Хищная книга - Мариус Брилл

Питер старательно пытался игнорировать завязывающуюся дискуссию, надеясь, что красноречивое молчание безошибочно намекнет мальчику — его визави участвовать в беседе не расположен.

— Пуфики! — не унимался юнец.

Питер пожалел, что у него нет при себе газеты или книги, чтобы за ней укрыться.

— Но вы-то не из таких, правда? — решил юноша высказаться напрямик, хотя совершенно неясно было, вопрос это или утверждение. В любом случае эту реплику Питер уже не мог игнорировать, потому что прозвучала она парадоксально: с одной стороны, вполне уместно, а с другой — до крайности неуместно, даже бестактно.

— Ни в коем случае, — презрительно выпалил Питер, и брызги слюны блеснули над столом, пролетая из его рта прямо в кружку соседа.

— Конечно, нет, — с отрешенностью поднимая кружку, продолжал тот. — Не такой уж у вас классный прикид. Знавал я одного парня, который… С ним нормально было. Ну, вы поняли. Имеется в виду, он никогда не пытался лезть, ничего такого. — Паренек присосался к кружке и удовлетворенно причмокнул. — Но знаете, чего я не терплю? Когда это делают куколки. Ну, вы поняли. Некоторым парням нравится смотреть на такие штуки, а по-моему, это гадость.

Юнец явно не собирался умолкнуть, и Перегноуз, зная, что нетерпимость неисчерпаема, решил дать ему понять, что они говорят на разных языках и не стоит попусту сотрясать воздух.

— Мой юный друг, — покровительственно начал Питер, как и приличествует обращаться к подопечным хорошему наставнику. — Те, кого осенило вдохновение Сапфо, приобщились к такому блаженству, какое нам никогда не познать. Эти покорители бугра Венеры, эти друзья Сапфо, эти патриотки Лесбоса, этот хоровод сабинянок, которые губят себя, скажем так, ради губной любви, эти розовоперстые основательницы клуба без членов, эти… — Питер запнулся, подбирая bon mot[15], достойное его лексикона. Наткнувшись взглядом на загадочный австралийский логотип, он неожиданно решил уравнение: —…эти соединительницы четырех Х-хромосом. Они. Они, о, они, возможно, достигают вершин экстаза, о которых мы, потомки Адама, можем только гадать. Радости земного рая, которые может даровать одна лишь Афродита. И, наверное, не слишком мудро хулить то, что нам не дано понять, поскольку, как сказано еще Сократом, мудрый человек знает только то, что ничего не знает. Таким образом, какие чувства пылают там, в мягких и теплых глубинах женственности, какие восторги сотрясают их целомудренную плоть, какие оргиастические ощущения рождаются, какое, воображаю, счастье заключено в бессеменном соитии, мы никогда не сможем сказать.

Есть. Мальчик притих. Он закрыл поддувало, почтительно пережидая употребление большого глотка пива, которым Питер торжественно себя вознаградил.

— Все равно, — наконец изрек отрок, — это какое-то извращение.

И, запустив сзади в брюки свою длань, мощно поскреб себя между ягодицами.

Разумеется, это был Барри, Мальчик-грязный-пальчик. Но нагромождения случайных совпадений иногда не удается избежать. Хотя я еще раз настаиваю, что эта встреча не была такой маловероятной, как может показаться, ведь как раз в пабах люди обычно встречаются или приходят в них вместе, пусть даже у каждого из этих двоих была своя причина пить в одиночку. А свободное место в переполненном пабе — вещь достаточно редкая. В общем, факт состоит в следующем: Барри и Питер познакомились, и это стало началом необычных, удивительных, где-то даже изумительных отношений, которые установились между ними.

— Ее нет дома, — сказал незнакомец.

Тогда Мерсия обернулась, чтобы рассмотреть его получше, недовольная тем, что приходится общаться с человеком, еще минуту назад спавшим прямо на крылечке.

— Как вы сказали? — спросила она, имея, кстати, в виду не столько последнюю фразу, сколько предпоследнюю. Собственно, если бы я углубился в мыслительные процессы Мерсии в момент, когда она это сказала, то из этой хаотической сумятицы явствовало бы, что она просто хотела выиграть время и придумать что-нибудь поумнее, пока он будет повторять свои слова.

— Ее нет дома, — повторил незнакомец. — Миранды.

— А вы ее… — Мерсия не решалась выговорить следующее слово, так как весь ее жизненный опыт подсказывал, что среди противоположного пола таковых не бывает, — …ее друг?

— Да, ну, то есть нет. Ну, что-то вроде того.

Мерсия понимающе кивнула:

— Так она вас ждет.

— Нет, на самом деле нет. Я хочу сказать, я познакомился с ней только сегодня. Я просто ждал, когда она придетдомой.

Мерсия с подозрением взглянула на ступеньки, на которых он прикорнул.

— О, — фальшиво рассмеялся незнакомец, — со мной сегодня случилось несчастье, сотрясение мозга. Нет, правда, — он показал на широкий бинт вокруг головы. — Я теперь все время теряю сознание и засыпаю. Я не знал точно, когда она вернется.

— А вы в курсе, что сейчас есть законы против преследования и домогательств?

— Нет-нет, просто… ну, мне нужно ее видеть. Кое-что ей сказать.

Наступила тишина. Насколько это возможно в часы пик на Голдхоук-роуд, когда сто семьдесят два двигателя внутреннего сгорания ежеминутно сжигают в каждом из цилиндров свыше трех тысяч порций горючей смеси.

— Так где вы познакомились? — спросила Мерсия.

— Вы ее подруга?

— Я-то да, — язвительно ответила Мерсия. — Где вы, говорите, с ней познакомились?

— Вы будете смеяться, — сказал мужчина, опять не сумев сделать свой смешок хоть сколько-нибудь искренним, — но мы только сегодня утром познакомились с ней в метро.

Наконец-то лицо Мерсии прояснилось, она вдруг поняла, с кем разговаривает. С тем самым ублюдком, из-за которого Миранда так переживала весь день. Мужчина. Обманщик. Так, а разве это не будет чудесным подарком для Миранды? Этот наглый идиот на тарелочке. Можно будет покончить с размолвкой. Это значит извиниться эффектнее, чем словами. Зачем посылать цветы, если можешь сделать из обидчика сентиментальный фарш?

— Вы будете ее ждать? — спросил он жизнерадостно.

— Не знаю, — ответила Мерсия и тяжко вздохнула, так драматично колыхнув своими необъятными полушариями, что могла бы претендовать на премию «Золотой глобус». — Мы сегодня повздорили, и я… — ее душили эмоции. Потупив взор и закусив губу, она заставила свою грудь вибрировать легкой дрожью, волны от которой не только делали ее голос взволнованным, но и заполняли мировой эфир.

— Простите, простите, но я так расстроилась и сейчас… — Мерсия говорила прерывисто, словно бы сквозь слезы. — Я просто беспомощна, — наконец выдохнула она.