Сияние снегов (сборник) - Борис Чичибабин

Церковь святого покрова на Нерли

Мы пришли с тобой и замерлии забыли все словаперед белым чудом на Нерли,перед храмом Покрова,

что не камен, а из света весь,из любовей, из молитв, –вот и с вечностию сведались:и возносит, и знобит.

Ни зимы меж тем, ни осени,а весна – без мясников.Бог растекся паром по земи –стала церковь меж лугов.

Мы к ней шли дорогой долгою,мы не ведали другой, –лишь душа жужжала пчелкоюнад молящейся травой.

Как подумаю про давнее,сколько зол перенесли,крестным мукам в оправданиеэта церковь на Нерли.

Где Россия деревенскаяниц простерлась, окружив,жил я, родиной не брезгуя, –потому и в мире жив.

Красоты ничем не вычислим:в Риме был позавчера,горд, скажу вам, и величественв Риме том собор Петра.

А моя царевна-скромницавсех смиренней, всех юней,да зато и зло хоронитсяперед радостною ней.

Дух восторгом не займется ль там,в Божестве неусомним,перед ней, как перед Моцартом, –как пред Господом самим?

Что ж ты, смерть? Возьмись да выморозь –да не выйдет ни шиша:незатмимым светом вымыласьвозлетевшая душа.

Лебедь белая, безмолвница,от грехов меня отмой!Кто в России не помолитсякрасоте твоей родной?

Горней радости учила ты:на удар – в ответ – щеку б!У тебя и мы – не сироты,и поэт – не душегуб.

Еще о Петре

Чудом вырос, телом крепок и душою бодр,на Руси, как дуб меж репок, император Петр.Вырос чудом, да недобрым, хоть за Прут уйти б:и доныне больно ребрам от царевых дыб.

Этот бес своей персоной, злобой на боярда заботушкой бессонной всех пообаял –оттого и до сегодня, на обман щедра,врет история, как сводня, про того Петра.

Был он ликом страховиден и в поступках люти на триста лет обидел православный люд,воля к действию была в нем велика зело,да не Божеским пыланьем мучилось чело.

То не он ли для России, оставляя трон,мнил, что смуты воровские кончены Петром?Не с его ль руки разросся в славе и молвепо мечтам Растрелли с Росси город на Неве?

Не за то ль к нему хранится в правнуках любовь,что свободных украинцев обратил в рабов?He его ль добра отведав, посчитай возьми,русских более, чем шведов, полегло костьми?

Как обозами свозили мертвые тела,так горой на том верзиле добрые дела, –вот уж подлинно антихрист – и в шагу тяжел:уж какие свет и тихость там, где он прошел!

А народ от той гнетущей власти-суетыуходил в лесные пущи, в темные скиты,где студеная водица, сокровенный мрак,ибо зло от зла родится, а добро – никак.

От петровского почина, яростно-седа,не оставила пучина светлого следа:дух в разладе, край в разрухе, а как помер он,коронованные шлюхи оседлали трон.

Я, конечно, у России даже не пятак,но когда б меня спросили, я сказал бы так:– Наше время – слава зверю, клетка для тетерь.Я ж истории не верю, и никто не верь.

Все дела того детины, славе вопреки,я отдам за звук единый пушкинской строки.Я отдам, да и не глядя, все дела Петраради в пушкинской тетради росчерка пера.

Дума о Карабахе

Апшеронская нефть оплатила безвинные смерти.В президентских ушах не гремит сумгаитский погром…Я солдатом служил в бедном городе Степанакертев приснопамятном сорок втором.

В том горячем краю, маршируя под небом орлиным,в деревенской молве я армянские слышал слова жи с тех пор полюбил, будто от роду был армянином,на камнях испеченный лаваш.

Изнемогший, дремал под армянских шелковиц листвою,с минометным стволом на армянские выси взбежав.Я там жил наяву, – как же мне согласиться с Москвою,что земля эта – Азербайджан?

Пусть Армении стон отдается в сердцах как укор нам.Как Христу на кресте, больно кронам ее и корням:в закавказской дали, в том краю, в Карабахе Нагорномкаждый день убивают армян.

