Русский Галантный век в лицах и сюжетах. Kнига первая - Лев Бердников

В 1734 году фельдмаршал был направлен на осаду Гданьска, где находился французский ставленник Станислав Лещинский, претендовавший на титул польского короля. Город был, в конце концов, взят, и победа русско-австрийского претендента на престол Августа III была обеспечена, но Миних получил упреки за долгую осаду и за бегство Лещинского из города.

В 1735 году он принял пост главнокомандующего в войне с турками и при помощи запорожцев совершил походы в Крым. После трудного месячного марша 21 мая его войска овладели Перекопом и вторглись на полуостров. Были завоеваны Козлов (Евпатория), Ахмечет, Кинбурн и столица Крымского ханства Бахчисарай. Но поход был для Миниха тяжелым и изнурительным; выбыло из строя около половины всего состава армии, и она была вынуждена отступить. В 1737 году его войска заняли Очаков. Эта твердыня была взята после упорного и кровопролитного штурма, причем пример храбрости подавал сам фельдмаршал – он собственноручно водрузил российское знамя на главной башне крепости. Потери же русских составили здесь более трети всего войска.

В 1738 году Миних вступил в Бессарабию и овладел Хотином, а в августе 1739 года одержал решительную победу над турками при Ставучанах. Здесь фельдмаршал применил военную хитрость, имитируя атаку левым флангом, а затем обрушившись на противника главными силами справа. В результате турецкая армия в беспорядке отступила.

Миних гордился одержанными им победами и не был чужд самовозвеличиванию. “Русский народ, – писал он, – дал мне два титула: “столпа Российской империи” и “сокола” со всевидящим оком”. Однако, как полагают военные историки, в спланированных Минихом военных операциях проглядывают и плохая подготовка, и провалы в разведке, и пассивная тактика, и неукоснительное следование ошибочному догмату о сплошном боевом порядке. Приходится признать, что фельдмаршалу недоставало творческого нестереотипного мышления, того новаторства в организации военных действий, каким прославят впоследствии русское оружие великие полководцы Петр Румянцев-Задунайский и Александр Суворов-Рымникский. Кроме того, все победы Миниха по существу не имели никаких результатов для России: союзная Австрия вступила с Турцией в переговоры и заключила с ней сепаратный мир в Белграде, а 7 октября 1739 года к этому унизительному миру вынужден был присоединиться и Санкт-Петербург. Почти все завоеванное Минихом пришлось отдать, казалось бы, поверженному противнику. Однако сам фельдмаршал за действия в войне получил орден св. Андрея Первозванного, звание подполковника лейб-гвардии Преображенского полка и золотую шпагу, осыпанную бриллиантами. Он домогался своего назначения гетманом Украины, но императрица вежливо отклонила его прошение.

Одним из характерных проявлений его непомерной претензии на исключительность было стремление выделиться даже своим внешним видом – он настойчиво примерял на себя броскую одежду франта. Причем Миних тщился быть именно щеголем-галломаном, тем, кого в Европе называли тогда петиметром. Его отличало и особое куртуазное поведение. Вот что писала о 52-летнем графе находившаяся тогда в России леди Джейн Вигор (Рондо): “Все его движения мягки и изящны. Он хорошо танцует, от всех его поступков веет молодостью, с дамами он ведет себя как один из самых галантных кавалеров этого двора, и, находясь среди представительниц нашего пола, излучает веселость и нежность”. Но тут же англичанка сбивается и говорит уже о фальши “томных взоров” и искусственности Миниха. “Искренность – качество, с которым он, по-моему, не знаком”, – вдруг добавляет она. Все это свидетельствует о ненатуральности манер фельдмаршала. Не случайно кто-то из придворных сострил по его поводу: “Видеть неуклюжие потуги этого немца порхать, как петиметр, равносильно тому, как наблюдать за танцующей коровой”.

Однако страсть к щегольству стала настолько органичной частью его сознания, что, казалось, он привносил ее в другие сферы своей жизнедеятельности. Речь, таким образом, может идти о характерной для Миниха психологии щеголя. Позднее Иван Крылов сформулирует своего рода кредо петиметра – “Прельщаться и прельщать наружностью”. Миниху было свойственно не только внимание к собственной внешности. Любовь к “наружному” – помпе, внешним эффектам – отличала все его поступки. Его адъютант генерал Манштейн, говоря о событиях ноября 1740 года, когда гвардейцы Миниха арестовали ночью регента Эрнста Иоганна Бирона в Зимнем дворце, свидетельствовал, что временщика вполне можно было схватить днем, когда тот находился без охраны. Тогда фельдмаршал не подвергал бы себя и своих людей ненужному риску. Однако Миних, любивший, чтобы все его предприятия совершались с некоторым блеском, избрал самые затруднительные средства.

