Сирень - Б. Б. Рейд

Она заставляла меня почти каждый день идти против самого себя, а она даже не была в моем вкусе. Мне нравилось то, что я мог нагнуть.

Увидев достаточно, я дал знать о своем присутствии. У Рика хватило здравого смысла принять виноватый вид. Брэкстон смотрела на меня своими большими круглыми глазами, как будто заглядывала мне в душу и не могла отвести взгляд.

— Доброе утро, Хьюстон, — почувствовав мое настроение, ее тон был настороженным. Может быть, она все-таки справится с нами.

Проигнорировав ее добродушное приветствие, я перешел к делу:

— Выступление — наш главный приоритет над тем, что вы двое запланировали на сегодня. Мы выходим на сцену в девять и ни минутой позже.

— Конечно.

Я посмеялся про себя, понимая, что разозлил ее, но она не хотела, чтобы я это знал.

— Ты мог бы присоединиться к нам, — пригласил меня Рик. Я был удивлен, что он захотел, чтобы я ходил за ним по пятам, в то время как он ходил за Брэкс повсюду, как влюбленный пудель. — Мы отправляемся в музей.

Я знал и без того, чтобы он пришлось уточнять, о каком музее идет речь. Музей музыкальных инструментов был, безусловно, самым интересным зрелищем, которое мог предложить Феникс, но все еще был праздником дремоты. У них был зоопарк и пешеходные тропы с потрясающими видами, но сомневаюсь, что Брэкстон это было бы интересно.

— Я просто надеюсь, что из тебя гид получше, чем из Лорена, — поддразнила Брэкстон Рика. Между ней и Лореном все еще сохранялось напряжение. Став свидетелем той маленькой сцены, которую они устроили в ванной три дня назад, я меньшего и не ожидал. — Он предложил показать мне Вегас, а потом повел меня на какую-то реинкарнированную версию игры Молли (прим. отсылка к фильму Большая Игра).

Мы с Риком посмотрели друг другу в глаза, когда она описывала «Дворец». Лорен был идиотом. Интересно, сколько денег он выбросил на ветер на этот раз? Прошло шесть лет с тех пор, как отец отрекся от него, а Лорен все еще показывал ему фак при любой возможности.

— Лорен понимает только то, что играет ему на руку, — прислонившись к маленькой кухонной стойке, я скрестил руки на груди и оглядел ее. На ней все еще была одежда, в которой она ложилась спать. К счастью, я больше не заставал ее разгуливающей в ебанном нижнем белье. — Если ты достаточно умна, ему не придется демонстрировать тебе это дважды.

Конечно, она быстро все поняла.

— Что ты имеешь в виду, если я умна?

— Это еще предстоит выяснить.

— Только если думаешь, что меня волнует, что ты обо мне думаешь.

— Ты не особенная, Бэмби. Понятно, что тебя это волнует. Всех волнует.

Она издала смешок, в котором не было ни капли юмора:

— Должно быть, это утомительно — быть таким самовлюбленным.

— Почему я не удивлен, что ты не знаешь каково это, малышка? Дай-ка я угадаю… ты отвечаешь на каждое малейшее пренебрежение, ведь тогда все будут считать тебя сильной, и никто не узнает, насколько ты не уверена в себе на самом деле.

Она смотрела на меня без каких-либо эмоций, ничто не выдавало ее:

— Малышка? — многозначительно повторила она.

— Ты вообще достаточно взрослая, чтобы пить? — я знал, что это так, но не упускал возможности разжечь в ней огонь.

— Мне двадцать два, придурок.

Она называла меня так так часто, что для моих ушей это начинало звучать как ласковое обращение.

— Вау, — ответил я, изображая благоговейный трепет. — Достаточно взрослая, чтобы пить уже целый год. Очевидно, я неправильно тебя понял.

— Меня интересует только твое уважение. Можешь оставить себе свое понимание.

— Перестань набрасываться на моего басиста, и, может быть, ты его заслужишь.

Брэкстон вскочила со своего места, и я подумал, что она замахнется на меня. В ее глазах было намерение, но никакой настоящей убежденности. Это решило бы все мои проблемы. Я мог бы лишить ее жизни, заявить о самозащите и найти нового гитариста — определенно, кого-то, кто не соблазнял бы меня на каждом шагу.

Рик, который до этого молчал, казалось, прочитал мои мысли. Встав, чтобы заслонить Брэкстон от меня, если понадобится, он умолял меня взглядом.

— Я не набрасывалась на него.

— Угу.

Я больше не хотел говорить о них двоих. Я даже думать не хотел о том, что они могут трахаться. Если бы кто-то из нас заявил на нее права, она стала бы недоступна навсегда. Осознание этого вызвало у меня желание пробить кулаком стену. Брэкстон заговорила прежде, чем я успел это сделать:

— Почему ты меня так боишься?

— Еще разок?

— Ты ведешь себя как мальчик, которому только что сказали, что он должен хорошо себя вести с девочками. Ты топаешь, рычишь и выпячиваешь грудь только для того, чтобы показать мне, кто здесь главный. Прошло три месяца, Хьюстон. Я все еще не уверена, но наконец-то понимаю причину. Я просила тебя об уважении, хотя должна была сказать тебе, что ты даже не начал заслуживать моего. Я объясню это предельно ясно и просто для тебя, пещерный человек. Начни с тупого притворства, якобы ты меня ненавидишь, и проехали.

— Понятно, — шагнув к ней, я бросил на Рика предупреждающий взгляд, когда мне показалось, что он попытается остановить меня. — А что, если я не притворяюсь?

— Я ничего тебе не сделала.

Я на мгновение задержал на ней взгляд, просто чтобы понять, серьезно ли она, и фыркнул:

— Я не куплюсь на эту чушь наивной-крошки, Бэмби.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ооо, ты понимаешь, — решительно ответил я. Я знал это, потому что каждый раз, когда мы подходили слишком близко, ее демоны взывали к моим.

К этому времени Рик обеими руками вцепился в свои черные волосы, его взгляд с серебряными и золотыми крапинками был диким от нерешительности. Он хотел прийти Брэкстон на помощь, но не был уверен, стоит ли она такого риска. Наша дружба была достаточно шаткой и без дополнительного катализатора — вот почему ей придется уйти. Если бы я был на его месте, нет никаких сомнений в том, что бы я сделал.

В первую очередь, я бы никогда не позволил украсть ее внимание.

— Уходи.

У Рика бывали редкие моменты неповиновения — как сейчас, когда он перевел взгляд на Брэкстон, безмолвно спрашивая, хочет ли она, чтобы он остался. Он ни в коем случае не был слабаком. Ему просто не нравилось баламутить воду.

Я всегда был взвинчен, Лорен вечно буянил, а Рик оставался затишьем до и после бури. Мы уравновешивали