Змеи, драконы и родственники - Виктория Угрюмова

— Прибацуйчик — это бал? — восхищенно спросила Галя, игнорируя остальные сведения.

— Что такое бал? — искренне заинтересовалась Свахерея.

— Ну, танцуют все, музыка играет, наряды шикарные. Столы ломятся, — принялась Галя загибать пальцы, перечисляя известные ей приметы королевских балов.

— Так и говори — прибацуйчик, — прервала ее ведьма. — А то выдумала — бал какой-то. Даже выговорить нельзя. И очень вульгарно звучит. Никогда не повторяй в свете это неприличное слово.

— Бабуля! Дорогая! — вскричала Галя. — Как же мне хочется попасть на бал! То есть я хотела сказать — на прибацуйчик…

Если в пригороде Дарта Галя Наливайко сияла от счастья, услышав о том, что через несколько дней в королевском дворце будет грандиозное празднество по случаю обручения короля с какой-нибудь достойной того девушкой, то в самом Дарте будущий жених прыгал, как пескарь на сковородке.

Выспавшаяся тетя оказалась еще худшим бедствием, нежели невыспавшаяся. Энергии у нее прибавилось, идеек тоже — хоть бороду отращивай (как туманно намекнул Мулкеба, в очередной раз спасаясь бегством от ее величества королевы, желавшей непременно использовать его таланты для организации прибацуйчика). Неукротимая воля Хеннертов поставила на уши весь замок и его обитателей и категорически препятствовала последним принять нормальное положение. В мире, где кто-то идет — а не бежит, спит — а не бодрствует, ест — а не торопливо глотает, беседует — а не рапортует, королеве-тете было неуютно. И она старалась сделать его (мир) лучше и прекраснее.

Словом, в замке бегали, рапортовали, бодрствовали, а также вздрагивали, морщились, корчились и шепотом сыпали проклятиями. Некоторые, доведенные до последней степени отчаяния, отваживались даже сбежать от ее деловитого величества и спрятаться в погребах. С каждым часом в погребах оставалось все меньше свободного места.

Если бы здесь был Спартак или Емельян Пугачев… Впрочем, весьма вероятно, что тетя поглядела бы на зарвавшегося бунтовщика своим знаменитым — фирменным — взглядом и рявкнула что-то вроде: «Молчать! Стоять! Благоговеть!» — и было бы по сему. Потому что там смерть на поле боя или четвертование какое-нибудь — это, конечно, неприятная штука. Но вот и лесоруб Кукс в курсе и не даст соврать, что это еще цветочки, а когда тетя… Словом, тетя — это тетя.

Король это знал очень хорошо. Выучил с младых ногтей. По этой причине он воодушевлял своих подданных личным примером: вырезывал ножницами какие-то пергаментные финтифлюшки для украшения праздничного зала, высунув язык от напряжения, драил драгоценный чепчутрик с пимпочками, стараясь не думать, что этот кошмар, более всего похожий на многоярусный кремовый торт с бантиками, ему предстоит напялить на голову. А еще он постоянно выслушивал тетины свежие идейки, которыми она фонтанировала, словно только что пробуренная нефтяная скважина, и участвовал во всех ее начинаниях. А начинаний было много.

Во-первых, Гедвиге вынь да положь захотелось осчастливить каких-нибудь бедных крошек из сиротского приюта. А так как крошек в приюте не было, потому что уппертальцы — народ добросердечный и детей, как зверушек, в приживальник не отдают, многострадальному Мароне пришлось срочно организовывать два десятка псевдосироток.

Королева-тетя встретилась с детишками и вручила им праздничные подарки. В полотняном мешочке ошеломленные «сиротки» обнаружили массу интересных вещей: брошюрку «Как стать Нучипельской Девой» — особенно актуальную для мальчиков, крохотную копию памятника, возведенного королеве-тете в славном городе-герое Нучипельсе (всякий город, где тетя живет десять месяцев в году, вправе претендовать на звание города-героя), а также собственноручно связанные августейшей благодетельницей ночные колпаки, в каждом из которых мог целиком уместиться не слишком крупный ребенок.

Вторым испытанием для нервов Оттобальта стал традиционный просмотр портретов потенциальных невест. «Рожи под стать именам», — неосторожно высказался король, о чем тут же и пожалел и жалел еще дня два подряд без перерывов на обед.

— Что, — вопила тетя, — ты имеешь против имени Матрусея? Это же так символично. И лицо у нее… запоминающееся, необычное!

— Только в темном коридоре лучше его не показывать, — огрызался Оттобальт.

