Никогда не отступай - Уильям Форстен

— Миссис Кин, вам не следовало сюда приходить.

Губы Кэтлин изогнулись в улыбке.

— Знаешь, Винсент, я решила, что поеду с вами. В здешней больнице царит полный порядок. Я принесу больше пользы на фронте.

— Мадам, я не думаю, что полковник бы это одобрил.

— Если честно, Винсент, меня мало заботит мнение полковника по этому вопросу. Мой долг призывает меня отправиться на фронт. Я поеду на санитарном поезде сегодня вечером.

Винсент понял, что спорить с Кэтлин бесполезно. Она приняла решение и, по сути, была права. В отсутствие Эмила, угодившего в окружение, Кэтлин Кин являлась главой медицинской службы Республики, и ее место было на передовой.

— Винсент, ты ведь знаешь, как сильно Эндрю всегда на тебя рассчитывал, — мягко произнесла Кэтлин.

— Знаю.

— Я не совсем то хотела сказать. Конечно, Эндрю не сомневается, что ты сделаешь все, чтобы спасти наших солдат и его самого. Я прошу тебя только об одном: не теряй человеческого взгляда на вещи.

— Прошу прощения?

— Ты стал слишком хорошим солдатом. Посмотри на Пэта. Задиристый ирландский матерщинник, совсем как мой папаша, и, видит Бог, я люблю его за это. Но даже в самом жестоком бою он всегда прежде всего думает о своих людях, о том, как бы спасти побольше человеческих жизней. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Винсент молча склонил голову. Его обдало порывом холодного ветра, и молодой командир слегка пошатнулся.

Кэтлин шагнула ему навстречу и поцеловала Винсента в лоб.

— Постарайся вернуть женщинам их мужей живыми — всех, кого сможешь.

Не в силах вымолвить и слова, Винсент вытянулся по стойке «смирно» и вдруг, к полному смущению Кэтлин, торжественно отсалютовал ей.

— Все по вагонам!

Солдаты с заброшенными за спину винтовками начали торопливо прощаться со своими близкими, запрудившими платформу несмотря на проливной дождь. Зазвучали паровые свистки, сигнализируя о скором отправлении, и Винсент устремился сквозь толпу суздальцев к штабному вагону. Поднявшись по узкой железной лесенке, он распахнул дверцу тамбура и жестом дал команду «вольно» вытянувшимся по струнке членам штаба.

Войдя в небольшое личное купе в дальнем конце вагона, Винсент закрыл за собой дверь, снял промокшие насквозь плащ и шляпу, сел на койку и высунулся в окно.

Калин все еще стоял на перроне, вскинув цилиндр в прощальном салюте. Укрывшийся под небольшим козырьком оркестр играл «Боевой гимн свободы», но их музыку заглушали шум вокзальной суеты и ливень. Поезд дернулся с места и отошел от перрона. Выбираясь из лабиринта боковых путей на главную ветку и постепенно набирая скорость, состав выехал на мост через Вину. Бросив взгляд на речную долину, Винсент вновь увидел земляную дамбу водохранилища и расположенные ниже по течению фабрики. Из фабричных труб валил черный дым, говоривший о том, что там полным ходом идет производство новых локомотивов, рельсов, пушек, винтовок и снарядов. За годы, прошедшие после Меркской войны, на холмах у реки, где когда-то стояли юрты тугарского лагеря, вырос целый город из красного кирпича.

Вид дамбы пробудил в Винсенте воспоминания о совершенном им подвиге, спасшем Суздаль, и о тысячах тугар, погибших в тот день. Были времена, когда его сердце покрылось ледяной коркой от этих убийств. Потом с ним случилось то, что доктор Вайс назвал «нервным срывом». А сейчас? Как ни странно, он больше ничего не чувствовал. Все нормально, идет война.

— Собачий холод для этого времени года, — пожаловался командир батареи, протягивая руки к гаснущему костру.

Ганс Шудер оставил без внимания ворчание своего подчиненного. Дозорные патрули, охранявшие южную сторону каре, вяло перестреливались с бантагами, в ночном небе вместо артиллерийской канонады грохотали раскаты грома. Лило как из ведра.

Ганс обвел взглядом людей, устало сгорбившихся вокруг костра; с их шляп стекали настоящие реки, а некоторые солдаты обессилели настолько, что, свернувшись калачиком, спали прямо на мокрой земле, невзирая на холод, дождь и грязь.

— Бантагам приходится не слаще нашего, — продолжал артиллерист. — Когда они атаковали нас перед закатом, их стрелы не имели пробивной силы. Одна ударила меня вот сюда, — он ткнул пальцем в грудь, — оставила пустяковую царапину. Похоже, тетивы растянулись или что-то в этом роде. Пожалуй, мне крупно повезло. Дьявол, я уже дважды был ранен этими штуковинами в ногу: один раз при Испании и потом еще у Брода.

Ганс неопределенно хмыкнул, чувствуя, что не в силах поддерживать беседу.

