Восхождение царицы - Маргарет Джордж

богиня – обычная женщина, которой нужен мужчина. Так повелось испокон веку, хотя для меня это было ново.

– Так оно и есть, – сказал Цезарь.

Мне потребовалась секунда, чтобы понять его ответ – и на мой молчаливый крик, и на произнесенные вслух слова.

– Тогда сделай меня единственной царицей! – воскликнула я. – С какой стати должна я его терпеть?

– Это ненадолго, – заверил он. – Но на данный момент необходимо. Должно сработать.

– Почему? – воскликнула я.

Он смерил меня долгим внимательным взглядом.

– Клеопатра. Как мне нравится звучание твоего имени!.. Ты прекрасно знаешь почему. И ты знаешь, что нам, властителям, порой приходится следовать букве закона. Хотя бы для того, чтобы потом отбросить его суть.

– Значит, публичное примирение неизбежно? – Я понимала, что говорю, как обиженный Птолемей, но ничего не могла с собой поделать.

– Да, – лаконично ответил он. – Вы с Птолемеем будете объявлены соправителями, противостоящие армии можно распустить, Потина освободить от… – Он остановился, будто только что припомнил незначительную мелочь. – Говорил я тебе, что отправил в изгнание Феодота? Такова моя награда.

Отправил в изгнание… влиятельнейшего вельможу… прогнал в мгновенье ока… Да, прихлопнуть человека для него проще, чем мне – убить муху, причем на его сандалии даже пятнышка не останется. Один щелчок, и человек исчез навеки, словно его и не было.

Я радостно рассмеялась.

– Ну наконец-то, моя Клеопатра, – промолвил Цезарь, быстро подошел ко мне и заключил в объятия. – И уж конечно, никакой Птолемей не будет твоим настоящим мужем. Им буду я. Как и обещал.

Он наклонился, поцеловал меня и заговорил так тихо, что мне едва удавалось разобрать слова.

– Мы с тобой родственные души, ты и я. Я знаю это. Я чувствую. Наконец-то нашлась женщина мне под стать, так что едва ли я захочу с тобой расстаться. Мы как две половинки граната – каждая идеально подходит к другой.

Я прильнула к нему. Я поверила ему, потому что хотела верить и считала, что поняла истинное значение его слов.

Пир приготовили на славу. Потин выполнил приказ Цезаря и устроил празднество для всех видных людей: сановников двора, главных писцов и библиотекарей, государственного казначея, жрецов Сераписа и Исиды, командующего македонской гвардией, послов, а также самых прославленных придворных лекарей, поэтов, риторов, философов и ученых. Над залом сверкали позолоченные стропила, а пол устилали лепестки роз, доставленных морем из Кирены – там растут лучшие розы, издающие самый нежный и тонкий аромат.

Стиснув зубы, я вытерпела брачную церемонию, прошедшую в верхних дворцовых покоях, продуваемых ветром с моря. Мы с Птолемеем принесли все положенные официальные обеты (я бормотала слова невнятно, надеясь, что это лишит их святости и силы) в присутствии Цезаря, Потина, Арсинои и младшего Птолемея. Как только обряд был совершен, я удалилась, чтобы переодеться к пиру.

Теперь Цезарь не может упрекнуть меня в том, что я не исполнила свою роль, думала я. Самое неприятное дело сделано.

В моих покоях меня встретила преданная Хармиона. Я не сознавала, как соскучилась по ней, пока не увидела знакомое лицо и не услышала, как она мурлычет себе под нос, складывая шелковые мантии и туники в мой гардероб.

– Ваше величество! – воскликнула она, не в силах одновременно задать тысячу вопросов, что были написаны на ее лице.

– Хармиона! О Хармиона! – воскликнула я и бросилась к ней.

Она смотрела на меня, сдерживая смех, и только тогда я сама обратила внимание на свой наряд – весьма непритязательный.

– Мне не хватило времени переодеться, – пояснила я. – Вчера меня доставили сюда на лодке и пронесли во дворец, завернув в ковер.

– Эта история уже известна всему городу. На улицах только о тебе и говорят. Как же я рада, что ты цела и невредима! А ведь до недавнего времени троица гнусных прихвостней твоего брата, эти напыщенные индюки, распускали слухи, будто тебя нет в живых.

– От троицы осталась пара, – сказала я.

– Цезарь?.. – Вопрос Хармионы застыл в воздухе.

– Выслал Феодота, – сказала я. – Он больше нас не побеспокоит.

– А ты видела Цезаря? – деликатно спросила она.

– Как известно всему городу, – сказала я ее же словами, – меня доставили прямо к нему в том самом ковре.

Она рассмеялась.

– Наверное, он был потрясен до глубины души.

– Может быть, но ничем потрясения не выказал. Ну, это долгая история, и я расскажу ее, когда будет время. А сейчас мне нужно по-царски нарядиться для пира, устроенного внизу. Постарайся сделать меня красавицей, достойной царства.

«Сделай меня красавицей, достойной любви», – хотелось мне сказать.

Но если имеешь дело с Цезарем, то приходится иметь дело с царствами, коронами и странами. Любовь, если она вообще приходит, следует за ними.

И вот я стояла у входа в огромный церемониальный зал, прислонившись спиной к прохладным панелям черного дерева. Я надела жемчуга из Красного моря и чувствовала себя окутанной лунным светом. Хармиона искусно вплела жемчужины в мои ниспадавшие по шее волосы, а самые крупные и ценные я вдела в уши, и они покачивались всякий раз, когда я двигала головой.

Тело мое было обернуто в полупрозрачный и струящийся, как дымка, шелк из Сидона, на ногах красовались плетеные сандалии из посеребренной кожи. Я стояла неподвижно и вдыхала аромат лотоса, которым Хармиона натерла сгибы моих локтей и то место на шее, где пульсирует жилка. На протяжении всего дня я чувствовала, что мое тело стало другим. Оно словно напоминало: то, что случилось, реально и необратимо.

Музыканты мягко перебирали струны лир и выдували на флейтах нежные мелодии. Звуки отдавались эхом от полированных каменных стен.

Потом послышался другой звук – топот сапог. Шли солдаты. Придворная гвардия или легионеры Цезаря? Когда в зал вошли вооруженные люди, я узнала римские плащи и копья.

Цезарь пришел в сопровождении своих воинов, однако на сей раз предпочел надеть не облачение полководца, а белую с пурпурной каймой тогу римского консула. Должно быть, он встретился с цирюльником и брадобреем, ибо щеки его были гладко выбриты, а волосы аккуратно подстрижены. Мне он казался великолепным, как Аполлон, хотя я видела, что он немолод, невысок ростом и словно придавлен грузом власти над целым миром.

«Позволь мне помочь тебе нести это бремя, – подумала я. – Оно слишком тяжкое для одного человека».

Римляне приблизились, и Цезарь выступил вперед. Он пристально глядел на меня, и я поняла, что он видит меня преображенной, не похожей на ту низложенную царицу, с которой он провел ночь.

Цезарь протянул руку, я молча приняла ее, и мы вместе направились к огромному церемониальному столу. Столешница была изготовлена из огромного