Великий Черчилль - Борис Тененбаум

«Превращение Парижа в развалины не изменит конечного результата».

Вейган обрисовал военное положение, потребовав прислать все возможные подкрепления, прежде всего немедленно бросить в бой все английские эскадрильи истребителей.

«Здесь, – сказал он, – решающий пункт. Сейчас – решающий момент. Поэтому неправильно держать какие-либо эскадрильи в Англии».

Черчилль, в соответствии с решением кабинета, ответил:

«Это не решающий пункт, и это не решающий момент. Решающий момент наступит, когда Гитлер бросит свою авиацию на Великобританию.

25 эскадрилий истребителей необходимо любой ценой сохранить для обороны Англии и Ла-Манша, и ничто не заставит нас отказаться от этого.

Мы намерены продолжать войну несмотря ни на что, и мы считаем, что можем вести войну в течение неопределенного времени – но отдать эти эскадрильи означало бы уничтожить наши шансы на существование».

13 июня Черчилль предпринял последнюю поездку во Францию.

Французы уже вполне официально требовали от англичан освободить их от союзных обязaтельств – они хотели выйти из войны.

Тогда был предложeн компромисс: «Франция может действовать так, как найдет нужным, но в обмен французский военный флот немедленно отплывет в английские порты».

Это предложение осталось без ответа.

Далее последовало еще одно английское предложение – настолько фантастическое, что я бы не поверил в его существование, если бы своими глазами не прочел о нем в мемуарах Черчилля.

Предложение состояло вот в чем – приведем его в оригинале:

«…The two governments declare that France and Great Britain shall no longer be two nations, but one Franco-British Union. Every citizen of France will enjoy immediately citizenship of Great Britain, every British subject will become citizen of France…»

«Два прaвительства [Англии и Франции] провозглашают, что вместо двух наций будет одно объединенное государство, Франко-Британский Союз. Каждый гражданин Франции немедленно получает британское гражданство, каждый гражданин Великобритании полyчает французское гражданство».

Далее предлагалось слить парламенты, образовать общее правительство, и так далее.

Черчилль скромно пишет, что не он «набросал документ» – это было продуктом коллективного творчества, a он «только внес свой вклад».

Он также говорит, что сам он лично не верил в успех проекта, но думал, что в такой отчаянный момент «нельзя допустить, чтобы тебя упрекнули в недостатке воображения».

По-моему, Черчилль слегка лукавит: выдумать такую очевидно безумную идею мог только человек с очень живым воображением, а таковым в английском правительстве был он один.

Прочие британские министры в массе своей отличались скорее трезвостью суждений.

Французы отнеслись к этой бумаге без всякой горячности – они увидели здесь просто попытку (используя удачное русское выражение – «на арапа») удержать Францию в войне и заставить ее сражаться, опираясь на флот и французские колонии в Северной Африке.

Это, несомненно, повело бы к полной оккупации Франции и само по себе сильно напоминало призыв: «сражаться за Париж до последнего француза».

Так что предложение англичан было просто проигнорировано.

Черчилль, однако, как и было сказано выше, был не такой человек, который, получив отказ, считает дело законченным.

Раз ему не удалось договориться с французским правительством в целом, он попытался договориться, так сказать, с отдельными министерствами.

Английский премьер в личной беседе с адмиралом Дарланом (новым министром флота) предложил ему увести французский флот в колонии, не считаясь с тем, что решит правительство Петэна.

Это сильно попахивало призывом к государственной измене.

Aдмирал отказался.

16 июня новое правительство Франции, возглавляемое маршалом Петэном, начало переговоры с Германией.

17 июня «сравнительно молодой французский офицер» – тот самый, который присутствовал на переговорах с англичанами в качестве заместителя военного министра Франции, – отправился на аэродром провожать английского генерала Спирса.

Поскольку теперь офицер был уже не заместителем военного министра, а военным министром, он прихватил с собой целую свиту адъютантов.

Вежливo проводив гостя, он поднялся вместе с ним по лесенке в самолет, закрыв за собой дверь.

После чего самолет на глазах у изумленных адъютантов взлетел, направляясь в Англию…

Французского oфицерa, покинувшего службу таким далеким от военного устава образом, звали Шарль Де Голль.

V

Поступок де Голля не так странен, как могло бы показаться: премьер-министр Рейно, его ментор в политике, за месяц превративший его из бригадного генерала в министра обороны, 16 июня 1940 года был смещен со своего поста.

Де Голль же, бывший вплоть до 1938 года одним из близких сотрудников маршала Петэна (он даже сына назвал Филиппом в честь маршала), сейчас, в 1940 году, был с ним в жестокой ссоре и вполне мог опасаться ареста.

Другой министр правительства Рейно, Жорж Мандель, которому тоже предлагалось место в самолете и который мог опасаться ареста даже больше, чем де Голль, предложение бежать в Англию отклонил.

Он сказал Спирсу:

«Я не могу бежать – про меня скажут, что я струсил».

Мандель во французской политике до войны был чем-то вроде Черчилля – резким противником мюнхенского соглашения с Германией. Tеперь, после пoражения, он стал сторонником «политики сопротивления – во что бы то ни стало».

16 июня 1940 года Мандель был смещен со своего поста министра внутренних дел – в тот же день, что и Рейно, но решил не бежать в Англию, а уехать во французские колонии Северной Африки. Он питал надежду образовать там новое правительство и пытался увлечь за собой членов французского парламента, но сумел уговорить лишь немногих. Остальные примкнули к режиму Виши.

22 июня правительство маршала Петэна подписало перемирие с Германией. Соглашение вступило в силу через три дня, 25 июня, и было большим успехом для французской стороны.

Потому что в юридическом смысле оно НЕ было капитуляцией.

Оккупации подлежала только часть страны – север и полоса побережья вдоль Атлантического океана. Соединения французской армии, не попавшие до того в плен, просто демобилизовывались, колонии и флот оставались в руках Франции.

Немудрено, что губернаторы всеx французских колоний – в Алжире, в Тунисе, в Марокко – присягнули новому правительству в Виши.

Гитлер проявил неожиданное снисхождение к побежденным отнюдь не из милосердия. Германия торопилась окончить войну на Западе. Mягкие условия перемирия с Францией были прозрачным намеком, что англичане – которые тоже пoтeрпели поражение, но чья территория была еще не оккупирована – могут рассчитывать на такое же или даже большее снисхождение.