— Сколько еще осталось, сэр?

— Осталось чего?

— Ну, далеко еще до берега, где нас ждет флот адмирала Буллфинча?

— Честно говоря, сынок, я и сам точно не знаю.

Встретившись взглядами с молодым артиллеристом, Ганс вдруг узнал в нем того самого начальника батареи, который двумя днями раньше скатил свои пушки в лощину во время боя с бантагами.

— Еще дня четыре, может быть, пять, — произнес Ганс. — Мы прошли уже больше половины пути.

Артиллерист вздохнул и рассеянно поддал ногой выкатившееся из огня полено.

— Черт возьми, а я-то надеялся, что мы уже близко к цели. Горы справа стали ниже, чем раньше.

— Нам нужно спуститься с гор на равнину и добраться до бухты. Там находится город Тир, — объяснил ему Ганс, понимая что он должен что-то сказать в такой ситуации. Если он хоть на секунду выкажет неуверенность или проявит отчаяние, новость об этом как пожар распространится по всей армии.

— А почему бы нам не попробовать выбить врагов вон с тех перевалов? — спросил артиллерист, махнув рукой вправо, в сторону горных вершин, на мгновение выхваченных из ночного мрака вспышкой молнии.

— Там все дороги блокированы врагом. Если мы полезем туда, нам придется нарушить строй, и враг загонит нас в ловушку. Здесь мы можем сдержать их. Мы пойдем прямо и прорвемся.

На несколько секунд шум дождя утих, и до Ганса донесся низкий рев бантагских нарг, далеко разносимый ночным эхом. Всадники орды теперь все ночи напролет трубили в нарги скорее всего для того, чтобы не дать людям заснуть, подорвать их боевой дух. Впрочем, люди Ганса довольно быстро привыкли к этому музыкальному сопровождению и уже не обращали на него внимания.

Поднявшись на ноги, Ганс не сдержал стона, проклиная про себя застарелый ревматизм и многочисленные старые раны. Меся грязь, он миновал палатки резервных полков, расположившихся в центре каре. Кое-где мерцали огоньки костров, но по большей части вокруг было темно, тут и там смутно виднелись группы солдат, спящих возле воткнутых в землю полковых знамен. Очередная вспышка молнии озарила ночную темень, осветив позиции корпуса на юге, куда и направлялся Ганс. Люди лежали прямо на земле — кто под наспех воздвигнутыми навесами, а кто и просто под передками пушек и обозными телегами. Предполагалось, что в то время, когда половина солдат полка спит, другая должна бодрствовать. В ста ярдах от позиций каре изредка раздавались ружейные выстрелы — это дозорные патрули отгоняли от корпуса разведчиков бантагов. Чем дальше на юг продвигалась армия Ганса, тем слабее становился древний страх воинов орды перед ночным боем, и даже этой ночью, несмотря на бушевавшую бурю, произошло уже с полдесятка стычек.

Послышался звук, похожий на жужжание разозленной пчелы, и бантагская пуля чуть не сбила шляпу с головы Ганса. Старый сержант инстинктивно пригнулся и выругался. «Еще не хватало после всего, что я пережил, погибнуть от дурацкой пули, выпущенной наудачу в темноту», — подумал он. Снова выпрямившись, он с удивлением почувствовал, что его ноги стали словно ватными.

— Ганс, ты как, жив?

— Все нормально, Кетсвана, меня не задело, — отозвался Ганс, слегка стыдясь своей секундной слабости.

— Слава Богу, а я уж перепугался, подумал, что ты словил пулю, — произнес Кетсвана, подходя к Гансу и загораживая его от случайных бантагских пуль с юга. Шестеро зулусов, состоявших при штабе Шудера, тут же окружили обоих начальников.

— Я только что получил сообщение, что несколько этих ублюдков пару минут назад пробрались в расположение наших войск. Так что надо быть начеку.

В ту же секунду один из людей Кетсваны вскинул винтовку и выстрелил в темноту. Мгновение спустя оттуда прилетела ответная пуля, просвистевшая между Гансом и его другом.

Ганс кивнул и направился обратно, в центр каре. Глупо так бессмысленно рисковать своей жизнью.

Бросив взгляд на Кетсвану, Ганс заметил, что, несмотря на бурю, он различает черты лица зулуса. Значит, приближается рассвет.

— Скажи горнистам, чтобы трубили подъем, — приказал он Кетсване. — Я хочу, чтобы мы снялись с места засветло, — нам предстоит еще один очень долгий день.

Изрытая проклятия, Гаарк Спаситель нервно мерил шагами пристань, наблюдая за тем, как броненосец входит в узкую горловину бухты. Вырвавшись из цепких объятий шторма, черный корабль достиг наконец защищенной от ветра гавани и на полном ходу преодолел последние четверть мили. Капитан приказал застопорить машины, и не успели матросы привязать к кнехтам швартовы, как Джурак соскочил на пристань и подошел к Гаарку.