Княжич варяжский (СИ) - Мазин Александр Владимирович

Пустота под сердцем. Шесть зим назад копченые убили отца. Теперь — всех.

Ядвара встала, отошла к лощинке, чуть приподняла юбки, чтоб не замочить, облегчаясь.

Приглядывавший за пленницей печенег ничего не сказал. Только пялился. Ему было велено присматривать за Ядварой, но та знала, что думает копченый. Не сбежит баба. Одна в степи без коня, без оружия… А сбежит — догонят. Вот если бы к реке побежала…

Волчий не повторялся. Ядвара слышала коней на выпасе, писк какой-то зверюшки в лощинке, тонкий звон комара…

А потом — свирепый множественный рык, и сразу пронзительно завопили копченые. Раньше, чем зазвенело железо.

От этих истошных воплей гибнущих степняков Ядваре должно было стать радостно: месть! Не стало. Ей вдруг нестерпимо захотелось жить. Она пискнула, как только что степной зверек, нырнула в узенькую лощинку, свернулась и зажмурилась: если она не увидит смерти, может, и смерть ее не заметит?

Но смерть — заметила. Не сразу, но не упустила. Ухватила за рубаху, выдернула из щелки в земле и безжалостно швырнула навзничь…

Пешая гридь Сергея подобралась к печенежскому лагерю незамеченной. Табун не встревожишь, он — с другой стороны, а подкрадываться к людям северяне умели. Тем более когда вокруг трава по пояс. Вот они и подкрались. И теперь ждали только сигнала для броска, так что тишина была недолгой. Пока в дело не пошло железо.

Сергей поднял Мара, взлетел в седло.

— Махом! — закричал он и погнал к лагерю. Десяток отроков, отделившись от остальных, налетели на печенежский табун, крича и хлеща плетьми по крупам.

Табун, и без того встревоженный, сорвался. Печенежские лошади храбры и верны хозяевам. И свисту повинуются, и голосу. Но паника — она такая. Заразительная.

В лагере тоже паника. В пешем бою печенеги нурманам — не ровня. Так же как нурманы им — в конном. Для северян сложилась идеальная ситуация. Четкий, пусть и немного растянутый строй — и бестолково мечущиеся перед ним степняки. Нурманы, разошедшись дугой, сбивали их в кучу, рубили и гнали к реке… Под стрелы конных варягов.

Лидер копченых был одним из тех, кто решил искупнуться. Вот не зря печенежские обычаи велят не злоупотреблять мытьем. Результат налицо: только окунулся, и уже мечется голый по берегу, машет сабелькой, пытаясь организовать сопротивление. Какое там. В такой тесноте особо не постреляешь, а против бронной пехоты полуголые степняки с легкими копьями и редкими сабельками могли играть только в две игры: «я сдаюсь» или «я умираю».

В основном умирали. И не от избытка храбрости, а потому что нурманы рубили всех, кто недостаточно быстро задирал к небу «пустые» ладони. Тех, кто успевал, не вязали, успеется, лупили плашмя или древками по головам — и дальше резать.

Пытавшихся уйти через обмелевшую реку догоняли стрелами. Кучку отбивавшихся до последнего, зажали щитами и повязали.

Легкая победа.

Примерно такая же случилась в самом начале степной карьеры Сергея в прошлой жизни. Только там с такой же легкостью покрошили варягов.

Получилось даже лучше, чем тогда у копченых, поскольку не ушел никто и пленников набрали дюжины две, включая подраненного в руку и ноги лидера. Этого устроили наособицу. Связали и перевязали. Десертом к празднику пойдет.

Тризны, к счастью, не будет. Потерь у варягов не оказалось. Виск и Трюм получили по стреле в ногу. Неглубоко. Ими уже занимались. А Кочень ухитрился сломать палец. Вылетел из седла, когда его конь копытом угодил в сусличью нору. Конь, что приятно, не пострадал. Сергей мог гордиться. Такой бой — увесистый кошель в копилку его славы.

А вот у Милоша выполнить указание Сергея и уберечь неизвестную пленницу не получилось бы. Да и не могло: в такой-то сече.

Пленница убереглась сама. Забилась в ямку, накрылась кошмой и благополучно переждала основное рубилово.

А когда все закончилось, Милош же ее оттуда и извлек.

