Война призраков - Дмитрий Казаков

И Джефферсон скрылся в кабинете с видом улитки, прячущейся в раковину.

– Что, все настолько плохо? – спросил Рышард.

– Просто ужасно, – пожала плечиками Инга. – Совет университета соберется сегодня вечером, будут решать, чего делать.

Вздохнув и посочувствовав подруге, Крачковский отправился на лекцию. Скандалы скандалами, а курс по городской социологии должен быть прочитан до конца.

Мобибук разразился трелью в тот момент, когда Рышард выходил из здания департамента, намереваясь отправиться домой. Судя по мелодии, общения жаждал Эрлингмарк.

– Да? – ответил Крачковский.

– Приезжай, собрание начнется через полчаса, – сказал Ральф, даже не поздоровавшись.

– Что за собрание?.. И где?..

– «Равенства», в штаб-квартире, – и на этом Эрлингмарк соединение разорвал.

Рышард за двадцать минут добрался до офиса, который месяц назад сняло себе «Равенство». Охраняющие здание мордовороты из команды О'Лири выглядели какими-то задумчивыми, хотя умение размышлять не входило в их служебные обязанности.

– Ты последний, заходи. – У входа в комнату для заседаний его встретил сам Сайрус и тут же плотно прикрыл дверь. – Похоже, что все в сборе, можно начинать.

Внутри было полно народу, лица выражали растерянность. Эрлингмарк, судя по блестящим глазам, был пьян, у Эрика Данна Слегка подергивалась жилка под левым глазом.

– А где Фонти? – спросил Рышард, с удивлением заметив, что истинного лидера «Равенства» среди присутствующих нет.

– Кто бы знал, – дрожащим голосом ответил Вильям Кокс. – На звонки он не отвечает…

– А съездить домой?

– Пытались. – О'Лири был по-военному лаконичен. – Только на стук в дверь он не отвечает тоже. Не ломать же ее?

– Надо решить, что нам делать! – истерично выкрикнул Данн.

– Твоих воплей еще не хватало, – пробурчал Хулио Де Ла Порта. – Хотя решать действительно надо!

– Давайте сядем и обмозгуем ситуацию, – предложил Фарнеруд, который выглядел куда спокойнее остальных. И, подавая пример, уселся за овальный стол.

– Придушить эту сволочь-журналиста! – предложил Сайрус, занимая соседнее место.

– Поздно, – вздохнул Рышард, – ничем это не поможет… Вот интересно, откуда он узнал о том, где и когда мы собираемся?

– Ясное дело, что произошла утечка информации. – Голос Вильяма Кокса выдавал полную растерянность. – Хотя бороться с ней уже бесполезно. Надо придумать, как справиться с нынешней ситуацией!

– Объявить, что запись поддельная? – предложил Данн.

– Можно, только этого мало, – покачал головой Эрлингмарк. – В общем, предлагайте все, кто что придумает. Проведем небольшой мозговой штурм. А я буду фиксировать…

Спустя час активисты «Равенства» начали покидать помещение, но настроение у большинства из них было не лучше, чем до совещания. Никто так и не предложил какую-нибудь стоящую идею, и оттого уныние только усилилось.

«Белому Возрождению» явно не хватало энергии и харизмы Фонти.

Дорога от кампуса, где обитал Рышард, до здания департамента социальных наук занимала у него не больше пяти минут. В это утро Крачковский рассчитывал уложиться в срок.

Но, выйдя на центральную аллею, он услышал дружное скандирование, доносящееся от ворот. Крики были неразборчивы, но звучали достаточно организованно, и, заинтересовавшись, Рышард свернул туда.

Перед главным входом в Университет Сан-Антонио проходил митинг. Активными его участниками были, судя по всему, студенты – черные, смуглые и с раскосыми глазами – все те, кого «Белое Возрождение» относило к низшим расам, чья роль – быть мусором на обочине цивилизации.

Но среди массы цветных встречались и белые. – Нет расизму! – вопил взобравшийся на импровизированную трибуну, сооруженную из плеч товарищей, какой-то чернокожий, голову которого украшали длинные дреды. Над толпой колыхались самодельные плакаты: «Нацисты – вон из нашего университета!», «Ку-клукс-клан на свалку истории!». Мелькали и рисунки – перечеркнутая свастика, сгорающий в пламени белый балахон…

Студенчество наглядно выразило свое отношение к идеям профессора Фонти.

Развернувшись, Рышард продолжил путь. В здании департамента социальных наук оказалось пустынно, точно на кладбище. Студенты, судя по всему, предпочли митинги занятиям.

