Последняя принцесса Индии - Мишель Моран

– Они отправятся в путь ближайшим рейсом, – с готовностью заявил майор Эрскин. – Им, конечно, надо будет рассказать об английских традициях. Думаю, этим займутся доктор Мак-Эган с супругой.

Доктор Мак-Эган был тем самым врачом, который сообщил рани, что в Джханси не было чумы. Именно его раджа в порыве раздражения выгнал незадолго до своей смерти.

На лице рани появилась тень надежды.

– Что скажешь? – спросила она у отца. – Что о них подумают, когда они вернутся?

Но и Моропант, кажется, испытывал всеобщее воодушевление.

– Если они преуспеют там, где потерпел поражение Умеш Чандра, людям будет все равно, пусть даже они побывали на луне!

Все рассмеялись. Не было особой причины на то, чтобы нам не удалось осуществить задуманное. Англией управляет женщина. Джханси также правила женщина, которая посылает ей через моря и океаны в качестве своих послов двух женщин-телохранительниц.

– Учиться начинайте немедленно, – распорядилась рани.

Три недели, проведенные мной и Джхалкари в обществе миссис Мак-Эган, оказались незабываемыми.

Первая наша встреча по воле рани должна была состояться утром после занятий йогой. Хотя мне полагалось иметь ясное сознание, я не могла выбросить из головы мысли об Англии. Лежа на джутовой циновке, я думала о том, что буду испытывать, идя по улицам Лондона. Я старалась представить себе еду, городские виды, но у меня ничего не получалось. Лондон Шекспира отстоял от современности на целых два столетия. Даже Шекспир не мог ничего рассказать о том, что мне доведется увидеть.

– Именно поэтому я здесь, – сказала мне прибывшая в Рани-Махал миссис Мак-Эган.

Одета она была в совершенно причудливый наряд. Ее живот был полностью прикрыт материей, а груди, наоборот, едва не вываливались из выреза платья. Талия казалась необычайно узкой. Платье ее было зеленого цвета, как и шляпка, и отделка на башмаках. На руках у нее были белые перчатки, которые женщина стянула, как только прошла в комнату на первом этаже, которую рани отвела для наших встреч. Затем миссис Мак-Эган медленно, с необыкновенной грацией, никогда мне не свойственной, присела на один из тринадцати стульев, выставленных кружком к ее приезду. Как и Джхалкари, я была в красной ангаркхе. На правом боку висела кобура с пистолетом, на левом – сабля.

– Все собрались? – спросила она и улыбнулась.

Я посмотрела на Арджуна. Мне хотелось знать его мнение об этой женщине с глазами цвета голубой воды и бледной, словно сливочное масло, кожей, но капитан и другие девятеро стражей, которым выпало на долю сопровождать нас в плавании, старались не смотреть на неподобающий наряд миссис Мак-Эган.

– Ну? Смотрите не в пол, а на меня.

Если бы мужчины подчинились, они бы увидели молодую женщину с волосами цвета меда, уложенными на голове густыми локонами. Улыбка вновь озарила ее симпатичное лицо. Однако мужчины, и даже понимавший английский язык Арджун, продолжали смотреть в пол. Она перевела взгляд на Джхалкари и меня.

– Мужчины смущаются, – объяснила я. – Они не посмотрят на женщину, чья грудь…

Я взглянула на вырез ее платья. Женщина залилась румянцем. Точно так же краснел майор Эллис. Взяв в руки шаль, она закутала себе плечи. Один за другим мужчины отрывали свой взгляд от пола.

– Не знала. Женщины в Джханси все время ходят с обнаженными талиями.

– Полагаю, вид женской талии для вас – то же самое, что и вид женской груди для нас.

– Вижу, придется многому обучать, – молвила миссис Мак-Эган.

Начали с одежды. Оказалось, многого о британцах мы не знали, даже вообразить себе не могли. Самым ошеломительным было то, что считающееся у нас ужасно неприличным у них было в порядке вещей и наоборот. Например, отрыжка, вполне приемлемая в Джханси, у них считалась действием, простительным разве что для детей и пьяных. В места богослужений можно было ходить без предварительного омовения. Оказывается, некоторые англичане неделями не купаются. Они едят мясо мертвых животных, которое расчленяют металлическими инструментами, называемыми у них вилками и столовыми ножами. Почти ничего нельзя есть руками. Женщины, по словам миссис Мак-Эган, едят на глазах у посторонних, смеются, раскрыв рты, и позволяют мужчинам целовать им руки.

