Полная история масонства в одной книге - Вик Спаров

А вот разговор Пьера после посвящения его в масоны с князем Андреем.

«Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен прийти на помощь ему, просветить и поддержать его. Но как только Пьер придумывал, как и что он будет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит все его ученье, и боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.

– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, – отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.

– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.

– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? Масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества.

И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его. Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.

– Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; все остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза все исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал, частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах.

Князь Андрей молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера не расслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.

Они подъехали к разлившейся реке, которую им надо было переезжать на пароме. Пока устанавливали коляску и лошадей, они пошли на паром.

Князь Андрей, облокотившись о перила, молча смотрел вдоль по блестящему от заходящего солнца разливу.

– Ну, что же вы думаете об этом? – спросил Пьер. – Что же вы молчите?

– Что я думаю? Я слушал тебя. Все это так, – сказал князь Андрей. – Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека и законы, управляющие миром. Да кто же мы? – Люди. Отчего же вы все знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.

Пьер перебил его.

– Верите вы в будущую жизнь? – спросил он.

– В будущую жизнь? – повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.

– Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его; и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь, как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды – все ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно – дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого? Разве я не чувствую, что я в этом бесчисленном количестве существ, в которых проявляется божество, высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим? Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница, которой я не вижу конца внизу, теряется в растениях. Отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше до высших существ. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что, кроме меня, надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.

– Да, это учение Гердера, – сказал князь Андрей, – но не то, не душа моя убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое себе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться, и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть… Вот что убеждает, вот что убедило меня, – сказал князь Андрей.

– Ну да, ну да, – говорил Пьер, – разве не то же самое и я говорю!

– Я говорю только, что убеждают в необходимости будущей жизни не доводы, а то, когда идешь рука об руку с человеком, и вдруг человек этот исчезнет там, в нигде, и ты сам останавливаешься перед этой пропастью и заглядываешь туда. И я заглянул…

– Ну, так что ж! Вы знаете, что есть там и что есть кто-то? Там есть – будущая жизнь. Кто-то есть – Бог.

Князь Андрей не отвечал. Коляска и лошади уже давно были выведены на другой берег и заложены, и уж солнце скрылось до половины, и вечерний мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров и перевозчиков, еще стояли на пароме и говорили.

– Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить, – говорил Пьер, – что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там, во всем. – Он указал на небо.

Князь Андрей вздохнул и лучистым, детским, нежным взглядом взглянул в раскрасневшееся восторженное, но все робкое перед первенствующим другом лицо Пьера.

– Да, коли бы это так было! – сказал он. – Однако пойдем садиться, – прибавил князь Андрей, и, выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз после Аустерлица он увидал то высокое, вечное небо, которое он видел, лежа на Аустерлицком поле, и что-то давно заснувшее, что-то лучшее, что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе. Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь».

Что и говорить, очищающий душу отрывок из «Войны и мира»! А завершить эту главу мы хотим цитатой из заметок уже упоминавшегося нами выше русского масона-эмигранта, Досточтимого Мастера ложи Северная Звезда Великого Востока Франции М. А. Осоргина о сущности и цели масонства, где он в немногих словах формулирует нравственную программу любого человека, считающего себя масоном: «Масонство есть вдохновенное строительство, процесс постижения посвященного. Весь смысл нашего Братства и все наше счастье в том, что мы – служители культа вечности, а не преходящего, тайны, а не опыта, и наше учение стремится быть ответом на протест человека против ограниченности его бытия во времени и пространстве и против всяких оков, налагаемых на нас Природой и Разумом. Вступление профана в Братство не есть просто одно из многих его житейских предприятий, а полный разрыв с прошлым и начало новой жизни – новое рождение. Посвященность сказывается в том, что, несмотря на некоторую, может быть, наивность образов и примитивность символов, она выработала в нас привязанность к идее Братства и даже нелогическую любовь к нему. И вот чем мы дорожим в масонстве: традицией, связью веков, родством живых и мертвых мастеров, верою в Слово Потерянное и Слово Найденное, а главное – любовью к Братству. А выработка в себе веры, надежды и любви есть наша основная нравственная цель».

Цели масонства

«Масонство, – сказано в современном масонском катехизисе, – никого не ненавидит и не преследует, и цель его можно определить так: изгладить между людьми предрассудки каст, условных различий происхождения, мнений и национальностей; уничтожить фанатизм и суеверие; искоренить международную вражду и бедствия войны; посредством свободного и мирного прогресса достигнуть закрепления вечного и всеобщего права, на основании которого каждый человек призван к свободному и полному развитию всех своих способностей; споспешествовать всеми силами общему благу и сделать таким образом из всего человеческого рода одно семейство братьев, связанных узами любви, познаний и труда».

Действительно, цели масонства, как это вполне очевидно, органически вытекают из его сущности.

Во-первых, работа масонского братства – это не просто произвольная система символических обрядов и ритуалов, а аллегорическое изображение великого божественного процесса, в ходе которого исполняется воля Божья в отношении человечества. Весь ход символического действа раскрывает перед теми, у кого есть ключ к смыслу символов, знаков и ритуалов, этот божественный замысел.