Ведьма Агнета - Евгения Владимировна Потапова

неразумное. Сестре хочет помочь, думает, что придет незнакомка и спасет ее, – женщина прятала глаза, чтобы я не увидела навернувшиеся слезы.

Она оттесняла меня к выходу из комнаты.

– Идемте кушать, я вам борща налила.

На столе стояло пять тарелок с борщом, сало на блюдечке, нарезанный хлеб, сметана в креманке, хреновина. За столом уже сидел худой мальчик лет пятнадцати и Петр. Мне предложили место, рядом устроилась Анютка. Все ели молча. После основной трапезы хозяин дома налил всем чай, на стол поставили вазочку с конфетами и печеньем. Анютка распихала по карманам печенье и конфетки под неодобрительным взглядом матери.

– Манюне отнесу. Она любит сладкое, – сказала девочка. – Знаешь, как любит сладкое, что даже за ним на кладбище с другими ребятами ходила. Мамка на нее ругалась, дома у нас всегда все есть, а ей хотелось больше и разного.

Поужинали. Отец с сыном ушли перегонять автобус в ремонтный бокс. Любаня принялась мыть посуду. Девочка уткнулась носиком мне в плечо и забавно сопела.

– Ну, чего ты боишься. Ну, скажи ей, – прошептала она мне громко.

– Аня, что ты пристала к тете. Что она хочет, чтобы вы мне сказали?

Весь ужин я собиралась с мыслями и думала, как помочь ребенку.

– Девочке вашей помочь можно, но это нестандартные средства, – замялась я.

Женщина села за стол напротив меня.

– Да мне все равно, стандартные они или нестандартные, лишь бы помогли. Что нужно делать-то? Мы уже ее возили к нескольким бабкам, они ее яйцом выкатывали, водой святой умывали, дымом окуривали, отварами поили. Вроде легче становилось, а как домой вернемся, так снова все по-старому, – вздохнула женщина.

– Сам дом надо чистить. Покойник к ней прицепился. Еще бы знать имя старушки.

– Вот я говорила ей, не ходи на кладбище, не собирай там ничего. Так она ухитрилась еще все домой притащить. Узнаем имя покойницы, не так уж у нас много бабок похоронено за последний год. Так что надо-то? Я все сделаю, скажите, – спросила Любаня.

– Сами вы, наверно, не почистите, – задумчиво сказала я.

– А вы это можете сделать?

– Я могу попробовать, – задумчиво ответила я. – Мне позвонить надо, чтобы меня забрали, – спохватилась я.

Телефон немного зарядился. Позвонила Александру, спросила, сможет ли он меня забрать. Он согласился. Звякнула дочери, сказала, что приеду чуть позже, чтобы не волновалась. Вернулась в кухню. Любаня домыла посуду и сидела за столом, подперев лицо кулаком.

– Приедет? – спросила она.

– Приедет.

– Вы завтра сможете приехать? Муж за вами заедет. Мы любые деньги заплатим. Или вам лучше на выходных. Как скажете, так и будет, – затараторила она. – Что нужно сделать? Может, полы помыть особым образом или там молитву читать? Я читаю каждый день, не помогает, но я верю.

– Мне надо в тетрадях посмотреть дома. Телефон свой дайте, я вам позвоню, если что-то нужно будет подготовить.

Можно было бы налепить на девочку пластырь с чистящим ставом, тем, что я Ирине делала, но побоялась усугубить состояние ребенка. Еще около получаса Любаня рассказывала мне, куда и к кому они ездили, какие врачи смотрели и сколько они прошли разных обследований и сдали анализов.

Приехал Саша и забрал меня. Договорились с Любой созвониться. Она написала на листочке все данные девочки для диагностики и свой номер телефона.

Огонь изгоняющий

Сажусь в машину к Александру, а на заднем сиденье сидит растрепанная старушка с фингалом под глазом и в наручниках.

– Здравствуйте, – вежливо и удивленно с ней поздоровалась.

– Здрассе, – ответила она и скривила лицо.

Я удивленно посмотрела на Сашу.

– Работа, – усмехнулся он. – Две соседки подрались в магазине, – пояснил он.

– Да эта курва Манька выпускает своих уток под мой забор. Все они угадили и траву всю выщипали, – заявила возмущенно старушка.

– На ваш участок? – удивилась я.

– Если бы на мой она их пустила, то я бы всех в расход отправила вместе с Манькой, – возмутилась она. – На улицу, а они ходють у меня под забором и щиплют траву около него.

