Зимняя луна (Ад в наследство) - Дин Кунц

Эдуардо закрыл и запер на задвижку окно и пошел наружу - сидеть на переднем крыльце. Две белки уже были здесь, в траве, ожидая его. Когда Эдуардо сел в кресло-качалку из орешника, одна из маленьких тварей осталась в траве, но другая взобралась на верхнюю ступеньку крыльца и продолжила наблюдение за ним с этого угла.

Той ночью, лежа в кровати в своей снова забаррикадированной комнате, пытаясь заснуть, он слышал, как белки носятся по крыше. Маленькие коготки царапали кровлю.

Когда он наконец засунул, ему приснились грызуны.

Следующий день, двадцать второго июня, белки оставались с ним. У окна. Во дворе. На крыльце. Когда он вышел прогуляться, они следовали за ним на расстоянии.

Двадцать третьего было то же самое, но утром двадцать четвертого он нашел мертвую белку на заднем крыльце. Сгустки крови на ушах. Высохшая кровь на ноздрях. Глаза, вывалившиеся из впадин. Он нашел двух других на дворе и четвертую на ступенях переднего крыльца, всех в таком же состоянии.

Они выжили под контролем больше, чем еноты.

Очевидно, что пришелец учился.

Эдуардо, решил позвонить доктору Поттеру. Но вместо этого, собрал четыре тельца и перенес их в центр восточного луга и бросил в траву, где любители падали могли их легко найти и пожрать.

Подумал еще о воображаемом ребенке на далеком ранчо, который мог видеть фары "чероки" две недели назад, когда он возвращался от ветеринара. Напомнил себе, что обязался этому ребенку - или другим детям, которые действительно существуют, - рассказать Поттеру всю историю. Он должен попытаться ввести власти в курс дела, даже если для того, чтобы ему кто-либо поверил, придется пережить бесполезные и унизительные обследования.

Может быть, это было от пива, которое все еще глотал с утра до вечера, но он больше не мог испытать чувство общности, которое пережил в ту ночь: всю свою жизнь провел, избегая людей, и не мог в один миг найти в себе желание слиться с ними.

Кроме того, все изменилось, когда он вернулся тогда домой и нашел свидетельства присутствия "гостя": крошащиеся шмотки земли, мертвых жуков, земляных червей, полоску голубой ткани на углу дверцы плиты. Он в ужасе ожидал следующих ходов в этой части игры, все еще отказываясь размышлять о ней, немедленно блокируя любую запрещенную мысль, которая возникала в его измученном мозгу. Когда, наконец, эта страшная схватка произойдет, он не сможет разделить ее с незнакомыми людьми. Ужас был слишком личным, предназначенным для него одного - ощущать и терпеть.

Он все еще записывал в дневник происходящее, и в желтом блокноте появился отчет от белках. Но ни желания, ни сил фиксировать свои наблюдения так же детально, как делал это вначале, у него не осталось: писал так сжато, как возможно, не отбрасывая ни одной имеющей отношение к делу информации. Считая всю свою жизнь ведение дневника обременительным, теперь он был неспособен прекратить это.

Пытался понять пришельца, записывая все это. Пришельца... и себя.

В последний день июня он решил съездить в Иглз Руст - купить всякой бакалеи и других продуктов. Теперь, когда он считал, что живет глубоко в тени неизвестного и фантастического, ему казалось, что каждое светское действие - готовка пищи, заправка постели каждое утро, покупки - какая-то бессмысленная, пустая трата времени и сил, абсурдные попытки приделать фасад нормальности к существованию, которое было искаженным и странным. Но жизнь продолжалась.

Когда Эдуардо вывел "чероки" из гаража на дорожку, большая ворона соскочила с перил переднего крыльца и пролетела над капотом машины, широко размахивая крыльями. Он нажал на тормоза и остановил мотор. Птица парила высоко в серо-пятнистом небе.

Позже, уже в городе, когда Эдуардо вышел из супермаркета, толкая впереди себя тележку с покупками, ворона сидела на капоте его автомобиля. Он подумал, что это та же самая птица, что встретилась ему меньше двух часов назад.

Она оставалась на капоте, разглядывая его через ветровое стекло, когда он пошел к задней части "чероки" и открыл багажник. Пока он запихивал сумки за заднее сиденье, ворона не спускала с него глаз. Она продолжала смотреть и тогда, когда Эдуардо отогнал пустую тележку к супермаркету, вернулся, и сел за руль. Птица поднялась в воздух, только когда он завел мотор.

Шестнадцать миль монтанской дороги ворона следовала за ним в вышине. Он мог держать ее в поле зрения, нагибаясь к рулю, чтобы глядеть сквозь верх ветрового стекла или просто высовываясь через боковое окно, в зависимости от положения птицы, которое она меняла во время своего наблюдения за ним. Иногда она летала параллельно, сохраняя дистанцию, а иногда выбивалась вперед так далеко, что превращалась в пятнышко, почти исчезла в облаках, только затем, чтобы совершив облет, вернуться и снова двигаться параллельно его курсу. Ворона была рядом всю дорогу домой.

Пока Эдуардо ужинал, птица сидела на внешней раме окна северной стены кухни, там же, где он видел белку-часового. Когда он оторвался от еды, чтобы поднять нижнюю половину фрамуги, ворона убралась с окна, подобно белке.

Он оставил окно открытым, пока не закончил ужин. Освежающий бриз сдул птицу на сумеречный луг. Но прежде чем Эдуардо дожевал последний кусок, ворона вернулась.

Птица продолжала сидеть на открытом окне, пока он мыл посуду, вытирал ее и ставил на место. Она отслеживала каждое его движение блестящими черными глазками.

Он взял еще пива из холодильника и вернулся за стол. Уселся на другой стул, не тот, на котором был во время ужина, а ближе к вороне. Они сидели на расстоянии вытянутой руки друг от друга.

- Чего ты хочешь? - спросил старик, удивляясь, что не видит ничего дурацкого в подобной беседе с мерзкой птицей.

Конечно, он разговаривал не с вороной. Он обращался к тому, что ей управляло. К пришельцу.

- Ты хочешь просто смотреть на меня? - поинтересовался он.

Птица глядела.

- Тебе хочется поболтать?

Птица подняла одно крыло и, засунув под него голову, клювом принялась раздвигать перья, как будто выклевывая блох.

Глотнув еще пива, Эдуардо произнес:

- Или ты хочешь управлять мною так же, как этими тварями?

Ворона попереминалась с ноги на ногу, встряхнулась, вздернула голову и уставилась на него одним глазом.

- Ты можешь вести себя как обычная пичуга сколько хочешь, но я-то знаю, что ты не такой, совсем не такой.

Ворона сохраняла спокойствие.

За окном сумерки уступили место ночи.

- Ты можешь управлять мной? Или, может быть, ты ограничен во власти - только над простыми существами, с менее сложной нервной системой?