Иван Грозный - Казимир Валишевский

Но одна выносливость еще не составляет всего, что нужно для войска. Плохо обученные и недисциплинированные войска Ивана в сущности не знали даже элементарных начал своего дела. Напасть на врага и окружить его в два или три раза большими силами, оглушить криками и шумом музыки – это было боевой тактикой русских. По-своему храбрые, они даже тогда, когда их силы были сломлены, редко просили пощады. Но опрокинуть их было легко. Они не имели понятия о правильных стратегических приемах и были беспомощны. К ведению осады, которая предстояла им под стенами Казани, они были приготовлены не лучше. В защите же укреплений они не имели соперников. Будучи заключены в стенах города, они не могли спасаться бегством и обнаруживали редкую стойкость, безропотно переносили голод и холод, тысячами погибали в своих деревянных и земляных укреплениях, постоянно возобновлявшихся их усилиями, и сдавались только доведенные до последней крайности. Вот почему в московских войсках были в употреблении переносные укрепления, состоявшие из досок с отверстиями для ружейных дул. Назывались они гуляй-городами. Этим объясняется и очень раннее развитие сильной артиллерии у русских.

Первые пушки были привезены из заграницы. Но уже при Иване III иностранные мастера отливали их в Москве. В петербургском арсенале до сих пор сохранилось одно орудие этого производства, с датой 1485 г. При Иване IV русское производство орудий усвоило себе западноевропейскую технику. Производились серпантины, называвшиеся здесь змеями, и разного калибра мортиры, среди которых встречались гауфницы, гаубицы позднейшего времени, и волкометки. По свидетельству Флетчера, ни один христианский государь той эпохи не имел такого множества орудий. Дженкинс любовался в 1557 г. упражнениями русских канониров, соперничавших в быстроте метания ядер и верности прицела.

Летописи говорят, что Иван привез в 1552 г. к стенам Казани 150 пушек. Без сомнения, цифра эта преувеличена, как и число войска, сопровождавшего эту артиллерию, будто бы равнявшегося 150 000. Но бесспорно, на этот раз царь должен был выступить со значительными силами. Чтобы решиться на это, нужны были серьезные усилия воли. Независимо от характерного для Рюриковичей нерасположения к случайностям войны, Ивана удерживали другие мотивы. Супруга его в скором времени должна была произвести на свет первого ребенка. Просьбы казанцев о помощи от крымцев оказались не напрасными, полчища нового хана Девлет-Гирея уже подступили к Туле. Молодой царь не изменил своего решения. Тула держалась стойко. 13 августа Иван был уже в Свияжске. Его присутствие здесь оказалось более полезным, чем кропление святой водой и поучение Макария. 23 августа он был под Казанью.

Город был защищен только деревянными и земляными укреплениями. Но гарнизон его, по словам летописцев, с первых дней приготовился к отчаянной защите. Осажденные правильно рассуждали, что им пощады не ждать. Они понимали, что в борьбе двух рас, двух государств, двух религий наступает решительный момент. До того времени Москва ограничивалась возвращением русских земель, если не считать кое-каких передовых укрепленных постов и Свияжска. Со взятием Казани она брала в свои руки один из древнейших оплотов мусульманства. Царя Эдигер-Магомета поддержал Крым присланным полководцем и отрядом отборного войска. Татары вспомнили свои былые доблести и победоносно отбили первые приступы русских. Иван боялся, что дело может снова затянуться до зимы, что было так нежелательно.

В сентябре разразилась сильная буря. Много шатров в лагере Ивана было разбросано. На Волге были разбиты лодки с провизией для войска. Осажденные ликовали и с высоты своих укреплений, которых не могла разрушить артиллерия Ивана, издевались над «белым царем». С бесстыдными телодвижениями, повернувшись спиной и подымая свое платье, как рассказывает летописец, они кричали: «Смотри, царь! вот как ты возьмешь Казань»… Кривляньями и неистовыми криками, точно производя заклинания, татары вызвали смущение в суеверных душах русских воинов.