Его отчаянное желание войти, точнее, стремительно ворваться в мировую историю не напоминало ли потуги разодетого в пух и прах волокиты вломиться в общество прекрасных дам? А это его чрезмерное увлечение все новыми и новыми должностями, чинами, регалиями разве не схожи со стремлением франта пополнить свой гардероб очередным модным костюмом?

Самохвальство Миниха особенно рельефно проявилось в Риге, где по повелению графа некоторые ворота и бастионы были переименованы в его честь. Анне Иоанновне пришлось издать специальный указ, восстанавливавший прежние названия и порицавший самодеятельность фельдмаршала.

Его тщеславие не знало границ. Рассказывают, что однажды он заказал выгравировать свой портрет и, получив первый оттиск, отправил его граверу, чтобы тот начертал на нем такие слова: “Тот, кто будет походить на Миниха, будет воистину велик; он будет героем, другом людей, совершенным политиком и безупречным христианином”.

И в собственной семье он был сущим тираном – все родные должны были беспрекословно исполнять его прихоти, и никто не смел проявлять даже тени неудовольствия. Он, например, любил во время еды класть сахар решительно во все блюда, даже в соленую рыбу, причем заставлял домочадцев и гостей делать то же самое, и очень сердился, если кто ему перечил. Рассказывают, как-то один молодой офицер знатного рода не внял Миниху, предложившему подсластить кусок телятины. “У нынешней молодежи дурные вкусы, – гневно сверкнул очами фельдмаршал, – мы-то старики, знаем толк в доброй еде!”

Граф Миних, за свою долгую жизнь послуживший при Дворах четырех императриц и трех императоров (включая в это число младенца Иоанна Антоновича), был искуснейшим царедворцем. Иногда он вынужден был юлить, заискивая перед начальством – как только он ни изощрялся, пытаясь ублажить, к примеру, генерал-лейтенанта Алексея Волкова, фаворита в то время всесильного Александра Меншикова: покорнейше слал ему несколько бочек ладожского сига. После же низложения Меншикова Миних становится одним из первых его хулителей. Он низкопоклонствовал перед Долгоруковыми при Петре II, Остерману и Бирону при Анне Иоанновне. Для удовлетворения собственного честолюбия он мог унижаться, быть хитрым и кротким при всем своем суровом, вспыльчивом и своенравном характере. Потому слова о нем испанского герцога Лириа-и-Херика: “Он лжив, двоедушен, казался каждому другом, а на деле не был ничьим”, – вполне его характеризуют.

О фельдмаршале можно сказать: всех врагов он наживал себе честно. Завеса притворства не могла скрыть его высокомерия, спеси, презрительного отношения к окружающим. Особенно несносен граф был со своими подчиненными. Записной интриган, Миних сделался инициатором многих генеральских скандалов и склок. То он в недопустимо обидной форме требует финансового отчета от заслуженного генерала Иоганна Бернгарда фон Вейсбаха, то направляет оскорбительное письмо принцу Людвигу-Вильгельму-Иоганну Гессен-Гомбургскому, то затевает низкую свару с фельдмаршалом Петром Ласси. Порой разбирать тяжбы враждующих сторон приходилось самой императрице, о чем она с гневом писала: “Такие конвуиты (поступки – Л.Б.), как главные командиры имеют, мне уже много печали делают, потому надобно и впредь того же ждать, как бездушно и нерезонабельно (неразумно – Л.Б.) они поступают, что весь свет может знать”. Положение усугублялось тем, что подобные дрязги происходили во время войны и объективно мешали слаженности и боеспособности российской армии.

Царствование Анны Иоанновны было звездным часом карьеры и славы Миниха. И символично, что последние слова умирающей императрицы: “Прощай, фельдмаршал!” – были обращены именно к нему.

После смерти монархини регентом при августейшем младенце Иоанне Антоновиче становится герцог Курляндский Бирон, который позволял себе оскорблять и третировать родителей императора – Анну Леопольдовну и Антона-Ульриха Брауншвейгских. После очередной стычки с Бироном Анна Леопольдовна обратилась за советом к Миниху, который с ее одобрения составил план низложения временщика.