Новгород, открытый археологами - Петр Иванович Засурцев

благослови, попе Максиме… село, а земля тому сему по заруб…» (рубеж. - П. 3.). Возможно, это тот же Максим, что упомянут в предыдущей грамоте.

И, наконец, последняя грамота (№ 317). Ее текст можно назвать слезным. Грамота оборвана: «…слезы проливаются перед богом. Зато бог на вас мечет свой гнев, поганые. А вы бы лучше постыдились…» Автор письма был явно кем-то обижен и жаловался кому-то, жившему на этой усадьбе.

Но вместе с поповскими на этом же дворе были найдены грамоты иного содержания. Вот одна из них (№ 318, приводим в переводе): «Михаил купил у княжеского сборщика дани Василия кузнеца Ондреяна и четыре деревни: Токову, Острову, Ротковицы и Ведрово…» Это уже письмо крупному феодалу. Для нас оно особенно важно еще тем, что кузнец поставлен здесь на первое место, как наиболее важное приобретение. Становится понятнее, каким образом на усадьбах бояр появляются ремесленники.

Берестяные грамоты не оставляли сомнения, что на усадьбе, точнее на огороженном дворе, живет феодал. Но застройка вызывала удивление.

В северо-западном углу усадьбы стоял сложный комплекс построек: три сруба соединены были вместе промежуточными сенями, имевшими очень сложную конфигурацию. Самый большой сруб имел размеры 5,6 X X 5,8 м. В юго-восточном углу его, прямо на земле, т. е. без какого-либо фундамента, была сложена печь. Под ее был выложен из сырцовых кирпичей, а стенки из валунов. Пол в этой постройке не прослежен, да его и не могло быть, уровень пода печи оказался бы ниже пола. Но что самое непонятное - на улице, у юго-восточного угла этой постройки, вплотную к ее стене был сложен еще один очаг. То, что и наружный и внутренний очаги имели сугубо производственное назначение, совершенно ясно. Непонятно, как можно было пользоваться наружным очагом, не боясь могущего каждую минуту вспыхнуть пожара?

Два других сруба, связанных в этом комплексе построек, были меньших размеров, но они имели скорее всего какое-то производственное назначение.

На расстоянии 2 м от этого комплекса построек стоял самый большой дом на усадьбе размером 8 X 8 м, несомненно, двухэтажный. Сеней не было.

Этот дом также представлял довольно сложную загадку. По размерам постройки, по местоположению его вполне можно было бы принять за жилище владельца усадьбы. В доме и вокруг него было много находок бытового характера. Но одна деталь осталась непонятной. В северо-западном углу дома стояла невероятных размеров и необычной формы печь. От нее сохранился, правда, только фундамент и несколько валунов, из которых она была сложена. Печь не примыкала к самому углу, а отстояла на 0,5 - 0,6 м от северной стены постройки и на 0,3 м от западной. Фундамент ее состоял из шести толстых дубовых столбов. Размер печи 2 X 4 м. Связать такую печь с жилым помещением совершенно невозможно.

Значит, нижний этаж этой постройки также имел производственное назначение. Трудно представить себе, чтобы в нижнем этаже дома калилась такая огромная печь (для каких-то производственных надобностей), а в верхнем жила семья боярина. Тем более, что этому боярину (точнее этой, возможно, даже очень многочисленной боярской семье) принадлежали и территории соседних усадеб. В юго-восточном углу усадьбы стояли, тесно примкнув одна к другой, три жилые постройки: одна размером 5,5 X 4,8 м, другая 4 X 5 м, а втиснутая между ними - 3,2 X 3,8 м. Все они были без сеней, во всех прослеживались печи в углах.

За пределами этого огороженного двора, с южной и западной стороны стояли шесть небольших жилых построек, которые лепились вплотную к частоколу.

Застройка усадьбы в конце XIV в. выглядела очень скромно. На территории двора были разбросаны з каком-то непонятном порядке шесть построек. В середине двора, на месте строения с огромной печью, стояла постройка несколько меньших размеров, чем предшествующая, - 7 X 7,5 м, без каких-либо индивидуальных особенностей. Две жилые постройки площадью примерно по 30 м2 стояли одна в северо-восточном, другая в юго-восточном углах двора. Между ними располагались два жилых дома размерами по 4X4 м каждый, соединенные сенями примерно в 3,5 м ширины и замощенными полом из горбылей. Около этих построек и около постройки в северо-восточном углу двора были небольшие вымостки. Вероятнее всего, и в это время усадьба была заселена зависимым ремесленным людом и дворовой челядью.

В первой половине XV в. облик усадьбы явно свидетельствовал, что здесь жила семья боярина. Частоколы прослеживались только со стороны мостовых Великой и Кузьмодемьянской. Вся территория от Кузьмодемьянской до Розважи и от Великой до церкви Кузьмы и Демьяна составляла один двор.

В средней части этого двора, ближе к мостовой Кузьмодемьянской, стоял дом - самый большой для этого времени. Сруб имел размеры 9 X 9 м. К западной стене его примыкал настил, который соединялся с обширной дворовой вымосткой площадью более 200 м2. Эта вымостка сооружена была очень капитально: на бревенчатых лагах были уложены массивные плахи, плотно подогнанные одна к другой. Вымостка имела два яруса. Нижний ярус относился к началу XV в., верхний был настлан в 20 или 30-х годах XV в. У западной стены дома имелось, очевидно, крыльцо и лестница, которая вела на верхние этажи. Нам представляется, что этот дом, вероятнее всего, был трехэтажным. Нижний этаж его представлял собой, очевидно, парадный зал. Печи здесь не было. Около дома найдены пластинки слюды от окон, а также красные изразцы. Печи были, следовательно, в верхних этажах.

На усадьбе прослеживались еще четыре жилых постройки, размером 16 - 20 м2. Но они были у самой мостовой Великой и в южной стороне, на значительном удалении от главного дома.

Для чего же могла служить такая вымостка во дворе? Она не связывала какие-либо постройки и не нужна была для пользования проживавшей здесь семье. Единственно возможное, как нам представляется, объяснение может быть такое: вымостка эта предназначалась для общественных собраний.

Правда, ни в летописях, ни в берестяных грамотах мы не имеем никаких сведений о таких собраниях. Но вот одна грамота (№ 298), найденная здесь, возможно, проливает некоторый свет на характер собраний. Эта грамота представляла собой небольшой кусок бересты размером 10,5 X 5 см, на которой стояли только имена: «Костка, сына Лукина, Офремова сына, Купра, Иванова сына, Онитвька Купра Фомина сына Игнатья Юрьева сына». Не совсем понятное имя Онитвька, возможно Антип Купр - Киприан. В грамоте поименованы официально, т. е. по имени и отчеству, четыре человека. Что же это могло означать?

А. В. Арциховский выдвинул предположение, что это может быть избирательный бюллетень. Это очень правдоподобно. Можно представить себе,