Когти Каганата - Константин Жемер

– А скажи, друг ситный, зачем же ты нас завёл в это место? – ещё более гадким, чем прежде, голосом спросил Никольский. – Чтобы мы штабелёк собой пополнили?

– Я, между прочим, не имею привычки заводить людей в болото как Абрашин персонаж Сусанин, – отчеканил Фитиль. – А свои действия согласовал с руководителем операции. Так шо не надо обидных слов: мы щас с хлопцами наведаемся к немцам и пощиплем штаб, а вы тем временем отдохнёте с дорожки, скушаете сухарик, запьёте чайком из термоса. Ну, а если поднимется шухер, тогда – нырь назад в канализацию…

– Ты что же, вредить взялся? – жёстко возразил Никольский. – Думаешь, если хитростью подбил профессора на свою авантюру, то теперь можешь прикрываться его решением как щитом?! План наших действий утверждён высшим руководством в Москве! Под трибунал захотел за самоуправство?

– Опять ты на меня кричишь вопросом, – поморщился Фитиль. – Може, это незаметно, но мы щас в разведке, а не в Москве. А в разведке всегда так – планируешь одно, а на деле происходит совсем другое. Но я не расстраиваюсь, нет, на моём лице ты не увидишь слёз – кабы жизнь на войне была устроена иначе, на шо тогда, спрошу я прямо, вообще сдалась разведка? Сиди себе в штабе, грейся у печки, да планируй всё наперёд. А шо ещё делать, раз события идут точно по плану, без сюрпризов? Кстати, шоб ты знал, большинство известных мне сюрпризов – неприятные, но здесь – другой номер: мы имеем дело с весьма редкостным случаем, когда всё сложилось в нашу пользу. Так почему, спрошу я, не воспользоваться, если немец подставил нам уязвимое место – тыл, а проще говоря, задницу? И почему, обратно спрошу я вас, не ударить по этой заднице от всей души? А шоб никто не думал, будто я ставлю на грань срыва нашу операцию, к немцам пойду сам и возьму с собой только Суслика да Ивана-Абрама. Ну и, само собой, нас прикроет Тюлька. Если мы не вернёмся, Нестор Иваныч и Семачка поведут группу дальше.

– Убьют дурака! – плюнул с досады Никольский. – Ни за понюх!

– Жизнь – это зыбко! Мы на войне! – огрызнулся Фитисов, и стал жестами направлять своих людей. Радисту приказал через десять минут начать передавать в штаб координаты немецких объектов для нанесения удара.

Когда четверо разведчиков ушли, Герман поочерёдно оглядел оставшихся. Нужно отдать должное, он сильно жалел, что поддался эмоциям и пошёл на поводу у Фитисова. Невелико войско – случись драка с людьми из «Аненербе», оно вряд ли выстоит: Никольский, два моряка, да Артюхов, от которого в бою нет никакого проку… Взгляд остановился на Каранихи. Всю дорогу малый держится хорошо, с лишними вопросами не лезет, но по осунувшемуся лицу видно, что стоицизм и фатализм даются ему нелегко. Как он там говорит: на войне Носители бессильны?

– В страшные времена живём, товарищи, – с тихой горечью произнёс Артюхов. – Не понимаю, почему нашему народу в двадцатом веке выпали такие беды?! Вначале – Империалистическая, за ней – Гражданская, потом разруха, голод… Только-только отстроили всё, жизнь начала налаживаться, так на тебе – пришёл Гитлер!

– Вот и маманя моя часто этим вопросом задаётся, – вздохнул Нестеров. – Токмо она и ответ знает!

– Интересно – какой? – подбодрил бойца археолог.

Нестеров покосился на Никольского, что вместе с Семечкой занялся подготовкой к радиосеансу, и тихо произнёс:

– Все страдания нашего народа – это кара за богоотступничество, а пуще всего – за царёво убийство. Вот увидите, ещё многие мильёны за то злодеяние костьми лягут…

Махно перекрестился, что не укрылось от глаз Никольского.

– Вот ты как?! – зашипел особист. – Тоже, значит, болен этой религиозной заразой?! Разве не знаешь, что у фашистов на ременных бляхах выбито: «С нами Бог»?!

– А кто ещё болен?! – почти спокойно поинтересовался Герман. – На кого намекаете? Похоже, вы, Динэр Кузьмич, напрочь забыли сталинское решение номер шестнадцать девяносто семь дробь тринадцать от одиннадцатого ноября тридцать девятого года[96]?

– Да нет, указанный документ я помню хорошо, но забыл, что у нас с вами – разные взгляды, – вскинул подбородок Никольский.

– Чтобы иметь такую роскошь, как взгляды на какую-либо проблему, нужно хотя бы что-то знать по этой проблеме, – теперь уже всерьёз рассердился Герман. – Смею уверить: тот бог, который у фашистов, не имеет никакого отношения к христианству. Фашистская религия называется ирминизм, а боги в ней либо носят рога, либо видом своим напоминают жабу. Говорю уверенно, так как до войны мне приходилось знавать одного сумасшедшего старика по имени Вилигут, который выдумал этот ирминизм, базируясь на скандинавских легендах.

– Я, по долгу службы, немного знаком с фашистской ересью, – не унимался Никольский. – Но справедливо полагаю, что все религии одинаковы. Их суть – обман народа…

– Говорите потише! – нахохлился Артюхов и вздрогнул, когда рядом с ним весёлым ручейком потекла морзянка.

– Фрицы не услышат, – успокоил археолога Нестеров. – До них далеко…

Минуты ожидания текли тягучей патокой. С юга доносились звуки боя, время от времени неподалёку стреляли немецкие миномёты. В то же время Фитисов и его люди никак себя не проявляли: лишь раз до слуха Германа долетел звук, какой бывает, когда окупорят бутылку вина.

«Наверное, это и есть та штука, которую глумливый одессит прозвал сурдинкой», – подумал Крыжановский.

Наконец зыбкие ночные тени всколыхнулись, а затем соткались в четыре крадущиеся фигуры. Через мгновение стало ясно – возвращаются свои.

– Вот она, родная! – сильно запыхавшийся Фитисов потряс в воздухе аккуратно сложенной полевой картой. – Карта всех немецких позиций, всех минных полей. Да с нею отсюдова до самого Дона дойти не страшнее, чем прогуляться вечером по Дерибасовской!

– Так ты из-за карты туда полез? – в радостном удивлении воскликнул Никольский.

– А ты шо думал – я совсем дурной такой концерт задарма давать? Просто языком не хотел трепать раньше времени, шоб не сглазить. Ты ж, Динэр, глазливый… Кстати, не раздумал ещё меня под трибунал подводить? Имей в виду, этот трибунал – на твоей совести! Ну, всё, хватит оваций! Дёру, хлопцы, дёру! Если не ошибаюсь, щас из зала полетят букеты! Стопятидесятидвухмиллиметровые, лично от начальника артиллерии, восхищённого нашим исполнением!

Словно в воду глядел: стоило разведчикам немного отбежать в сторону, как немецкий штаб разнесло снарядом. А дальше снаряды посыпались туда, где находилась миномётная батарея. Фитисов на мгновение остановился и, плюнув себе на указательный палец, скрутил затем крепкий литой кукиш, который направил в сторону вражеских позиций. Очень может быть, что кто-то из гитлеровцев, при вспышке смертельного для себя разрыва, даже узрел невысокую человеческую фигуру, кажущую кукиш, однако, командир разведчиков на это не рассчитывал – он и не думал играть на публику, а полный экспрессии жест был вызван вполне понятным желанием отвести мятущуюся, как штормовое море, душу!