Злодейка и палач (СИ) - -

В этих блеклых глазах, в безразличии мимики не осталось ничего человеческого. Словно кто-то неведомый натянул на себя человеческую шкуру и тщательно копирует поведение своей жертвы, не желая проблем, связанных с разоблачением. Не осталось любви к жене, к дочери, к сыну, даже ненависти к Ясмин не осталось. Только тупое следование приказам богов тотема.

И если против главы Астера у неё было хоть какое-то оружие, то против богов она была бессильна.

Ясмин, пошатываясь встала, вытерла лицо, которое оказалось мокрым, словно она попала в дождь и неуверенно двинулась к выходу из сада.

Глава Бересклета смотрел ей вслед.

***

Около дома она застыла, тупо обрабатывая веселое семейное видео, которое крутили громадные стрельчатые окна. На семейном празднестве оказался Абаль, которому отвели место жертвенного барашка, а рядом усадили нежно алеющую Айрис. Последнее вызывало легкую оторопь, вкупе с характеристикой от родного брата. По периметру залы металась тетушка Ле-Ле постоянно таская что-то незначительное в холёных ручках, мама смеялась шуткам невидимого собеседника, скрытого шелковой шторой, а Хрисанф смотрел на все это дикими глазами. Верн выглядел равнодушным и все время пил. И, похоже, не компот.

Она медленно обогнула фасад, падающий всей своей прозрачной красотой в сад и зашла в дом. У столовой залы замедлилась, но не остановилась. Ей нужно было побыть одной. Прямо сейчас.

— Ясмин! — окликнула ее мать. — Мы ищем тебя второе двоечасие, куда ты пропала? Исходили весь сад, а ты, как сквозь землю провалилась.

Ясмин заторможенно обернулась и тут же сощурилась на свет, льющийся из распахнутой залы. Из темного коридора было не различить лиц, свет жёг сетчатку и причинял измученному разуму почти физическую боль. Она не могла дать слабину. Не сейчас.

— Мне нужно побыть одной, — жестко сказал она. — Один час. Не входить, не стучать, не присылать Мирту.

Весёлый говор в зале смолк, и Ясмин слышала только собственные тяжелые шаги, когда поднималась по лестнице, облитая веселым светом. Ей было плевать, что о ней продумают. Какой увидят. Не осталось сил на маску приветливой и терпеливой идиотки, которая якобы не понимает, что ее собираются убить. Что ее собираются использовать. Что все в порядке, и она не обиделась. Ясмин поднималась и понимала, что не в порядке. Актерский грим пошёл трещинами и осыпается, открывая ее настоящее лицо. Лицо девочки, которая умирала, вставала и дралась за каждый дюйм благополучной жизни, и которая ничем не отличалась от своего мертвого двойника. Была ничуть не добрее и не мягче, разве что цивилизованнее.

Заперла дверь спальни, закрыла глаза и упала на постель, как была — в одежде, перемазанная собственной рвотой и садовой грязью.

Первым условием для входа в медитацию является правильное дыхание и слова благодарности вселенной за предоставленное испытание. Да, поэтому спасибо тебе, гадость, за то, что я не умерла. Уверена, ты убиваешь меня к лучшему. Выворачиваешь меня наизнанку, как платье при стирке и прополаскиваешь мозги при главе Бересклета к моей будущей радости, несомненно. Так что теперь он знает, кто я, и может дергать меня за ниточки, как куклу, пока я не сломаюсь окончательно.

Мысли металась перепуганными белками, рассыпались песком, просачивались сквозь пальцы. Но Ясмин терпеливо собирала их снова и снова, пока мир перед глазами не стал упорядоченным и простым. Она хотела снова увидеть мать и заплатила за это. Все происходящее — следствие ее собственных поступков.

Никто не виноват. Так бывает.

***

В зале, облитой золотым предвечерним солнцем, выключили свет и зажгли свечи в старинных резных подсвечниках, установленных согласно давно утратившим смысл рунам. Ясмин вошла, рассматривая хаотичную роспись, выявившую себя при свете магических свечей. Бересклет был склонен к хаосу, в отличии от большинства тотемов, и в рунах это было особенно заметно. Никакой симметрии.

— Доброго заката, — любезно обронила она.

