Генерал Власов: Русские и немцы между Гитлером и Сталиным - Сергей Фрёлих

РУССКИЙ КРАСНЫЙ КРЕСТ. Богатырчук сумел убедить генерала Власова создать, параллельно с отделом Народной Помощи, в составе учреждений КОНРа и Русский Красный Крест. Власов, наконец, уступил его уговорам и поручил ему организовать это учреждение. Богатырчук начал с того, что стал собирать пожертвования, которые в большой мере стали поступать от остарбейтеров. Он стал получать немецкие рейхсмарки, которые поступали мешками по почте. В его распоряжении оказалась масса денег, которую он держал в бронированном шкафу, не имея представления, что он собственно собирался делать с этими деньгами. Так из этого ничего и не вышло. Когда штаб Власова должен был покинуть Берлин, этот шкаф закопали в саду виллы, а ключ от него в военной суматохе потеряли. Это и была судьба Русского Красного Креста.

ОТДЕЛ БЕЗОПАСНОСТИ. «На этом посту, — сказал Власов, — можно быть будучи знатоком, сукиным сыном или разумным испытанным человеком без предварительного опыта в этой области».

Весьма интересной, но и весьма загадочной личностью был доцент Тензоров, ставший начальником Отдела Безопасности при штабе РОА, подчиненный непосредственно Власову. В Советском Союзе он, как можно предполагать, был доцентом физики и математики под фамилией Пузанов. При этом ходили слухи, что он был высоким чином НКВД. У Тензорова был определенно выхоленный вид. Под своим военным всегда аккуратным мундиром он носил белые рубашки с накрахмаленным воротничком. Его офицеры, от которых он требовал того же, обращали на себя внимание своей дисциплиной и отчетливостью, как тогда говорили. В своем «Черном Отделе» он собирал в Берлине-Далеме вокруг себя сотрудников, ответственных за сохранность чинов КОНРа и штаба РОА. Невзирая на мои возражения, которые разделяли и некоторые другие чины штаба, Тензоров добился у Власова разрешения, чтобы один из его подчиненных нес постоянную службу на Кибицвег 9, с мотивацией, что он обязан заботиться о сохранности самого Власова. Этим был нарушен существовавший до сих пор порядок о числе лиц, проживавших в штабе, который предполагал проверку и мое одобрение.

Мои сомнения, касающиеся офицеров Отдела Безопасности, оказались впоследствии оправданными. Позже, при восстании чехов-националистов, поддержанных Первой дивизией генерала Власова, при занятии Праги советской армией, некоторые из этих офицеров перебежали к красным… Нужно думать, что они были агентами НКВД, проникшими во власовскую организацию. И когда они увидели приближавшуюся катастрофу, то попытались вернуться на сторону НКВД.

Учитывая тогдашнее положение в Советском Союзе, нужно считать, что эти офицеры все-таки действовали ошибочно: НКВД должно было и их ликвидировать. Они слишком многого насмотрелись на Западе и предположительно могли быть завербованы американцами. С точки зрения НКВД, они представляли для него определенный риск.

Когда власовский штаб покинул Берлин, майор Тензоров остался там как старший по чину офицер РОА и поселился с ближайшими чинами своего штаба на вилле на Кибицвег 9. Перед самым началом блокады Берлина сообщение поездами было уже прервано. Он пробился со своими людьми к Власову в Богемию. Я лично был свидетелем, как он рапортовал Власову о своем прибытии и был им произведен в полковники.

После войны Тензоров-Пузанов проживал в лагере ДиПи под Мюнхеном, стал наркоманом, запустил свой внешний вид и оказался под подозрением в осведомительной службе в пользу советов. От наркомании весьма часто страдают чины НКВД, а теперь КГБ. Она превратилась в болезнь их профессии: это кровавое и беспощадное ремесло, по всей вероятности, не выдерживают даже самые крепкие нервы и не могут обойтись без дурмана. Деятельность Тензорова в пользу советской контрразведки была доказана на основании его дневника, который был похищен у него его бывшим коллегой по «Черному Отделу» Виктором Ларионовым. Тензоров умер своей смертью еще в лагере.

Виктор Ларионов, работавший также в Отделе Безопасности, был одним из первых участников Гражданской войны в России в 1918 году. Как воспитанник Морского корпуса он служил в знаменитой батарее гардемаринов на Юге России. Гардемаринами назывались кадеты последних двух классов Морского корпуса. За ними укрепилась репутация покорителей сердец. У них была красивая форма, а в качестве оружия — сабли.