Но самыми причудливыми были уроки, посвященные дворцовому этикету. Нам рассказали о том, что можно, а чего нельзя делать в присутствии королевы. Шея и плечи женщины должны быть все время обнажены, даже если идет дождь или снег. Шлейф платья должен быть ровно три ярда в длину, так чтобы королева видела, как эти шлейфы волочатся по полу мимо камергеров. Ужин в шесть означает ужин в шесть часов пятнадцать минут, и не минутой раньше или позже. Если нашей делегации посчастливится получить приглашение на ужин, то нам предстоит десять перемен блюд со всем им сопутствующим, включая столовое серебро. В обеденном зале принято соблюдать тишину. В коридорах никто не поет. Детям не позволяют смеяться и говорить, если у них не спросят.

К концу первого урока королевский двор казался мне больше похожим на тюрьму, а не на дворец.

– Вы измените свое мнение, как только увидите все своими глазами, – заверила нас миссис Мак-Эган. – Нет на свете ничего равного Лондону. Эта благословенная земля, это королевство, эта Англия.

Я улыбнулась, узнав строку из «Ричарда II» Шекспира.

Глава 20

Заходящее солнце золотило стены дворца и сверкало на золотых серьгах Арджуна. Сейчас он казался мне воплощением Кришны при жизни, когда своим видом привораживал сердца очаровательных гопи[96].

– Однажды я познакомлюсь с твоей семьей. Возможно, не скоро, но обязательно. Мне бы хотелось увидеть человека, у которого такая замечательная дочь, – сказал он.

Рани дала нам неделю, чтобы мы погостили в семье перед отправкой в Англию. Я радовалась этому, но все же чувствовала легкое разочарование. А я-то думала, что рани позволит Арджуну сопровождать меня в родную деревню.

– Мой отец любит литературу, – сказала я. – У вас много общего.

– Будь осторожна, – с обычной своей заботливостью промолвил Арджун.

Мы стояли за воротами Рани-Махала. На дворе был сентябрь. Сезон дождей превратил землю в сплошное месиво. В одной из луж я видела наши отражения. Когда поверхность воды покрылась рябью, они слились в одно.

– Буду.

Отец очень обрадовался появлению своей маленькой павы. Что ни говори, а без Ануджи, теперь живущей в семье соседа, все в доме было по-другому. Я взяла у отца перо и бумагу.

«Ты часто с ней видишься?»

«Почти каждую неделю. Она очень счастлива. А ты как?»

Я хотела быть с ним честной, но не знала как. Что я ожидаю для себя от этого путешествия? Боюсь ли я? Нервничаю ли? Я старалась выразить обуревавшие меня чувства одним предложением.

«Тяжко видеть британский флаг над Джханси», – наконец написала я.

«У британцев оружие лучше, а солдаты хорошо обучены. – Судя по отцовскому почерку, он очень сердился. – Что рани намерена предпринять?»

«Она посылает посольство в Англию к королеве».

Я встретилась с ним взглядом. Он понял.

«Ты едешь?»

«Да, с еще одной дургаваси и десятью стражами рани под командованием капитана. На дорогу уйдет два месяца. В Англии мы пробудем месяц, а потом еще два месяца будем плыть из Англии домой. Я хочу повидаться с Ануджей перед разлукой. Я вернусь в следующем году».

Отец положил свою руку поверх моей. В его глазах блеснули слезы.

Мы стояли на пороге дома Шиваджи. Отец постучал в дверь, хотя большинство людей обычно кричат через открытые окна.

Дверь открыл сам Шиваджи. Я поклонилась, коснулась его ног, а затем вошла в дом. Сосед широко улыбался.

– Сита! – воскликнул он. – Амиша!

Амишей звали его жену.

– Это Сита! Что ты здесь делаешь? Только что приехала? Входи!

Дом у соседа был богаче нашего. Он взял за женой богатое приданое. Многие из вещей принадлежали ей еще в детстве. Мы минули прихожую, стены которой были исписаны фресками Кришны в детстве. Я подумала, что, возможно, один из сыновей Шиваджи стал художником. Знакомый голос назвал меня по имени. Когда мы вошли в комнату, пара рук крепко обвилась вокруг меня.

– Ану!

Я отстранилась и с удивлением поняла, что сестра очень изменилась. Она превратилась в женщину, ее тело приобрело мягкие женские формы, выгодно подчеркнутые желто-голубым сари, которое я ей прислала. Ануджа склонилась, чтобы коснуться моих ног. Она носила на запястьях золотые браслеты, как когда-то наша мама. Несколько секунд я от изумления не могла произнести ни слова: так сильно сестра напомнила мне маму.

– Ты стала женщиной.

Ануджа хихикнула.

– Ты надолго?

– На день. Рани нужно, чтобы я отправилась в путь. Я приехала повидаться перед отъездом.

Улыбка сестры увяла.

– Куда ты едешь?

– В Англию, ходатайствовать перед королевой. Рани отправляет в качестве послов меня и еще одну дургаваси. До этого несколько месяцев тому она направляла в Англию законника, но королева отказалась его принять.