Первым встреченным живым существом, помимо охранника на входе, оказался профессор Спасич, давно разменявший семьдесят лет. Обычно деятельный и бодрый, сегодня он напоминал привидение, а на белом лице с беспощадной резкостью выделялись глубокие морщины.

– Какое горе, какое горе, – пробормотал профессор, заметив Рышарда.

– Что случилось? – встревожился тот.

– Как, вам еще ничего не известно? – вяло удивился профессор. – Идите в кабинет декана, там работает большой инфовизор…

И, сгорбившись, Спасич побрел дальше.

Первое, что услышал Рышард, вбежав в приемную декана, были рыдания. Инга, прижав к лицу носовой платок, надрывно плакала, совершенно не стесняясь обступивших ее преподавателей.

Все глаза были устремлены на установленный в углу инфовизор. Обычно он использовался для демонстрации видеоматериалов на конференциях и прочих подобных мероприятиях. Сейчас же по нему транслировался главный федеральный информационный канал.

– … спасти оказалось невозможно, – говорила с экрана полненькая темнокожая репортерша. За спиной ее маячили какие-то обгорелые развалины, в которых Рышард с ужасом узнал так хорошо знакомый ему дом.

Последнее земное пристанище профессора Фонти.

– Медицинские эксперты, осмотревшие останки, пришли к выводу… – Инга за спиной громко всхлипнула, – что смерть наступила от отравления цианистым калием и что профессор Роберт Эндрю Фонти умер до того, как успел ощутить жар…

– Он убил себя! – потрясенно сказал кто-то. – И поджег дом! Зачем?

На этот вопрос Рышард мог бы ответить. В красивом особняке, выстроенном в старом колониальном стиле, хранилось слишком много такого, что могло раскрыть правду и о «Белом Возрождении», и о «Ложе Красного Дракона».

Убегая в смерть от позора и оглашения тайн, профессор решил уничтожить все улики. Прихватить свои тайны и идеи с собой. Для этого он выбрал довольно сложный, но зато эффективный путь.

Восстановить то, что уничтожено огнем, не способна даже наука двадцать третьего века.

Картинка на экране сменилась – на канале запустили сюжет о возрождении лесов Амазонии.

Радуясь, что никто не заметил его появления, Рышард выбрался в коридор и замер, прислонившись лбом к стене. Ощущал он себя так, словно получил удар по голове чем-то тяжелым и мягким. Мысли путались, ухитряясь при этом нестись с такой скоростью, что за них трудно было зацепиться.

В горле стоял ком, а сердце болело так, точно в него вонзился клинок.

Очень трудно оказалось осознать и принять то, что это именно он, Рышард Крачковский, убил профессора Фонти. Не важно, что не своими руками подсыпал ему яд. Он поступил куда подлее – спровоцировал ситуацию, единственным выходом из которой для истинного вождя «Белого Возрождения» стала смерть.

Наверное, куда легче было бы совершить настоящее убийство в момент открытого противодействия, когда твой противник имеет такие же шансы умертвить тебя, как и ты – его.

А кровь на руках останется даже в том случае, если убийство, совершенное тобой, было опосредованным и никто никогда не докажет, что ты имел к нему какое-то отношение.

Пусть Фонти был опасен для Федерации, пусть его «Белое Возрождение» являлось откровенно преступной, расистской организацией, но такой гибели он не заслуживал.

Виктор Зеленский уже был готов проклясть СЭС, отправившую его на это задание.

Ведь никто не предупреждал о том, что из-за его действий будут гибнуть люди! Звучали красивые слова о борьбе идей, о тонких методах влияния, о великой роли Службы…

О грязной стороне работы скромно умолчали.

– Дамы и господа, прошу вас, пройдемте в комнату совещаний. – Голос декана Джефферсона доносился до Рышарда, словно сквозь вату. – Я разделяю вашу скорбь, но работа не должна останавливаться… Вас, мистер Крачковский, тоже прошу!

Единственное, что удержало Виктора в этот момент от того, чтобы попросту сбросить маску и плюнуть на все, оказалось спрятанное где-то в недрах души убеждение, что СЭС, несмотря ни на что, необходима для выживания человечества. И что он, простой лейтенант, не может из-за собственных эмоций подвести Службу.

– Да, сейчас, – сказал Рышард, отклеиваясь от стены и даже ухитрившись выдавить жалкую улыбку.

– Дамы и господа, – сказал декан, когда сотрудники департамента социальных наук расселись по местам и затихли. – Сегодня последний день моего пребывания в должности… Считая невозможным более руководить департаментом, – продолжил он, не обращая внимания на удивленные восклицания, – в условиях, когда мои подчиненные оказались причастны к деятельности расистских организаций, я подал прошение об отставке. И вчера это прошение было принято советом университета.