Месть Танатоса - Михель Гавен

— Тяжело раненных — трое, — доложил тот.

— Где они?

— Здесь, в землянке. Еще не успели отправить в госпиталь.

— Покажите, — она открыла чемоданчик, который принесла с собой, достала белоснежный халат и накинула его на плечи. — У Вас есть вода? — спросила лейтенанта. — Мне надо помыть руки.

— Одну минуту, фрау, — унтер-офицер Кеплер подошел к ней с котелком воды, — позвольте помочь Вам, — сказал, глядя на нее голубыми глазами, которые ярко выделились на почерневшем от дыма и пороховой гари лице. — Мы уж наслышаны о Вас. Наконец-то Вы нас посетили.

— Да, — она слабо улыбнулась, вытирая руки полотенцем, извлеченным из чемоданчика. — Вы правы — наконец-то. Я давно собиралась. Но постоянно не хватало времени. Капитан Сикорски, — обернулась она к командиру роты, — сообщите полковнику Брандту, что мне может понадобиться помощь со стороны полкового медперсонала. Пусть пришлет кого-нибудь. Идите. Благодарю Вас, унтер-офицер, — Кеплер передал котелок русоволосому мальчику. Заметив его, Сикорски, который уже собирался уходить, вскипел.

— Кеплер! — накинулся он на унтер-офицера. — Почему Вы не выполнили мое приказание?! Я приказал расстрелять эту дрянь! Мы не можем кормить русских, когда нам самим порой нечего есть.

— Я попросила бы Вас, капитан, — вмешалась Маренн, — командовать на полтона тише в моем присутствии. Она подошла к мальчику, прижавшемуся в страхе к земляной стене, погладила его по голове.

— Как его зовут, — спросила она Кеплера. — Иван? Ваня?

— Нет, Алеша.

— Алеша… — Маренн присела перед мальчиком на корточки, взяла руку. — Не бойся, — произнесла мягко, — все будет хорошо. Он понимает? — обернулась к Кеплеру.

— Уже понимает, — кивнул тот.

— Тогда соедините меня еще раз с полковником Брандтом, — попросила связиста. Когда передали трубку, проговорила серьезно:

— Извините,что беспокою Вас, полковник. Я хотела было поручить это капитану Сикорски. Да, он здесь. Толку от него мало. Поэтому я позволю себе обратиться напрямую к Вам. Мне необходим вспомогательный медицинский персонал. Уже позаботились? Я так благодарна Вам, полковник. И если позволите, еще одна просьба: здесь в расположении взвода Манера находится русский мальчик.

Его взяли в плен разведчики. Он прекрасно помогает солдатам по хозяйству. Да, но вот беда, — в голосе Маренн проскользнули иронические нотки, — из-за него капитану Сикорски не хватает на питание… Да, понимаете? Имен но так. Благодарю. Что? — лицо Маренн просветлело, на нем мелькнула улыбка. — Сын? Мой сын? Где он? Едет сюда с Вашим адъютантом… Да, да, спасибо. Но кто же его отпустил? Хорошо, да, конечно, — она положила трубку и снова обратилась к Сикорски. — Как видите, капитан, обошлось без Вашей помощи. Идите. Вас вызывает полковник. Там проявите свое рвение, — потом взволнованно взглянула на Кеплера.

— Полковник сказал, что приготовил мне сюрприз, — с неожиданной откровенностью поделилась она, — Здесь, недалеко, в танковой части, служит мой сын, Штефан. И полковник договорился с его командованием,, чтобы Штефана отпустили на час. Сейчас он едет сюда в сопровождении адъютанта полковника.

— У Вас такой взрослый сын? — искренне удивился Кеплер.

— Да, он совсем взрослый… Знаете, — продолжала она с грустью, — я так часто езжу по фронтам, потому что таков мой долг, конечно. Но кроме этого, пожалуй, такие поездки — едва ли не единственная для меня возможность почаще видеться с сыном. Однако мы отвлеклись, — спохватилась она. — Пока они приедут, я успею осмотреть раненых.

Достав из кармана халата очки в тонкой оправе, она надела их, взяла чемоданчик с инструментами и медикаментами и подошла к лежавшему на носилках солдату.

— Ранение в голову, — сообщил ей Кеплер.

— Я вижу, — кивнула Маренн. — Принесите побольше света, — попросила она, разматывая склеившиеся от крови бинты.

Руки Маренн действовали привычно точно — ни одного лишнего движения. А в памяти вставали напряженные часы, проведенные накануне отъезда на фронт в резиденции рейхсфюрера Гиммлера.

Из Франции к Шелленбергу приехал уполномоченный Шестого управления в Париже оберштурмбаннфюрер СС — Гельмут Кнохен. Он привез весть, что недавно гестапо арестовало Макса Жакоба, знаменитого французского поэта, друга Кокто и Аполлинера.

