Черный лед - Бекка Фитцпатрик

Сегодня, когда увидишь, что я поглаживаю руку, это означает: «я думаю о тебе». А когда опущу пальцы ног в воду – «представляю, что мы одни в бассейне, и я сижу у тебя на коленях, а ты целуешь меня».

4-мок, 4-мок,

Бритт.

Сложив записку, я заткнула ее Келвину под подушку, выставив только уголок, выскользнула из спальни и поспешила к подруге на кухню.

Уже перед самым приходом гостей Корби решительным шагом подошла ко мне, занятой раскрыванием зонтов над столиками, и сердито помахала запиской перед моим носом.

– Что это?!

– Я… Просто… – забормотала я. – Откуда?..

– Из-под подушки Кэла, откуда еще?

– Ты не должна была это увидеть. – Я страшилась этого дня многие месяцы. У меня была масса времени подготовить речь в свое оправдание, но именно в ту минуту я растеряла все слова.

Корби, расплакавшись, оттащила меня за сиреневую изгородь на противоположной стороне сада. Я никогда не видела ее такой обиженной.

– Почему я ничего не знаю?

– Корби, прости меня, пожалуйста. – Я в самом деле не знала, что сказать, и чувствовала себя отвратно.

– Сколько вы уже вместе?

– С апреля.

Она вытерла слезы.

– Могла бы мне признаться…

– Знаю. Ты права. Я поступила неправильно и чувствую себя ужасно.

Корби хлюпнула носом.

– Ты шифровалась из страха, что я взбешусь?

– Нет, – честно ответила я. – Келвин был не готов объявлять о нас публично.

– Тебе не кажется, что он тобою пользуется?

Я почувствовала, что краснею. Почему ей пришло в голову спрашивать об этом? Да еще в тот вечер, когда я и так чувствовала себя неуверенно по поводу наших взаимоотношений?

– Не думаю. Не знаю, – жалко пробормотала я.

– Если придется выбирать между нами, ты же выберешь меня, правда?

– Конечно, – быстро ответила я. – Ты моя лучшая подруга.

Потупив взор, Корби схватила меня за руку.

– Я не хочу делить тебя с ним.

Знала бы Корби, что ей недолго осталось делиться! Отъезд Келвина в Стэнфорд означал начало конца нашего романа.

Отбросив воспоминания, я вернулась мыслями к настоящему. Мне не хотелось вылезать из ее кровати, но скоро сюда должен был заявиться Келвин с обходом, поэтому я поправила одеяло у нее на плечах и тихонько затворила за собой дверь, возвращаясь к себе.

На полпути к постели мозг машинально отметил какое-то изменение в углу за гардеробом. Высокая фигура человека, сливаясь с тенью, подпирала стену и, не успела я вдохнуть, прыгнула на меня, повалив на кровать и заглушая панический вопль холодной как лед рукой.

– Не кричи – это я, Джуд.

Я забилась еще сильнее, показывая, что это известие не слишком меня успокаивало. Умудрившись освободить колено, я нацелилась ему в пах, но промазала, попав просто по бедру.

Джуд бросил короткий взгляд на предполагаемую «мишень» и, насмешливо подняв брови, снова повернулся ко мне.

– Почти попала, – выдохнул он и, чтобы обезопасить себя от второй попытки, быстро взгромоздился сверху, придавив меня огромным, мокрым и очень холодным телом. Как бы Джуд ни пробрался в Айдлвайлд, внутри он пробыл совсем недолго; снег еще облеплял воротник, а темная щетина на лице блестела от таявшего инея.

Я встретила сокрушающий вес его тела яростным выкриком, но рука Джуда так плотно затыкала мне рот, что вряд ли Келвин мог что-то расслышать, даже подслушивай он под дверью спальни. Но Кэл, скорее всего, расхаживал внизу между парадным и черным входом, не зная, что враг уже внутри неприступной крепости.

– Не ожидала меня увидеть? – спросил Джуд, наклоняясь как можно ближе, чтобы его не услышали. Он пахнул так же, как я запомнила: гусиным пухом, сосновой смолой, костром. Вот только в последний раз, когда мы так тесно прижимались друг к другу, я видела все в другом свете. – Но, пожалуй, ты и вполовину не так удивлена, как удивился я, вернувшись в лагерь и увидев, что ты исчезла. Сказала бы сразу, что уходишь, – не пришлось бы добывать кролика на твою долю.

От хорошо контролируемого гнева в его голосе все внутри сжалось. Я не хотела верить, что Джуд причинит мне вред. Но ведь это он убил Лорен Хантсмен. Ему не занимать умения скрывать свою истинную сущность – это черта многих психопатов. Как часто соседи осужденного серийного убийцы восклицают перед камерой: «Ах, он был таким приятным человеком!»

– Ты не станешь кричать, Бритт, – сообщил мне Джуд тем же тихим, зловещим голосом. – Выслушаешь меня. А потом скажешь, куда дела украденные у меня вещи.

