обязательно снова поселится… не любовь, нет. И не ненависть — горечь. Правильнее оградить омертвевшее высокой стеной и закатать воспоминания в бетон. И как-то жить дальше.

Взял Юльку на руки — все ее мышцы были напряжены, не расслаблялись. Юлька не понимала, кто она, не помнила Ксандра, не знала, что ее освободили.

Освободили от всего.

От памяти о ней самой. От гибели ребенка на далекой, нереально далекой Земле. От боли последних ее минут, от унизительных пыток.

Ксандр скинул свой плащ и закутал Юлю, вышел из камеры с женой на руках. Молча, не удостоив никого взглядом, не чувствуя тяжести скрюченного тела, проследовал обратно по коридору, по лестнице наверх. Ничего вокруг не замечая, покинул Центаврос. Пересек площадь. Узкой улицей добрался до своего дома, поднялся на второй этаж. Толкнул незапертую дверь, положил Юльку на кровать — на бок, чтобы ей было удобней.

Сел на стул, подперев голову рукой. То, что он давил в себе, что отодвигал, сжималось комком в горле и грозило задушить. Мир перед глазами расплылся, покачнулся, и Ксандр, уткнувшись лицом в ладони, дал волю слезам.

Тяжко, ох тяжко быть первым лицом на Териане! Пусть Нектор считает себя точкой отсчета, Галебус-то знает, кто на самом деле правит бал!

Он позволил себе печаль по Мио — короткий укол скорби — и, чтобы воздать манкурату должное, до отвала накормил Куцыка — красотка Агайра никому уже не была нужна.

Галебус воздал должное и Эйзикилу: всю ночь и утро он руководил погребальным обрядом, вместе с другими тёмниками обращался к Бурзбаросу, вверяя ему душу преданного служителя. Потом пришел Ксандр-Дамир, сам на себя не похожий, сначала радостный, потом зверем зыркал.

Нектор, бездушный, черствый тип, согласился отдать Ксандру его женщину. И не предупредил, естественно, на что женщина будет похожа после извлечения памяти. Галебус поцокал языком и горестно покачал головой. Он тайком от Нектора заполучил Юлю и допросил. Не по старинке, как ему нравилось, а в пыточной тёмников. С расчетом на то, что она уже никому не расскажет, кто такой Ксандр.

Сейчас Галебус расположился в кабинете, налил вина. Куцык, свернувшийся у ног, зевнул и ткнулся мордой в лапы. Уютно потрескивали дрова в камине, свежий аромат смолистых дров перебивал смрад сгоревшего города. Одно беспокоило Галебуса, преследовало и заставляло вздрагивать от каждого шороха. Дамир на месте Ксандра его уже давно убил бы, и никто бы не догадался, что у парня был мотив. Так что стоило его припугнуть несуществующим письмом. Пыл юноши сразу остыл. А ведь письмо необходимо! Вдруг Дамир все-таки решится? Тогда убийцу покарают даже после его, Галебуса, смерти!

Это первая и самая большая опасность. Но никто не отменял другие, менее явные. Теперь величие Галебуса — на виду. Вся мощь его интеллекта, весь багаж его знаний. Найдутся завистники, найдутся и недовольные. Пока у Галебуса нет Забвения, ему нечем ответить обидчикам. Наверняка уже плетутся за спиной интриги, и недоброжелатели строят планы, как бы его извести. Потому нужно устранить возможных конкурентов.

Он отпил глоток терпкого ангулемского вина. Смириться с гибелью тела можно. Но с гибелью души? Галебус не знал, что ждет его после смерти. Одного он хотел: и оттуда, из звенящей пустоты, дотянуться до обидчиков.

Галебус придвинул листок бумаги, плотной, белой, с золотым обрезом. Обмакнул ручку в алые чернила — статусная вещь! И принялся писать, аккуратно, набело, круглым мелким почерком с обилием завитушек:

Мастер-комиссар Нектор бер᾿Грон!

Если вам передали это письмо, я мертв. Многие тайны я мог бы унести с собой в могилу. Но я не хочу этого. Желая величия и процветания клану бер᾿Гронов, я отсюда, из своего посмертия, делюсь тем, что знаю.

Некоторое время назад на Териане трагически погибли три брата: Дамир, Зармис и Ильмар бер᾿Гроны. Никому не известны были причины их смерти, только покойному мастеру Эйзикилу и мне.

Почему не поделились при жизни?

Мастер-комиссар, вы тоже много умалчиваете. И давайте не будем спорить теперь, когда я мертв…

Галебус полюбовался на ровные строки, перечитал. Хорошо, и весьма хорошо! Легкая ирония, столь приятная в разговоре между умными оппонентами. Представил себе перекошенное лицо Нектора и, широко улыбнувшись, продолжил:

Итак, мы знали правду. Дамир бер᾿Грон необычайно далеко продвинулся в поисках Забвения. Мы считали, что разум великого героя, утерян, однако это не так. Память Дамира сохранена в одном из землян, в Ксандре, заслуги которого перед кланом вы оценили, дав ему родовое имя бер᾿Гронов.

В памяти Ксандра — путь к Забвению, а значит, и величию.