Остававшиеся во Франции Кокто и Core написали обращение к рейхсфюреру Гиммлеру, и Кнохен привез его в Берлин. Увы, защитников Жакоба оказалось немного — его предал даже Пикассо, пожелавший сохранить нейтралитет и не ссориться с рейхом. А когда-то, Маренн хорошо знала это, Жакоб поддержал начинающего художника и с самого начала провозгласил его гением. Он предложил Пикассо свое жилье, свой жалкий заработок, ввел в круг знакомых и друзей.

По приказанию Шелленберга Джилл перевела обращение Кокто и Core на немецкий язык. Его передали рейхсфюреру. Но несколько дней шеф Шестого управления, который не мог остаться равнодушным к Голгофе Жакоба, и его уполномоченный в Париже ждали ответа — Гиммлер молчал.

Перед самым отъездом Маренн на фронт супруга рейхсфюрера Марта пригласила ее в резиденцию, чтобы осмотреть недавно родившуюся дочь Гиммлера — та не спала, плакала, у нее поднялась температура. Внезапно в детскую вошел Гиммлер. Понимая, что иного шанса добиться внимания рейхсфюрера не представится, Маренн попросила выслушать ее.

Осмотрев ребенка и прописав лечение, она повторила рейхсфюреру слова Кокто о том, что Жакоб и Аполлинер стоят у истоков современной европейской культуры. Заслуги поэта столь велики и благородны, что этот человек требует совершенно особого подхода. Он тяжело болен, его необходимо освободить немедленно. Да, она так и сказала рейхсфюреру: «освободить немедленно». И видела, как недовольно блеснули за стеклами очков глаза главного человека в СС. Думала ли она, вступаясь за Жакоба, что рискует собственным благополучием и будущим детей, рискует их и своей жизнью? Она это знала. Но не могла молчать, находясь рядом с тем, от кого зависела судьба французского поэта.

— Иногда поэтов убивают… — ответил ей рейхсфюрер СС неопределенно и кивком головы дал понять, что больше не задерживает. Маренн уехала на фронт, не зная, как решится судьба Жакоба. А несколько часов назад Ральф фон Фелькерзам по поручению Шелленберга передал ей новость: рейхсфюрер вызвал Кнохена к себе и приказал освободить Жакоба. Но увы — поздно. Жакоб не выдержал мук гестапо — он уже умер, когда рейхсфюрер подписал приказ о его освобождении…

«Иногда поэтов убивают…» — снова прозвучали в памяти Маренн слова Гиммлера. Она оторвалась от раненого.

— Я заберу его в Шарите, запишите, — приказала сопровождавшему ее санитару.

Через полчаса в расположение третьего взвода прибыл адъютант полковника Брандта, капитан Крауз, а вместе с ним высокий, молодой ефрейтор танковой дивизии СС «Мертвая голова». Увидев их, Маренн приветливо поздоровалась с Краузом и спросила:

— Вы видели полковника де Криниса? Где он сейчас находится?

— В первом взводе. Скоро заканчивает и подъедет сюда. Вот, я доставил Вам героя…

— Я вижу…

— Привет, мама! — Штефан подскочил к матери, едва не перевернув дощатый стол, стоявший посреди землянки. Маренн притворно строго нахмурила брови.

— Ефрейтор, на фронте у солдат нет мам, — заметила она сыну.

— Так точно, фрау, — весело согласился Штефан и ласково обнял ее.

— Тебя надолго отпустили? — спросила она озабоченно, разглядывая сына.

— Нет, всего на час, — ответил тот беззаботно. — А он уже почти прошел.

— Где ты задержался?

— Да там… болтали со связистками.

— Штефан, ты неисправим, — Маренн хотела поругать его, но засмеялась. — Значит, тебе уже необходимо возвращаться?

— Да я успею. Подождут.

— Штефан, не забывай, ты в армии, — напомнила ему.

— Я знаю, мама, — ответил ефрейтор, осматриваясь по сторонам.

— Быть может, — вмешался унтер-офицер Кеплер, — перед отъездом сына Вы, фрау Сэтерлэнд, вместе с ним выпьете за здоровье нашего лейтенанта? Сегодня его день рождения.

— Ну что Вы, Кеплер, — смутился Майер, — зачем, отвлекать по пустякам?

— Я поздравляю лейтенанта, — улыбнулась Маренн, обращаясь к нему. — Мы обязательно выпьем. Но вечером. Не будем испытывать терпение командиров моего сына. Обычно это нам дорого обходится. Поезжай, Штефан, — отпустила она ефрейтора. Я договорюсь с твоим начальством, чтобы вечером тебя отпустили. Мы побудем вместе, погуляем на дне рождения лейтенанта…

— Да Зеллер и так отпустит…

— Нет, Штефан. Не надо нарушать дисциплину, — Маренн снова заговорила строго. — У тебя будут неприятности…

— Но мы же выкрутимся, мама…

— Ну что ты за человек! — воскликнула она, теряя терпение.

— Твой сын.