После поражения Белой армии в ноябре 1920 года, Ларионов через Галлиполи переехал в Германию и Францию. Он был членом Русского Общевоинского Союза (РОВСа), который сначала возглавлял Великий Князь Николай Николаевич, бывший Главнокомандующий русских войск во время Первой мировой войны. После него главой РОВСа стал генерал Врангель, последний Главнокомандующий войск Юга России в Крыму, а после его смерти — генерал Кутепов, герой Гражданской войны. По поручению Кутепова Ларионов в 1923 году с двумя соратниками выполнил дерзкий террористический акт в Ленинграде. Ему удалось бросить бомбу в зал, где заседала конференция членов коммунистического клуба, и после этого бежать с сотрудниками в Финляндию.

О заместителе Тензорова в Отделе Безопасности, Чекалове, сложились легенды. Он тоже раньше был чином НКВД. Его хладнокровие и, я бы сказал, дерзость, с которыми он присвоил себе псевдоним «Чекалов» (имя, которое заставляло считать его бывшим сотрудником ЧеКа) вызывали изумление. Ведь ЧеКа, созданная Лениным в 1918 году, называлась Чрезвычайной Комиссией по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией. Она была предшественницей НКВД, потом ГПУ и, наконец, теперь действующим КГБ. После войны Чекалов продолжал свою деятельность в Мюнхене и был, по всей вероятности, одним из главных советских агентов. Американская разведка до него не доросла: примерно в 1949 году он исчез бесследно, и после этого о нем ничего не было слышно.

ГЛАВНОЕ ПРОПАГАНДНОЕ УПРАВЛЕНИЕ. Шефом этого отдела был генерал-лейтенант Георгий Николаевич Жиленков. Перед своим призывом в армию он занимал высокий политический пост в городском управлении Москвы. Как заслуживающий полного доверия он был назначен комиссаром и был членом Военного совета 32-й армии. Когда он попал в плен к немцам, ему удалось скрыть свой чин. Иначе бы его наверно ликвидировали, согласно «приказу о комиссарах».

Жиленков нанялся к «готовым помочь» (хилфевиллиге) и работал как водитель машины и как автомобильный механик, пока не услышал о Власовском Движении, и постарался примкнуть к нему. Он был типом подлинного аппаратчика, готового всеми средствами укреплять свое положение с любой стороны. В его жизненном укладе играла большую роль его потребность в роскоши. Свою жажду к жизни он пытался удовлетворить по западному, доселе ему неизвестному образцу. Он женился на женщине из одной из знатных эмигрантских семей и поселился с ней в элегантной вилле в Берлине-Далеме, заведя большую собаку. После капитуляции Германии он выдающимся образом вел себя в американском плену и помог многим содержавшимся с ним. Но в конце концов и он был выдан в Советский Союз и после процесса в Москве был казнен вместе с Власовым.

Деятельность его учреждения главным образом сводилась к изготовлению листовок, к контролю над русской прессой и культурному обслуживанию военных частей.

Все описанные учреждения и их отделы подчинялись КОНРу и руководились генералом Власовым.

Финансовый договор, написанный на листке бумаги

Власовское Движение неоднократно обвиняли в том, что оно финансировалось Третьим Рейхом, то есть врагом России. Эти упреки исходили большей частью из кругов, инспирируемых Москвой. Мой ответ предназначен им.

Руководство КОНРа с самого начала придавало большое значение тому, чтобы освобождение России от коммунистической диктатуры не финансировалось другим государством. Поэтому оно стремилось к заключению финансового договора, который бы обеспечивал возврат полученных денег. Антикоммунистическая армия, созданная на немецкие средства, считалась бы армией наемников. Но РОА с самого начала была армией патриотов. КОНР же мог выступить только как полноправный в договоре лишь после того, как был признан за такового немецким правительством после 14 ноября в Праге.

Весьма поздно, но твёрдо придерживаясь такого рода убеждений, уполномоченные КОНРа приступили к переговорам о подробностях финансового договора с Министерством иностранных дел, которое они считали единственным немецким учреждением, уполномоченным на это. Они выступали как представители будущего национального русского правительства и настаивали на том, чтобы договор носил характер соглашения между двумя суверенными и равноправными партнерами. Эта точка зрения разделялась не только друзьями Освободительного Движения в штабе немецких вооруженных сил (ОКВ), но и экспертами по русским проблемам в самом Министерстве иностранных дел. Последние тоже придавали значение тому, чтобы такой договор был заключен именно Министерством иностранных дел, в котором в силу этого многие старшие чины оказались убежденными сторонниками власовской идеи.