— И что же мне с тобой делать, красавица? — Сергей оглядел женщину.

— А что хочешь, то и делай, — равнодушно отозвалась та. — Ты мою жизнь спас. И честь тоже. Теперь это все твое, воин.

Сергей еще раз оглядел ее, оценил: ликом мила, фигурой… Тоже вроде неплохо. Хотя под таким количеством одежды попробуй оцени. Зато можно оценить пластику. И умение быстро принимать решения в сложных ситуациях.

— … Жизнь отдай родине, честь никому, — пробормотал Сергей.

Женщина поняла по-своему.

— Нет у меня кровной родни более, — произнесла она сухо. — Всех печенеги вырезали. И старых и малых. Всех.

— И мужа твоего, — догадался Сергей.

— И мужа, и братьев. Всех.

— А тебя пощадили.

— А меня пощадили.

— И, вижу, не тронули.

— Не тронули. Этот, — показала на лидера копченых, — сказал: буду его хану подарком. Мужа моего им живьем взять не удалось, так он хоть со мной потешится.

— И чем его твой муж обидел?

— Сына его старшего убил. В бою. Когда они на нас весной набежали.

— Так это месть была! — сообразил Сергей.

— Да.

И начала медленно оседать.

Сергей еле успел ее подхватить.

— Бушуй! — рявкнул он. — Прими госпожу и позаботься, как о родной! Лодур! Найди мне пару недобитков из степняков, кто одет получше, и тащи сюда. И Грейпа тоже сюда. Поможет мне копченых разговорить.

Еще раз посмотрел на сомлевшую женщину. Человек без рода в этом мире слабей мотылька. Тем более женщина…

И тут его осенило. Милош! Он же обещал найти ему жену. И вот же она. Можно сказать, сама в руки упала.

Ладно, с этим позже.

— Хёвдинг, сойдет такой? — Хрейн Полукровка держал за шкирку слегка покоцанного печенега. Судя по одежке — не рядового, а минимум десятника.

Копченый жмурился, кривил рожу и демонстрировал невозмутимость. Последнее очень непросто, когда тебя держат за шиворот практически на весу.

— Хоревой, — сказал подошедший Машег по-хузарски, оглядев пленника. — Сразу зарежем или немного поиграем?

— Что скажешь, хоревой? Сразу тебя зарезать или желаешь помучиться? — осведомился Сергей по-печенежски.

— А может, отпустишь?

Молодец, копченый.

— Отпущу. На небо. А вот частями или целой тушкой — зависит от твоей разговорчивости.

— Что ты хочешь знать, рус?

— Где сейчас твоя орда, хоревой?

— Кочует орда, — степняк ухмыльнулся.

— Гримисон!

— Сейчас я тебе отрежу пальчик, — ласково произнес Грейп по-нурмански. — Сначала один, потом другой… И так два десятка. И еще один…

Копченый нурманского не знал. Но выражение лица у Грейпа было очень характерное.

— Я мало что знаю, — быстро проговорил он. — Что знаю, все скажу. Чего не знаю, вон он, — кивок в сторону лидера, — он знает.

— Говори пока, — разрешил Сергей. — И правду говори. А то мой человек очень хочет принести тебя в жертву своему богу, как тот любит. А бог у него — такой затейник…

Печенег узнавать предпочтения нурманских богов не стремился, потому информация полилась потоком.

Сначала — хорошая новость. Орда, да, была. Но стояла отсюда в нескольких поприщах. Сотню же отправили в разведку, осмотреться. О будущих действиях орды подханок был не в курсе. Но предполагал, что разбойные. Добыть кровника — это была инициатива командовавшего отрядом подханка. В этом остроге жил рус, за которого один из ханов племени обещал пять лучших коней своего табуна.

И дело было не столько в конях, пояснил разговорчивый печенег, сколько в расположении хана. Тот был хотя и только третьим по возрасту, зато самым любимым сыном большого хана орды. С перспективой сесть на белую кошму владыки всех хоревой. Угодить ему — отличный шанс выйти из младших ханов в ханы полноценные. И сесть рядом с его белой кошмой.

Подханок мечтал притащить кровника живьем и не скрывал это от подчиненных, обещая быть щедрым с теми, кто пособит.

Острог был крепким. Не один раз на него нападали — и откатывались несолоно хлебавши. В прошлый набег как раз ханского сына и убили.