Невеста горца. Долг перед кланом - Злата Романова

то «работаю спустя рукава». Пустые обвинения, которые на самом деле для него самого не значат ничего, кроме способа донести свою обиду.

Сегодня он приехал в офис, чтобы обсудить некоторые дела. Мы сидим друг напротив друга, и между нами словно невидимая стена. Он медленно перелистывает бумаги, делая вид, что очень внимательно читает. Я же спокойно жду, когда он наконец соизволит закончить свой театр.

– Ты мог бы лучше проверять документы, – внезапно произносит он, не поднимая глаз. – Невнимательность в делах говорит о многом.

Я молча вздыхаю. Очередной мелкий укол, очередное необоснованное замечание, призванное вывести меня из себя. Внутри поднимается раздражение, но я быстро беру себя в руки.

– Все составлено верно, дядя, – спокойно говорю я. – Если есть конкретные ошибки, покажи мне.

Он не отвечает сразу, продолжая листать бумаги с притворным вниманием. Затем медленно поднимает голову и смотрит на меня своим тяжелым взглядом.

– Ты знаешь, о чем я говорю, Асад, – произносит он ровным голосом, полным скрытого недовольства. – О невнимательности и несерьезности в целом.

– Дядя, если хочешь поговорить о другом, скажи прямо, – отвечаю я, не отводя взгляда. – Я устал от этих игр.

Он хмурится, его губы сжимаются в тонкую линию.

– Это не игра, Асад. Это вопрос уважения.

– Я уважаю тебя, – спокойно отвечаю я. – Но если ты ждешь от меня извинений за то, что я защищал Амиру, то напрасно. Мне не за что извиняться.

В комнате повисает тягостная тишина. Чингиз молчит, буравя меня взглядом. Я чувствую, как в воздухе разливается напряжение, но не отвожу глаз, не давая ему повода думать, будто меня мучают сомнения.

– Иногда нужно уметь уступать, – говорит он, наконец, с нажимом.

– Иногда нужно уметь признавать свою неправоту, – отвечаю я спокойно, но твердо. – В этот раз я не был неправ.

Он отбрасывает бумаги в сторону, явно раздраженный моей реакцией. Я вижу, что он хотел иного: смирения, покорности, желания задобрить его. Но он не получит этого от меня. Я не считаю себя виноватым.

– Ты изменился, Асад, – с горечью произносит он. – Это твоя жена так влияет на тебя? Зря я навязал ее тебе, она хоть мне и родная, но характер у нее дурной.

– У моей жены прекрасный характер, дядя. Но меня оскорбляет, что ты думаешь, будто у меня нет своего мнения. Разве за все эти годы ты еще не понял, какой я человек?

Чингиз смотрит на меня еще несколько секунд, затем раздраженно машет рукой.

– Мне не нравится твой тон, Асад, – резко произносит он. – Говори что хочешь, но до женитьбы ты не выступал против меня.

– Ты тоже раньше не пытался за моей спиной выдать замуж моих сестер, дядя. Ты ведь знаешь, как я дорожу своей семьей. Я женился на Мине по твоей просьбе и не жалею об этом. Я благодарен. Но выдавать Амиру замуж за негодяя было твоим худшим решением. Отныне я хочу провести черту между нашими личными и рабочими отношениями. Да, мы родственники, но решения относительно своей семьи я буду принимать сам, без твоего вмешательства. А что касается работы… Ты мой начальник. Как скажешь – так и будет.

– Вот значит как! – едва сдерживает ярость дядя, глядя на меня прищуренными глазами. – Что ж, будь по-твоему, Асад. Мы родственники, ты прав, но ты переступил черту и проявил неуважение ко мне. Я больше не могу доверять тебе. Я передаю твою должность Азамату.

Если он надеялся этим уязвить меня, то просчитался.

– Как пожелаешь, – отвечаю сухо. – Я сегодня же напишу заявление.

– Это не значит, что ты уходишь из компании, – хмурится дядя Чингиз. – Ты просто больше не являешься ее руководителем.

– Я все же предпочитаю уйти, – говорю, глядя ему в глаза и едва скрывая улыбку. – Моя репутация не позволяет мне быть на вторых ролях возле неопытного мальчишки, дядя. Не беспокойся за меня, у меня есть несколько хороших предложений. До сих пор я не уходил из уважения к тебе, но раз ты сам этого хочешь, я могу со спокойной совестью попробовать себя в другой сфере. Банковское дело мне как-то приелось.

Он не находится с ответом, но по выражению его лица я вижу, что он уже жалеет о своих словах. Слишком поздно. Я не солгал, я давно хотел поменять род деятельности, но не позволял себе уйти от него, слишком преданный и обязанный ему за свою хорошую жизнь. Однако, я не могу посвятить ему всю свою жизнь. Пора начать думать о себе и о своей маленькой семье, а не о благополучии всего рода Ардашевых.

Я встаю и спокойно направляюсь к двери. Перед выходом останавливаюсь и поворачиваюсь к нему.

– Я надеюсь, что однажды ты поймешь, почему я так поступил, дядя. И, возможно, тогда мы сможем поговорить как раньше. По-настоящему.

Он молчит, отвернувшись к окну. Я закрываю дверь за собой, чувствуя, как напряжение медленно покидает меня. Внутри остается неприятный осадок, но одновременно приходит облегчение от того, что я не позволил ему манипулировать собой.

Если дядя Чингиз хочет продолжать вести себя как обиженный ребенок, это его право. Я же буду продолжать вести себя так, как считаю нужным, защищая тех, кого люблю, и не принося извинений за свои принципы.

Глава 24

Вернувшись домой после разговора с дядей Чингизом, я чувствую странную смесь легкости и тревоги. Решение, которое я принял, далось нелегко, но теперь я знаю, что поступил правильно. Мина встречает меня у порога, сразу замечая, что что-то не так.

– Что случилось? – спрашивает она, внимательно всматриваясь в мое лицо. В ее глазах отражается беспокойство.

Я вздыхаю и посмотрев, нет ли поблизости Анисы, украдкой целую невероятно аппетитные губы своей жены, вызывая на ее лице смущенный румянец.

– Я больше не работаю на дядю Чингиза, – объявляю я спокойно.

Мина округляет глаза.

– Почему? Что случилось? Ты в порядке?

Я легко улыбаюсь, сжимая ее ладонь и поворачивая ее в сторону кухни, чтобы поговорить там наедине, без Анисы.

– Не волнуйся, со мной все хорошо, – уверяю я ее. – Дядя не уволил меня, я сам решил уйти. Я давно перестал получать удовлетворение от этой работы. Все время было ощущение, что я иду