Рим, проклятый город. Юлий Цезарь приходит к власти - Сантьяго Постегильо

Цезарь вспомнил известие, одно из многих, присланных ему Корнелией из Рима за последние недели. Он не успел поделиться им с другом, настолько оно казалось незначительным.

– Совсем забыл: на юге Италии, в Капуе, восстали рабы, – сказал он.

– Много? – уточнил Лабиен.

– Несколько гладиаторов, сбежавших из бойцовской школы, – уточнил Цезарь и добавил: – В целом ничего особенного.

XXXIII

Битва на Везувии

Заседание римского Сената Курия Гостилия[46]73 г. до н. э

Вскоре известие о восстании Спартака достигло Рима: бесчинства, которые рабы учинили в крупных поместьях и на виллах римских сановников, в том числе некоторых сенаторов, присутствовавших на заседании, выходили далеко за рамки обычного. Но были и другие вопросы, требовавшие решения: настало время направить в Испанию дополнительные подкрепления, чтобы помочь Помпею и Метеллу Пию раз и навсегда покончить с восстанием Сертория, а дерзкий Митридат по-прежнему тревожил восточные границы Азии.

Обстановка в самом Сенате также была беспокойной: одного из его членов, Луция Сергия, более известного среди patres conscripti как Катилина, недавно обвинили и предали суду за то, что возлег с девственницей-весталкой. Катилину оправдали, но он был одним из приятелей Суллы, приблизившего его к себе в знак признательности за поддержку во время гражданской войны, – ясно, что у него были свои люди в судах, ведь в соответствии с преобразованиями Суллы сенатора могли судить только другие сенаторы.

Тем утром в курии Гостилия много рассуждали о Митридате и Сертории, а также о проконсулах Метелле Пии, Помпее и Лукулле, но куда важнее были другие разговоры: собравшиеся вполголоса беседовали о том, действительно ли Катилина возлег с весталкой, или это досужие сплетни.

Привыкший ко всеобщей нелюбви, научившийся плыть против течения и при этом неизменно добиваться цели, Катилина как ни в чем не бывало щедро расточал улыбки и наконец устремил взгляд на Цицерона, сидевшего прямо напротив. Катилина был убежден, что слухам, бередившим Сенат, и бесконечным спорам относительно того, справедливо или несправедливо его оправдали по обвинению в crimen incesti, положил начало Цицерон.

Он знал, что Цицерон стремится выставить себя защитником римских добродетелей и пламенным борцом с продажностью в государственных делах. Но никто не забывал, что большая часть его состояния получена от сдачи внаем инсул, больших домов, сырых, вредных для здоровья, где селились бесчисленные приезжие, ежедневно прибывавшие в Рим. Возможно, думал Катилина, однажды он прибегнет к поддержке всех этих бедолаг, которым так недоставало помощи в Риме, особенно после поражения Мария, отбытия Сертория и изгнания племянника Мария… Кстати, как его зовут? Он уже убил по приказу Суллы другого племянника, Марка Мария Гратидиана. Катилина усмехнулся, вспомнив, как отнес его голову довольному Сулле.

Но в следующий миг он вспомнил кое-что еще и поморщился. Изгнанным племянником был молодой Юлий Цезарь, сосланный куда-то на Восток. По слухам, он пребывал в здравии и довольстве. Если бы Сулла приказал Катилине охотиться на него, а не на других негодяев, этот Цезарь тоже был бы уже мертв. Но сейчас все это никого не волновало… Катилина посмотрел на Цицерона, раздосадованный тем, что тот по-прежнему разглагольствует о нем и о суде над весталкой, поэтому, недолго думая, встал и взял слово:

– Мы приняли мудрые решения о том, как дальше воевать с Серторием и Митридатом, и кое-кому может показаться, – он снова покосился на Цицерона, – что настало время развлечься разговорами о личной жизни других сенаторов. Но не лучше ли подумать о рабах, которые занимаются грабежами и убийствами в окрестностях Капуи? Как известно, Сенат существует для того, чтобы поддерживать порядок в римском государстве, не так ли, дражайшие отцы?

Катилина сел. Ропот в зале стих, чего он и добивался.

Восстание проклятых рабов не слишком занимало его, он не придавал этому особого значения, но, упомянув о нем, добился своего: сенаторы обратились к другим делам.

Красс был готов поучаствовать в новом споре, начатом Катилиной, и поднялся со своего места:

– Я редко соглашаюсь с нашим сотоварищем, – он невозмутимо посмотрел на Катилину, и тот ответил легким кивком в знак того, что не держит зла, – однако замечу, что восстание рабов – главный вопрос в эту минуту.

Сенаторы слушали очень внимательно. Они уважали почтенного Метелла Пия, но тот все еще был далеко, в Испании. При этом все знали, что два орла, Красс и Помпей, значат в государственных делах все больше и больше. Красс разбогател при Сулле, как и многие другие сенаторы, но в отличие от них умело вложил средства в недвижимое имущество и теперь считался самым богатым человеком в Риме. Что-что, а деньги – и тех, кто умел их копить, – сенаторы уважали. Помпей выделился благодаря полководческому дарованию. Но его не было сейчас в Сенате, и поэтому слово взял Красс.

– В прошлом, – продолжил он, – восстания рабов перерастали в жестокие столкновения, поэтому я предлагаю пресечь этот бунт в зародыше, отправив большое войско, чтобы уничтожить рабов, а лучше схватить и распять под палящим солнцем.

Предложение приняли единогласно. Было решено отправить против восставших в Капуе рабов небольшое войско. Во главе его поставили претора Гая Клавдия Глабра.

Гора Везувий

73 г. до н. э

Лагерь восставших рабов на склоне горы

– Сколько их, ты говоришь? – спросил Крикс в надежде, что ослышался.

Один из дозорных, по приказу Спартака наблюдавших за дорогой из Рима в Капую, чтобы отслеживать передвижения римлян, повторил, на этот раз четко и обстоятельно:

– Три тысячи легионеров: шесть полных когорт, по шесть центурий в каждой. Я пересчитал центурионов, когда они проходили мимо обочины, где я притаился. А также всадники, несколько турм. Я бы сказал, около сотни конников. Они расположились лагерем у подножия Везувия и отдыхают после долгого марша из Рима. Лагерь не обнесен частоколом, и я хорошо все рассмотрел.

– Три тысячи легионеров и вспомогательная конница, – повторил ошеломленный Крикс.

– Откуда ты знаешь о центуриях и когортах, юноша? – спросил Спартак.

– Прежде чем стать рабом, я был калоном в римском легионе, – объяснил дозорный.

– Хорошо, – согласился Спартак. – Иди, тебя накормят и напоят. Ты заслужил.

Как только дозорный вышел из палатки, Крикс, удивленный тем, как спокойно Спартак воспринял новость, заговорил.

– С какой стати его кормить и поить? – недоверчиво спросил он. – Нужно срочно готовиться к бегству, прямо сейчас.

Эномай, Каст и Ганник, другие вожди восставших, кивнули. Это казалось самым разумным решением. Идалия тоже присутствовала на собрании, сидя в углу и находясь под защитой фракийца, но молчала и смотрела только на Спартака.

– Бегство? – повторил фракиец. – Интересно – куда? Судя по свежему известию, они разбили лагерь