На мгновение гнев пересилил во мне страх, и, не подумав, я дерзко выгнула брови. «Ты так думаешь, психопат несчастный? – мысленно набросилась я на него. – Только убери руку, и я завизжу так, что у тебя уши лопнут!»

– Будь по-твоему, – ответил Джуд на мои попытки вырваться. – Я буду говорить, а ты слушай. А твой дружок внизу пусть продолжает тупо пялиться в окно гостиной, ожидая, что я пойду с барабанным боем под развешенными им фонарями и помашу ему ручкой.

Возмущенная этим оскорблением в адрес Келвина, я резко взбрыкнула. Я молилась, чтобы Кэл пришел проведать меня и всадил Джуду пулю прямо промеж его мерзких глаз. Но, возможно, так было даже лучше. Хорошо, что Джуд недооценивал Келвина. Я с нетерпением жаждала увидеть его потрясенное лицо, когда он осознает, что связываться с Келвином было ошибкой. Если Джуд явился «убрать» меня, поскольку я знаю, что он убил Лорен Хантсмен, это просто взорвет Кэла. Вот увидишь, сволочь.

– Говорила, доверяешь мне, а потом рылась в моих вещах. Почему бы не попросить меня все объяснить перед тем, как делать поспешные выводы? – Холодный голос Джуда горел от ярости. – Хотя я не уверен, что тебя это вообще интересовало. Недооценил я тебя, Бритт. Пятерка с плюсом за усыпление бдительности – мало кому по силам проделать такое со мной. Жестко же ты играла, я тебе скажу. Давно вознамерилась прошерстить мои вещички? Или сеанс обольщения задумывался, чтобы я помог тебе добраться до Айдлвайлда? Что ж, в таком случае ты напрасно теряла время. – Гнев разгорался в нем все сильнее. – И самоуважение. Я обещал тебе привести сюда, и сдержал бы обещание.

Я посмотрела ему прямо в глаза и дернула подбородком, надменно кивая головой. «Все так и есть. Я притворялась. Поцелуи были притворством». Мне казалось правильным дать ему понять это, лишить его удовлетворения считать, будто я что-то к нему испытывала. Особенно если это станет последним поступком в моей жизни.

Вот только эффект портили полные слез глаза. Я попыталась отвернуться, пока он не успел заметить, ненавидя себя за эту демонстрацию слабости, за то, что не могла решить, плачу ли я от страха или от того, что слова Джуда потревожили открытую рану. Прошлая ночь под корнями не была притворством. Я целовалась с ним, потому что хотела. Потому что верила ему. И его предательство, открытие, кто он на самом деле, разрывали мне сердце.

– Ты и сейчас плачешь? Да ты еще лучшая актриса, чем я думал, – горько фыркнул Джуд. – Плачь, сколько влезет, – я не отпущу тебя, Бритт. Не сейчас, после таких долгих поисков. Не отпущу, пока не вернешь мне украденное. Ну, говори: где все? – потребовал он, грубо встряхивая меня. – Где медальон и дневник?

Я выразительно покачала головой, тяжело сопя, пристально глядя на него, пытаясь передать сообщение. Никогда в жизни я не испытывала такого желания яростно выругаться; водоворот самых грязных оскорблений кружился в голове, и мне до жути хотелось выплюнуть их все в ненавистную физиономию.

– Где они? – снова зарычал он, еще плотнее вдавливая меня в матрас.

Я закрыла глаза, решив, что пришел мой конец. Одной рукой Джуд зажимал мне рот, другую завел за голову. Всего один резкий рывок – и он свернет мне шею. Дыхание перешло в короткие резкие всхлипы. Я понимала, что молиться надо было раньше, но меня охватило отчаяние. «Боже, утешь папу и Иэна, когда меня не станет. И, если это конец, пожалуйста, пусть Джуд сделает все быстро, не растягивая агонию».

Когда ничего не произошло, я осмелилась открыть глаза. Джуд по-прежнему нависал надо мною, но ярость, ранее искажавшая его лицо, потухла. Он помотал головой, разъедаемый усталостью и отвращением к самому себе. Выпустив меня, потер руками налитые кровью глаза. Плечи парня опустились, все его тело задрожало, и он бесшумно расплакался.

Джуд не убил меня. Я была жива.

Я лежала на кровати рядом с ним, не в силах пошевелиться, и тоже молча сотрясалась от рыданий.

– Это ты убил ее? – спросила я.

– Ты так думаешь?

– У тебя ее вещи.

В его словах послышалась горечь:

– И, значит, я убил ее? Скажи, было легко прийти к такому выводу, признать меня маньяком, или ты все-таки немного сомневалась? Учитывая, что было между нами прошлой ночью, надеюсь, ты потратила хоть пару минут на то, чтобы взвесить все «за» и «против».

– Я видела отца Лорен Хантсмен в новостях. Он уверял, что в ту ночь, когда его дочь пропала, у нее на шее висел медальон.