Семья, собранная из трёх ветвей, ее мать и напарники по несчастью были уже в сборе, поэтому не пришлось никого выделять.

На этот раз она постаралась. Платье, пусть и скромное, было хорошего кроя и из чистого шёлка, а пояс она, помня способ закрепления, обернула широкой полосой, подчеркивая талию и делая видимой откровенно невидимую грудь. Волосы, так и не пришедшие в порядок заплела и убрала вверх, но косметикой пользоваться не решилась. Чего доброго, мать подумает, что она пытается скрыть плохое самочувствие, а Абаль, что алые губы — это ради него.

И не так уж они будут и не правы.

Но теперь, когда карты открыты, и она понимает, что такое тотем Бересклета, намазать ее на бутерброд будет не просто.

— Ясмин, — с легкой запинкой позвала ее мать.

На этот раз, к вечерней зале отнеслись с вниманием, убрав столовую зону и освободив пространство для возможных танцев и выступлений. Словно кто-то собирается здесь танцевать.

Мама расположилась на старой козетке, вдвинутой в нишу между окнами, и Ясмин автоматически шагнула к ней. А после отпрянула. Глава Астер, хоть и сидел в кресле, но держал ее мать за руку, демонстрируя семейную близость. Интересно, мама понимает, кто сидит с ней рядом? Что. Понимает ли, чем стал ее некогда горевший научной страстью супруг?

Взгляд Ясмин метнулся по зале, отыскивая глав Древотока и Катха. Они знают? Кто-то должен знать. У любой силы есть проводник.

— Я хочу перемолвиться со своими спутниками словечком, — сказала она матери. — Им, должно быть, не по себе.

Мать не успела ответить. Глава Астер мягко похлопал ее по дрогнувшей руке. Большая часть его фигуры скрывалась в полутьме ниши, и Ясмин не видела его глаз.

— Конечно, Ясмин, — сказал он мягко, как если бы был ее отцом. — Но не отвлекай пока мастера Тихой волны, они с Айрис едва познакомились, дай им немного времени.

Сначала она не поняла. Мастер Тихой волны? После вдруг поняла и вспыхнула от смущения. Загорелась, как факел.

Бросила искоса взгляд в дальнюю часть залы, где Абаль высился стройной тенью около ее нежной сестры. В свете свечей Айрис казалась загадочной и необыкновенно красивой. Острые плечики, облитые шёлком, кружечная тень ресниц на щеках, мерцающие сапфиры глаз. Даже если бы рядом стояла Фло, Абаль забыл бы ее в ту же секунду.

После взглянула на мать, но та молчала, опустив взгляд в пол.

— Конечно, папочка, — сладким голосом, согласилась Ясмин.

К ее удивлению, глава Астер спустил ей это с рук, а мама беспомощно сказала:

— Отдыхай, милая, этот вечер организован для радости.

Глава 24

Ясмин улыбнулась и отошла.

Она не очень понимала, что затеяли тотемные боги, но теперь решить это было не так просто, как она полагала изначально. Отдав кровь тотему Бересклета, она стала его орудием и, возможно, прямой угрозой сыну Примула. А если точнее, она была этим орудием с самого начала. Интересно, осознавала ли это истинная Ясмин, отдавшая ей своё тело на служение Бересклету в минуту отчаяния?

— Примешь мою руку? — тут же сказал ей Верн, едва она успела отойти от матери.

Формулировка означала приглашение на парный танец, а Верн оказался рядом так внезапно, словно телепортировался. Ясмин автоматически повернулась в сторону Абаля, но свечи горели далеко от них, и она не смогла разобрать выражения его лица.

— Здесь нет музыки, — шепнула она.

— Под такт можно взять танец райских птиц, все фигуры идут на счёт пять, и он прост, как магнолия. Давай! Здесь страшная скукота.

Ясмин никогда не танцевала этот танец. Успев за эти дни перетряхнуть всю доступную ей память, она могла сказать с уверенностью, что вообще никогда не танцевала. Да обе они никогда не танцевали. Ну, может, вальсировала в школе на выпускном. И пару раз толклась на медляке в клубах, но была такая пьяная, что умение танцевать не имело никакого значения.

— Я не умею, — сказала она страшным шепотом.