Иван не падал духом. Колдовство татар вызвало сильные ливни, он велел привезти из Москвы чудотворный крест, с которым пришла и хорошая погода. Татары искусно поддерживали свои сооружения. Иван прибег к знанию иностранных инженеров, которые при помощи разных сооружений увеличили разрушительное действие артиллерии и приблизили роковую развязку. В народной поэзии эта осада разукрашена вымыслом и превращена в нечто подобное взятию Трои. Она продолжалась 8 и даже 30 лет. В действительности же в конце сентября пушечный огонь сделал возможным произвести решительный приступ. Он начался 2 октября 1552 г. Он давал осаждающим заранее обеспеченную победу, но на этот раз Иван не проявил своей настойчивости и энергии. Войска привыкли видеть его перед собой и повиноваться его команде. Они его боялись и повиновались. Теперь же его напрасно искали во главе рати. Вождь исчез, остался только Рюрикович, избегающий опасности кровавой сечи; он медлил и припадал к алтарю с горячими молитвами. На заре князь Михаил Воротынский готовился взорвать последние укрепления. В это время в церкви, устроенной среди русского стана, шло торжественное богослужение. Предание говорит, что успехи работ в подкопах увеличивались во время совершения самых торжественных мест православной литургии. Когда диакон провозгласил: «Воеже покорити под нози его всякого врага и супостата», последовал первый взрыв. После произнесения им евангельского стиха: «И будет едино стадо и един пастырь», последовал другой более сильный взрыв. Диакон и саперы сделали свое дело, теперь нужно было ворваться в город через образовавшуюся брешь. Стрелы и пули, призывы христианского и магометанского Бога смешивались в воздухе. К Ивану прискакал запыхавшийся боярин: «Государь, время ехать. Твои люди вступают в сражение с татарами, и твой полк ожидает тебя»… Но Иван с важностью отвечал одним из тех текстов священного писания, запас которых люди его времени и умственного развития хранили в своей памяти. Он говорил о пользе продолжительных молитв и не двигался с места. Явился новый гонец. Наступающее войска ослабевают; татары берут верх; присутствие государя во главе войска необходимо… Иван испустил глубокий вздох, из глаз его полились обильные слезы, и он громким голосом просил о небесной помощи.

В этом поведении молодого царя сказался характер его нации; многое, конечно, зависело и от его личных особенностей, от чрезвычайной нервности, которой он, как мы знаем, страдал. Нельзя сказать, чтобы это была трусость, так как скоро этот человек начнет подчинять своей несокрушимой воле огнем и мечом окружающих его, несмотря на их ненависть, и это будет делать двадцать лет подряд. Будущий глава опричнины не был трусом. Он был просто достойным потомком московских князей, собиравших Русь, но не на поле битвы, не подвигами храбрости, а путем темных интриг, торгашества и скопидомства, путем хитростей и стоических унижений. Ученики восточных государей усвоили азиатские наклонности к неге, презрение к телесным усилиям. Сражаться, наносить удары и рисковать в свою очередь подвергнуться им – это не дело государя, для этого у него есть подчиненные. Он повелевает, посылает людей на смерть и – молится.

Бояре же, окружавшие Ивана, смотрели несколько иначе. Вполне возможно, что кто-нибудь из них пытался даже силой вовлечь государя в битву. Но ему еще нужно было приложиться к чудотворному образу Сергия, выпить святой воды, съесть просфоры, получить от своего духовника благословение, испросить у священнослужителей отпущения грехов, прежде чем «идти пострадать за истинную веру». Наконец царь сел на коня и поскакал к своему полку, чтобы присоединить и его к сражающимся. Битва теперь уже подходила к концу, и нечего было бояться осажденных. Но и теперь, по свидетельству Курбского, против которого сам Иван не нашел возможным возражать, насилу удалось заставить царя двинуться вперед: бояре должны были взять лошадь его под уздцы…

Уже московские знамена развевались над неприятельскими укреплениями, и первые колонны проникли в город. Началась резня. Шесть тысяч казанцев напрасно пытались спастись, пустившись в брод через реку Казанку. Иван и не думал останавливать избиение. В то время даже на западе город, взятый приступом, обрекался на смерть. Одни только женщины и дети спаслись и были уведены в плен. После этого при пении «Тебе Бога хвалим» царь водрузил большой крест на том месте, где во время битвы развевалось знамя последнего казанского хана. Здесь должна была появиться церковь, и через два дня она уже была выстроена и освящена. В конце недели два правителя, князья Александр Борисович Горбатый и Василий Семенович Серебряный были оставлены в покоренном городе, а победитель поспешил в Москву к Анастасии.