— Бальтик! Меня потрясает твоя непредусмотрительность! — потрясала тетя кулачками. — Жена не должна привлекать к себе внимание других мужчин. Так ей будет проще хранить тебе верность.

— Жена не должна отпугивать других мужчин! — возражал Оттобальт, загнанный в угол. — Так я потеряю всю гвардию. И потом, как ее звать — Матруся? И не подсовывай мне Вадрузею! С Вадрузеей мне тоже не хочется сидеть за одним столом.

— Тогда погляди на эту Нечаприю, — заходила тетя с другого фланга. — Или вот эту.

Оттобальт тоскливо подумал, что просыпаться в одной постели с Нечаприей человеку с развитым воображением не рекомендуется.

— Ты мог бы называть ее Чапой, — мечтательно произнесла королева. — Она пишет, что окончила заочные курсы казначеев и в любой момент готова предложить свои таланты тебе в помощь.

— С меня хватает и одного Мароны, — простонал несчастный король.

— А на тебя одного Мароны не хватает, — отрезала Гедвига. — Потом, все-таки он не может выйти за тебя замуж. А когда я уеду из Дарта, я хочу быть уверена в том, что тобой руководит твердая рука.

— О Высокий Душара!

— Не вмешивай Душару в наши семейные проблемы, — приказала королева.

Она самолично отбирала портреты кандидаток. Самых красивых отвергла сразу, не позволив королю даже краешком глаза поглядеть, кого именно тетя забраковала. «Вертихвостки! Это я тебе говорю как компетентный человек!». Затем в корзину полетели не самые знатные и не самые богатые, а также рассуждавшие о любви, рассветах и закатах, пении птичек — вроде свитрячков пухнапейских. Не имели ни малейшего шанса любительницы животных и романтических прогулок при луне, поклонницы пения и плетения кружев («Бесполезное занятие, — отрезала тетя. — Сколько на этом заработаешь?»), заядлые читательницы романов и лирически настроенные поэтессы. Вход на прибацуйчик был строго запрещен также веселым, остроумным и самостоятельным.

Оттобальт, с тоской смотревший на то, что осталось, все больше напоминал копченую дремлюгу. У нее так же вылазили из орбит глаза и вытягивалась морда.

Король твердо знал, что его отважные предки всегда проигрывали сражения своим родственницам по женской линии. Да, они могли смести с лица земли орду гунухских варваров; да, бывало, что и циклопы падали, сраженные их могучей десницей; да, хаббсы отступали до самых стен своей столицы — но! но женщины Хеннертов никогда не бывали побеждены. Что там побеждены — даже намека на почетную ничью, на устраивающий обе стороны балямбулесный кампетюк не было и теоретически быть не могло.

Дядя Хеннерт, счастливый супруг королевы Гедвиги, тоже женился на ней по выбору своей властной и мудрой матушки — Акупси Ландсхутской, которой до последнего дня ее жизни никто во всем Уппертале не смел возразить ни слова. Утверждали, что даже комары покидали пределы замка, повинуясь одному только гневному движению ее бровей. Что там говорить о слабонервных людях?

— Кстати, — молвил Оттобальт, отрываясь от своих размышлений, — учти, что ни на какой Акупсе я не женюсь даже под страхом смертной казни. Лучше всю жизнь прожить с лесорубом Куксом и его топориком.

— Не напоминай мне об этом язьдрембопе, — потребовала тетушка. — Что же касается Акупси, это ты напрасно. Прекрасное имя, великие традиции. Подумай хорошенько. Я как раз отложила портретик — вполне милое личико, чем-то похожа на меня в молодости. Конечно, у меня не было таких дурацких длинных ресничек…

Оттобальт открыл было рот, чтобы поведать тете все, что он думает о внешности женщин, имеющих несчастье быть похожими на нее, — но вовремя спохватился.

Затем королева-тетя переместилась на кухню и принялась разорять этот храм гастрономических шедевров. Она три раза перевешивала полочки и переставляла шкафчики, пытаясь достичь идеального расположения кухонной мебели. На четвертый раз вся мебель вернулась в исходное состояние, к тому времени повара, поварята и кухонная прислуга буквально падали с ног.

— Вот видите, — воззвала к ним Гедвига, — насколько теперь все стало удобнее и красивее. Вам же самим будет приятно работать в такой обстановке. А теперь давайте осмотрим посуду…

Осмотр посуды затянулся на сутки и завершился только к следующей полуночи. За это время несчастным слугам пришлось по два раза почистить самые большие котлы, кастрюли и сковородки, чтобы затем королева-тетя спохватилась, что нужно на чем-то готовить праздничный обед, и выругала всех нерасторопных помощников, которые об этом не подумали.