Русское сопротивление. Война с антихристом - Олег Анатольевич Платонов

института подготовили письмо в защиту институтской библиотеки, которая по невежественному решению руководства института подвергалась уничтожению. Библиотека эта была одной из лучших научных библиотек Москвы, в ней хранилось множество редких изданий. Движение за ее сохранение было частью борьбы за сохранение русской культуры. Я попросил Явлинского подписать письмо в защиту библиотеки, а он категорически отказался. «Послушай, старик, – по-свойски сказал он мне, хотя в таком тоне раньше со мной не разговаривал, – не хочу ссориться с начальством, мне скоро в партию вступать». Вступив в «ряды КПСС», Гриша почти сразу перешел на работу в Госкомтруд. Его протеже в этом учреждении был сионист Борис Моисеевич Сухаревский, создавший ему все условия для дальнейшего продвижения, Сухаревский входил в группу еврейских консультантов Брежнева и обладал широкими связями. Именно он вставил неудавшегося ученого Явлинского в политическую обойму, сделав его одним из еврейских «идеологов» разрушения СССР, идущего рука об руку с западными спецслужбами, справедливо считавшими его своим агентом влияния.

Похожий путь по сионистским каналам проделал и Шохин. Последний сумел найти себе покровителя в лице идейного масона и патологического врага России Э. Шеварднадзе, сделавшего Шохина одним из связных с мировой сионистской и масонской закулисой, а в дальнейшем продвигавшего его в правительство Ельцина, нуждавшегося в подобных пособниках. Шохин незаконно подписал ряд документов, требующих серьезного расследования, и в частности разрешение на передачу сионистам-хасидам ценной коллекции книг, являющейся национальным достоянием России.

Сионистская «линия продвижения» сделала и Гришу и Сашу настоящими государственными преступниками, в частности, участниками антирусского переворота Ельцина в сентябре – октябре 1993. Помню перекошенное от ненависти и страха лицо Явлинского на телеэкране, требовавшего беспощадно уничтожить защитников Белого Дома.

Впрочем, то, что Гриша и Саша враги России, я понял еще тогда, в конце 70-х – начале 80-х. Мы вежливо улыбались друг другу, но в их глазах была холодная враждебность. Случайно встречаясь вне института, мы даже не здоровались. Самое интересное, что и тот и другой были на крючке КГБ, из всех институтских сионистов органы интересовались прежде всего ими. Мне известно, что сотрудники КГБ опрашивали ряд сотрудников института. Со мной разговаривал известный мне человек из КГБ, придерживавшийся патриотических взглядов. Из его расспросов я понял, что оба «гения» имеют какие-то подозрительные контакты с иностранцами, вероятнее всего агентами западных спецслужб, открыто говорилось об их связи с Яновым, «известным сотрудником ЦРУ», Последняя беседа с известным мне сотрудником КГБ состоялась уже когда Явлинский и Шохин уволились из Института и стали работать один в Комиссии по экономической реформе, второй в Министерстве иностранных дел. Сотрудник КГБ высказывал предположение, что эти люди, занимающие отчетливо сионистские позиции, могут отрицательно влиять на принятие важных государственных решений. Я ответил: «Конечно могут и конечно влияют». Судя по некоторым откровенным словам сотрудника КГБ, связь обоих «гениев» с представителями западных разведок была установлена. Однако никаких действий по их нейтрализации тогда не последовало, сионистское подполье в КГБ прикрыло «своих».

В начале 80-х годов для меня окончательно развеялся миф о КГБ как об эффективной организации, способной защитить Россию. С детских лет, как патриот и государственник, я был убежден в необходимости и благотворности сильных и влиятельных спецслужб для борьбы с врагами русского государства. Но почти каждое новое общение с представителями КГБ постепенно разочаровывало меня. Представители КГБ были среди друзей моего отца, среди моих знакомых в Кооперативном институте, ЦСУ СССР и Институте труда. С некоторыми из них, русскими патриотами, у меня сложились дружественные отношения. Но большинство удивляли чиновничьим духом и прохиндейством. Последние держались с особым «понтом» – «мы из конторы глубокого бурения» (так не раз представлялись они) – «все видим на 100 метров под землей». Были они недалеки, малобразованны и неспособны ответить на тревожные вызовы нашего времени. Разговаривая с ними, я почти физически ощущал ту неповоротливую, но самодовольную систему, в рамках которой существовали сотни тысяч людей, больше думающих о звездах на погонах, чем о борьбе с врагами, прямо под их носом подрывавшими государство. Таких в КГБ была большая часть. Именно в их среду проникали сионисты, становясь влиятельной силой, парализующей способность к борьбе за безопасность государства.

Патриотическая часть советских спецслужб была невелика, настроение в ней было просто утопическим. Не раз из уст сотрудников этой части я слышал примерно такие рассуждения: «После смерти Сталина органы безопасности были в упадке. Нас считали за собак. Но пришел Андропов, и влияние КГБ возродилось. Он является единственным органом, который в настоящее время может сдержать рост коррупции и разложение государства». «КГБ, – убеждал меня другой его сотрудник, – должен вербовать себе людей достаточно добросовестных, подготовленных и нравственных, с тем чтобы, внедряя их в руководящие органы государства и содействуя их продвижению вверх, проводить свое влияние на все стороны жизни».

Сколько часов я потратил на споры с этими утопистами из КГБ, убеждая их, что Андропов как еврей и космополит по своему духу не сможет стать вождем в борьбе за очищение страны. Мысли, которые они высказывают, намеренно распространяют среди сотрудников КГБ (скорее всего с подачи самого Андропова), как полезный миф для улучшения атмосферы в организации и укрепления ее положительного имиджа. Если Андропов и хочет усилить мощь КГБ, то только для того, чтобы бороться с русским патриотическим движением – главным врагом сионизма и космополитизма. Дальнейшие события подтвердили мою правоту. Сразу же после прихода к власти Андропов направил главные усилия против зарождающегося патриотического движения. Одновременно была дана зеленая улица сионистским кумирам вроде Жванецкого – выразителя местечковой пошлости. Его сальная улыбочка стала символом надвигавшегося развала. Зато сам Андропов любил его.

Вспоминаю сцену в ресторане ЦДЛ в 1983 году – пьяный «чувак» лезет за наш стол с предложением выпить за здоровье Жванецкого. Я отмахиваюсь от него. Он настаивает, вопя что-то вроде: «Мы любим блюз, мы любим рок, мы любим то, что поперек». «Поперек чего?» – спрашиваю я. «Поперек этой поганой страны», – отвечает он и получает немедленно кулаком в морду. Из носа чувака течет кровь. Хватаю своего приятеля за руку, и быстро уходим.

Наступление сионизма ощущалось повсюду – и на работе, и в обыденной жизни. Помню, как в конце 70-х я ехал в такси домой. На полпути таксист взял еще двух пассажиров-попутчиков: женщину-еврейку лет сорока с дочерью. Мать была сильно пьяна, смеялась, хвалилась, что работает в торговле. Вдруг ни с того ни сего начала объяснять таксисту, что «все евреи любят торговлю, это любимое занятие евреев». Ее