Охота - Роман Глушков

Нарисовавшийся в Мазайе нежданно-негаданно Грязный Ирод не позволил Верданди заняться телами товарищей. Все, что она сделала, это провела ускоренную темпоральную стерилизацию разбитого гравикоптера и оборудования, чтобы те не попали в руки врагу. Конечно, полковник Родионов обратил внимание на рассыпающуюся в прах, непонятную технику, но присвоить ее он уже не мог. Хотя у него и без этого хватило мозгов переиграть агентов из будущего, бросив их в финале… нет, не у разбитого корыта, ведь у Кальтера и Веры остался таймбот. К счастью, он не пострадал и еще мог помочь двум неудачникам если не убить Таната и найти пакали, то хотя бы вернуться домой, в две тысячи сто девяносто восьмой год…

– Все в порядке, – повторил Кальтер, усаживаясь в кресло у пульта и глядя на панорамный экран. На нем бушевала буря, а все невидимые за нею объекты, что окружали таймбот, были изображены на песчаном фоне в виде цифровых моделей. – У нас с тобой бывали неприятности и похуже. Сожалею о твоих людях, однако твоей вины в их гибели нет. В этом виноват тот, кто подбросил сюда пакаль и приманил к вам пожирателя.

– Система охраны не зафиксировала, как и когда «серому» удалось это проделать. У нас нет доказательств того, что он здесь побывал. Как нет и той вещи, что приманила бичехвоста, – удрученно заметила Верданди. – Мне придется серьезно объясняться с начальством, дядя Костя. А у меня нет ничего, кроме вот этих материалов.

Она сидела в соседнем кресле и пересматривала видеозаписи с охранных камер – тех, что зафиксировали вторжение монстра, его бесчинство на этаже и попытку Кальтера и Веры сбежать от него с артефактом.

– Я бы хотел взглянуть на материалы, которые вы успели собрать, выслеживая бичехвоста, – перешел к делу Кольтер. – Каким бы умным он ни был, это все-таки зверь, а не человек. И как любой зверь, он является рабом своих инстинктов. Где он предпочитает охотиться, куда ходит на водопой, есть ли у него логово…

– Насколько хорошо ты знаешь этого полковника Грязнова? – осведомилась Верданди, внезапно сменив тему.

– Не так хорошо, чтобы пощадить его, если нам снова придется столкнуться, – признался Кальтер, примерно догадываясь, куда клонит Вера. – В прошлом я иногда пользовался собранной его группой информацией. Трижды мы были задействованы в одних операциях, только работали на разных этапах и направлениях. И один раз – теперь ты знаешь, когда, – Родион шел по моему следу. К счастью, я уничтожил улики, и в тот раз наша встреча не состоялась. Но, как видишь, мир тесен. И до нынешнего дня я даже не предполагал, насколько… Однако, я так понимаю, что ты хотела задать другой вопрос. Не о том, как хорошо я знаю Грязнова, а о том, хорошо ли он знает меня, правильно?

– Его напарник обмолвился, что на службе в Ведомстве тебе приходилось убивать даже женщин и детей, – припомнила Вера взволновавшие ее слова противника, после чего Ирод раскусил их блеф и определил, что на самом деле с ним говорит не Кальтер.

– И ты им поверила?

– Даже не знаю, дядя Костя… Но история этого полковника… – Вера кивнула на монитор, куда была выведена хранящаяся в архиве таймбота информация о Родионе Грязнове. – Его история говорит сама за себя. А ведь вы служили в одной секретной организации и порой участвовали в одних и тех же операциях.

– Однажды я сказал тебе: знай ты о том, чем я занимался в Ведомстве, ты пришла бы в ужас и никогда не забрала бы меня в свой мир.

– … И я ответила, что меня не интересует твое прошлое, каким бы ужасным оно ни было. Потому что твое прошлое осталось далеко позади и его щупальца больше до тебя не дотянутся. В тот раз ты спас от смерти маленькую девочку. И этого было достаточно, чтобы девочка не донимала тебя расспросами о том, что ты сам забыл в том дьявольском месте и чем зарабатываешь себе на жизнь. Но ты опять взялся за старое. Вот мне и интересно, как далеко ты способен зайти сегодня, если в прицеле твоего автомата вдруг окажутся гражданские люди. Не мародеры или бандиты, не солдаты или полицейские, которые здесь будут стрелять в тебя, не задумываясь, а самые обычные горожане, в том числе дети. Что, если бы «серый» отдал пакаль ребенку, а тот бы его куда-нибудь спрятал и отказался говорить, куда именно. Ты стал бы пытать ребенка так же, как Грязный Ирод пытал тех сирийских мальчишек?

– Только если бы счел это необходимым, – пожав плечами, ответил Кальтер. – Но в подобных случаях пытки – явное излишество. Здесь как правило хватает и обычных угроз… Что? Разве мой ответ тебя удивил? Или ты хотела, чтобы я тебе соврал?

– Конечно нет, дядя Костя. Спасибо за откровенность. Просто я пытаюсь понять, как тебе это удается: определять, когда какое насилие нужно пускать в ход и всегда сохранять уверенность, что оно было необходимо.

– На самом деле тут нет ничего сложного. Большинство людей задают себе и другим вопрос: «А кто дал нам право судить такого-то человека, решая, жить ему или умереть?» Но есть люди, которые такими вопросами не озадачиваются. Потому что знают: право принимать подобные решения дано каждому человеку с рождения. Разница лишь в том, что одни готовы воспользоваться этим правом и ответить за содеянное. А другие проявляют слабость, боятся ответственности за вероятную ошибку. И потому добровольно отказываются от этого права, заявляя, что они, дескать, недостойны быть вершителями чьих-либо судеб. Отказываются, бегут прочь, а потом берутся осуждать тех, кто не последовал их малодушному примеру… Я с себя такого права никогда не снимал и не сниму по одной-единственной причине: не вижу смысла добровольно накладывать на себя ограничения, которые лишат меня преимущества перед врагом. Чего и тебе советую. Думать всегда полезно, но колебаться вредно. Поэтому в критической ситуации думать нужно быстро. А чтобы думать быстро, нужно уметь делать быстрый выбор, каким бы порой ужасным он тебе ни казался.

– Но как быть, если выбор окажется ошибочным именно из-за твоей поспешности?

– Никак. Смириться и жить дальше. В момент, когда ты делаешь выбор, ты живешь настоящим, а не прошлым или будущим. Ты считаешь себя абсолютно правым и знаешь, что иначе поступить невозможно. В момент, когда ты поймешь, что выбор был неверен и что ничего нельзя изменить, твоя ошибка – это уже прошлое. А жить прошлым – это значит забыть о настоящем, где тебе наверняка придется делать новый выбор, а то и не один. Ошибки прошлого нужно хранить в памяти как полезный опыт, не более того. Но если ты берешься жить прошлым, а не настоящим, ты уже допускаешь ошибку. Из-за нее любой твой последующий выбор может оказаться необъективным. Не стану отрицать, что в жизни я совершил уйму ошибок, каждую из которых отлично помню. Но тем не менее я продолжаю жить дальше. И раз за разом совершаю новый выбор, исходя из сегодняшних реалий, а не оглядываясь на тени прошлого. Потому что худших подсказчиков, чем они, не существует.