Ночная смена. Крепость живых - Николай Берг

— Ну вот так. Банальный геморрой. Сидячий образ жизни, запоры и алкоголь.

Мичман загибает почище классика русской литературы Льва Толстого и говорит так, почти не повторяясь, минут пять.

— Если вы облегчили себе душу, то могу порекомендовать новоприбывшую докторшу — если будете выполнять ее рекомендации, вылечитесь за месяц. Может, и раньше. А болтать она не расположена, я ее давно знаю.

Мичман растерянно одевается. Судя по всему, картина мироздания в его голове несколько искажена, потому что первым делом он надевает фуражку на голову, а потом мучается с майкой, не сообразив снять фуражку. Когда он возвращается в реальность, то первый же вопрос его отдает детской наивностью:

— Но как же это так? Как они могли так со мной?

— Вы же нам морочили голову полтора часа?

— Так ведь они же врачи!!!

— Разные врачи бывают. Вот есть, например, врачи, которым надо привезти оружие. И боеприпасы. Я вот, например, такой.

— Это как раз поправимо. Что вам нужно?

— По списку и по билетам — сто восемьдесят восемь единиц стрелкового оружия.

— Сколько у вас там офицеров получается?

— Сто девять.

— Хорошо. Пошли, подбирать будем по порядку. А это точно геморрой?

— Девяносто девять процентов гарантии.

— Ага. Ну вот что можно прикинуть для офицеров — двадцать четыре штуки тульского «Коровина». И к ним две тысячи двадцать патронов, остальные восемьдесят четыре штуки — тульского «Токарева». С патронами к ним чуть позже. И для лечащего врача… — Тут мичман лезет куда-то в глубь своего склада и возвращается через несколько минут, погромыхав там: — Вот.

У него в руках практически новехонькая деревянная кобура. Тяжелая. Аккуратно открывает крышку, и оттуда, маслянисто посверкивая, выскальзывает тот самый К-96, товарищ маузер. Ну ясен день, самый что ни на есть кронштадтский сувенир. Лихо!

— За пистолеты спасибо, конечно, но вообще-то нам лучше что-нибудь подлинноствольнее и помощнее.

— Маузер хорош?

— За маузер отдельное спасибо. Я о таком всю жизнь мечтал, а тут как с куста! Но вопрос о длинностволе остается.

— Мы ж про офицеров говорим? В распоряжении: выдать соответственно числу. Так для офицеров пистолет положен как дополнительное оружие. Так что никто ничего против не скажет. А кроме пистолетов ППС-43. Сгодится? Могу выдать сто двенадцать штук.

— Сгодится, конечно. А вот как насчет калашей?

— У меня всего десяток, еще АК-47. И они хоть в хорошем состоянии, но трепаные. И рожков к ним всего по два. И патронов этих у меня вообще нет. Так что выдать-то могу, но патроны добывать отдельно придется. Вот для рядовых у меня одни винтовки и карабины. Хотя есть пара фузей… Так. Пошли-ка вместе — помочь надо.

Следующие полчаса мы кантуем разношерстные тяжеленные ящики. Немудрено тут геморрой получить. Наконец старомодный ящик. И ей-богу, с готическим шрифтом. Мичман возится с защелками.

— Так. Вот фузеи.

В ящике лежат два пулемета. Очень характерного вида — мы такие часто находили у немцев. Французский станковый «гочкис» — 8 мм, образца 1914 года. Своеобразный ствол со словно надетыми на него кольцами охлаждения радиатора, нелепая и милая в своей старомодности пистолетная латунная рукоятка.

— Ого! А рамки для него есть?

— Полно. Ну-ка дернем вот этот ящичек.

Глаза на лоб лезут — в ящике навалом пара сотен широких и длинных железных пластинок с вырубленными штампом выступами. Эти выступы полусогнуты, и если засунуть между ними патрон, то они словно обхватят его вытянутыми полукруглыми лапками. И всего влезает в эту рамку двадцать восемь лебелевских пузатеньких патронов с никелевой серебристой пулей. Эти пулеметы — трофей после разгрома Франции — немцы потащили в Россию, потому как МГ-34 оказался слишком нежным для наших морозов и грязи. В первую же зиму немцы отметили, что универсал переходит от холода на одиночную стрельбу с перезарядкой пулеметчиком после каждого выстрела. Вот и потащили сюда чешские и французские машинки. Те работали как часы. Спасибо, к слову, и чехам, и французам за это…

— А патроны?

— Тысяч двадцать наберется. Станков нет, запасных стволов нет, ЗИПа нет.

— Ну станки-то ладно. Что-нибудь придумаем. А вот эскаэсы есть?

— Не у меня. У меня рухлядь. Вот могу лебелевские карабины предложить — пятьдесят одна штука. Тогда все лебелевские патроны спихну с глаз долой. Это еще тысяч десять наберется и для рядовых вполне сгодится. С этим, думаю, первое время продержаться можно. Потом до нормальных складов дело дойдет. Не эту тряхомудию уже пользовать будем. Если повезет, конечно.

— Это да.

А приятно посмотреть на ожившего и воодушевленного пациента! Ишь, зашустрил мичман! Прямо воскрес!

— Так, осталось у нас тринадцать человек безоружных.

— Могу дать ящик ППШ-41. Это четыре штуки. С дисками напряг, так что по одному диску выйдет.

— А рожки от ППС не подойдут?

— Нет, они разные и друг к другу не подходят.

— А не найдется ли в хозяйстве пулеметов? Ручных?

— Есть «Зброевки». Но к ним ни боеприпасов, ни рожков. «Дрейзе» есть. Может, возьмете наганами? Я и кобуры дам.

— А может, там РПД какой? Или ДП?

— А лекарство от жадности в этой сумке есть?

— Нету. У нас там три тысячи человек. По уму-то половину бы вооружить. А получаются слезы кошачьи. Командиры тут танцы вытанцовывают да задницы бумажками прикрывают.

— Так бумажка — это свято. Я и сейчас вот начну выписывать. Пока думай насчет наганов.

Звоню Николаичу. От перечисленного он немного дуреет — не рассчитывал на такую роскошь. Готов и на наганы согласиться, но просит покочевряжиться — вдруг чего еще полезного добудем.

Показывая всем видом, в каком я восторге от маузера, размягчаю, насколько возможно только это сделать, мохнатое сердце мичмана. Подумав и махнув рукой, притаскивает — ну хоть стой, хоть падай — две винтовки СВТ-40. И штыки к ним. Оказывается, что это было оружием часовых у знамени. Аж годов до 1960-х. Потому винтовочки ухоженные, и, главное, в стволах муха не сидела. Но патронов и к ним нет. Тоже надо начвора трясти.

И под занавес, как бы ошибившись в счете, притаскивает не семь, а восемь наганов — и к ним кирзовые кобуры, почему-то белого цвета.

— Так, теперь я буду писать расходную ведомость. А ты, доктор, сколько патронов притащишь, столько и заберете. Вот тут, значится, они лежат — 7,62 на соответственно двадцать пять.

Тэтээшки маузеровские.

Пока мичманюга не спеша корябает накладные, успеваю притартать и сложить в кучу тысяч сорок патронов.