– Елена Сергеевна, успокойтесь. Нельзя портить чужое имущество, – сказал Александр.

– Тебя еще, Сашка, я не спрашивала, – пнула она его сиденье ногой. – А ну, негодник, сними наручники, б… – закончила она витиеватым выражением свою речь.

– Елена Сергеевна, вы же учительница русского языка, а так выражаетесь, – сделал замечание пожилой женщине участковый.

– Ты мне еще делать замечания удумал, негодник. Так Пушкин разговаривал, Маяковский, а я, значит, не имею права говорить на богатом русском языке со всеми его выражениями, б… И вообще я на пенсии, как хочу, так и говорю, – и она снова пнула водительское сиденье.

– Елена Сергеевна, успокойтесь. Я за рулем, нельзя меня пинать, иначе может произойти авария.

Старая хулиганка снова пнула сиденье.

– Александр, останови машину, – попросила я.

– Зачем? – удивился он.

– Наверно, чтобы ты, олух, с меня наручники снял, – ответила бывшая учительница русского языка.

– Не-а, – мотнула я головой. – Чтобы Шапокляк в багажник запихать. Шумит сильно, у меня голова разболелась.

– Ах ты, такая-сякая, меня, пожилую женщину с кучами болячек, в багажник, – теперь уже мое сиденье подверглось атаке старой грубиянки.

– А давай, – хихикнул участковый и начал притормаживать.

Женщина замолчала, надула губы и отвернулась смот-реть в окно. Она решила с нами больше не связываться.

– Как ты умудрилась уснуть в автобусе? – спросил он.

– Не знаю, моргнула и вот уже чужое село, – я пожала плечами.

– Ну ничего, бывает, хорошо, что я у тебя есть, – он погладил меня по руке.

Старушка на заднем сиденье громко фыркнула.

– А ты ее куда? – поинтересовалась я.

– В участке у меня есть клетка для особо буйных, еще с советских времен осталась. Переночует там, – ответил Саша.

– Александр Сергеич, ой, не надо меня в клетку, отпусти ты меня, старую, домой, – запричитала бабулька. – Я же там в твоей хибаре нетопленной все кости застужу.

– Павлович, – поправил он ее.

– Чего? – не поняла пенсионерка.

– Елена Сергеевна, моего отца Павел зовут, и отчество у меня Павлович, – уточнил он.

– А шут тебя знает, кто у тебя отец был, – вспылила старушенция.

У Саши заходили желваки.

– Вот при всем моем уважении, Елена Сергеевна, вы бы не могли прикрыть свой рот и ехать молча, – он явно злился.

Бабулька замолчала и снова уставилась в окно.

– Ну, Саш, у меня артрит, артроз, вены толщиной с канат, нельзя мне в холодном помещении сидеть, – она стала его уговаривать.

Он молчал.

– Ах ты, негодник, я мамке твоей пожалуюсь, – тут она замахнулась руками с наручниками с намерением ударить его по голове.

– Еще раз замахнешься или ударишь, то у тебя ноги будет крутить не только в холоде, но и в тепле, – поймала я руки старой хулиганки.

Она ахнула и сложила ручки на коленочки.

– Ваське, кстати, гипс сняли, зажило, как на собаке, – вспомнил Саша.

– Отлично, – ответила я. – Не пьет пока?

– Нет, в город на работу собирается. Отделочник он хороший.

Наконец-то добрались до моего дома.

– Так это ты теперь в Маргаритином доме живешь? – ахнула бойкая старушка.

– Угу, – ответила ей.

– Посоветуй мне что-нибудь от стоматита, – попросила она.

– Гадостей поменьше про людей говорите и рот болеть перестанет, – ответила я и вышла из машины.

Саша тоже вышел.

– Ты ее точно в кутузку посадишь? – спросила я.

– Мне надо пару отчетов оформить, посидит за решеткой немного, и отвезу домой, – тихо ответил он, чтобы старушка не услышала.

Он чмокнул меня в щеку и сел за руль. Все же странные у нас отношения, но ему огромное спасибище, что не бросил меня в чужом селе.

Дома отдала покупки дочери, поставила чайник, схватила ведро и понеслась к козам, доила их рано утром, а уже девятый час. Непривычно и травматично для них, я так думаю. Почесала им между рожек, погладила бочок, попросила прощения за столь позднее время. Но вроде они на меня не обиделись. Молоко отнесла на кухню.

Позвала дочь чай пить, устала сегодня от событий, надо немного передохнуть, чтобы потом не передохнуть (поставьте ударение туда, куда считаете нужным). Посидели с Катюшкой,