Перед крестной землей преклонюсь головою и сердцем.Как там други мои? Сколько лет как ни вести от них.И не все ли равно, кто грешней – Горбачев или Ельцин? –все мы предали наших родных, –

не по крови родных, а по духу, по вере, по сути,по глубинному свету евангельских добрых надежд.Упаси нас, Господь, от немудрых и взбалмошных судей,от имперских лжецов и невежд.

Чтоб за нашу вину нас в аду не замучили черти,в каждой русской душе, стон Армении, будь повторен…Я солдатом служил в бедном городе Степанакертев приснопамятном сорок втором.

«О, злые скрижали…»

О, злые скрижали,чей облик от крови румян!Всегда обижалии вновь обижают армян.

Звериные страстии пена вражды на губах.Безглавые властина смерть обрекли Карабах.

Там дети без крова,там села огнем спалены,а доброго словани с той, ни с другой стороны.

От зла содрогнулисьстаринные храмы в горах.Дрожа и сутулясь,над жертвами плачет Аллах.

От пролитой кровиземля порыжела на треть.Армянам не внове,да как нам в глаза им смотреть?

С молитвой о чудечего мы все ждем, отстранясь?Ужель мы не люди,и это возможно при нас?

Там души живые,там лютого ада круги…Спаси их, Россия,и благом искупишь грехи.

Абхазия – пейзаж с распятием

Лежит и видит снынад морем в кукурузкеАбхазия, Апсны –«страна души» по-русски.

Ее здесь отковалкузнец под жар и сырость,чтоб в ней десятка дванародов разместилось.

От зла отторжена,в рай двери отперевши,небрежно тишинастоит на побережье,

чтоб мы с тобой могличасами слушать вдовольпальмоголовых лирмногоязычный говор,

чтоб хмелем тем дыша,любовью не скуделасчастливая душаФазиля Искандера.

В сверкающих садахгрузина ли, абхазаобрадованным какглазам не разбегаться?

То тучками ягнясь,то в ясное уставясь, –такой с тобою в насАбхазия осталась…

Вдруг там стрельба и кровь,и ярость перед схваткой,и рушащийся кровнад детскою кроваткой,

и, кто был брат и друг,с тем больше нет житья вам, –и в человеке вдругпроснулся зверь и дьявол.

Певучих лет хрустальстраданьем лиц наполнен.Да это те края ль,что мы с тобою помним?

Как душами мертветьживым над тем, что любим?Скажи, Фазиль, ответь,зачем все это людям?

Какой у них мотив,чтоб убивать друг друга?..А я совсем один,лишь дум на мне дерюга.

С пристрастием молвыкак разобраться в шуме?Не видно из Москвы,что деется в Сухуми.

Мы ж видеть не хотим,как распято добро там,что делает одиннарод с другим народом.

Кем считан трупов ряд,растерзанные груди?И это все творятне кто-нибудь, а люди.

Зачем же я живув безжизненное время,по смертному жнитвувздымая смерти бремя?

Покуда я несураспятие с пейзажем,никто за ложь-посулне снят и не посажен.

Да что ни говори,а целы остаютсябесовства главари,болталы-властолюбцы.

Где ж слово мне найти,в какой словарь вопхаться,чтоб словом тем спастигрузина и абхаза?

Меж трупов и калеквзываю, неопознан:опомнись, человек!Опомнимся, да поздно.

Один я, и ничемне рознюсь я со всеми.Скажи, Фазиль, зачемнас распинает время?

«Мне чужд азарт невежд и краснобаев…»

Мне чужд азарт невежд и краснобаев,цвета знамен сменивших на очах,в чьих святцах были Ленин и Чапаев,а стали вдруг Столыпин да Колчак.

Забыв, что сами родом из холопов,рядятся скопом в бары да в князья,по кудрям плачут, головы снеся,царя сулят, империю прохлопав.

Во мне ж иной задаток повторен.Я был хохлом, холопом, бунтарем.Под цвелью царств – народа первозданность.

Тот крестный путь вменив себе в устав,я красным был, и, быть не перестав,каким я был, таким я и останусь.

«Вновь барыш и вражда верховодят тревогами дня…»