Восхождение царицы - Маргарет Джордж

пока ты здесь, – промолвила я, взяв его за руку, но тут же отпустила ее: я почувствовала, что мысленно он уже занялся делами предстоящего дня.

Цезарь отошел к другой стороне комнаты, где валялась его брошенная одежда, и быстро (я подивилась тому, как это получается у солдата) оделся.

– Я распорядился, чтобы твой… – начал говорить он, когда послышался стук в дверь.

Цезарь рявкнул:

– Войдите!

Двери распахнулись, и вошли Птолемей и Потин. Теперь я поняла, почему Цезарь встал и оделся, а я не успела. На мне не было ничего, кроме простыни. Так он и задумал.

Визитеры ахнули и разинули рты. Птолемей, судя по физиономии, был готов удариться в слезы, а жирный Потин в кои-то веки потерял дар речи и лишь растерянно качал головой, похожей на голову ибиса. Он вытаращился на меня, на царскую постель, сбитую после наших любовных игр, потом перевел взгляд на спокойно улыбавшегося невозмутимого Цезаря и все понял.

– Так нечестно! – взвизгнул Птолемей. – Нечестно! Что она здесь делает? Это нечестно, нечестно!

Он повернулся и выбежал из комнаты.

– Великий Цезарь, – начал Потин дрожащим высоким голосом, – мы весьма удивлены присутствием…

– Остановите мальчишку, – приказал Цезарь своим солдатам, что несли караул у его дверей. – Остановите, пока не удрал!

Но это оказалось не так-то просто. В отличие от римлян мой брат знал все тайные ходы и лестницы дворца. Прежде чем его догнали, он успел выбежать во двор к ограде, отделявшей дворцовую территорию от города. Там всегда собиралась большая толпа, и сегодняшний день не был исключением. Из окна комнаты я видела, как он ринулся к собравшимся людям, сорвал с головы царский венец, злобно бросил его на землю и ударился в слезы.

– Меня предали! Предали, предали! – кричал Птолемей, пока не захлебнулся в истерических рыданиях.

Два рослых и крепких римских солдата – солнце играло на бронзовых пряжках их ременной амуниции – настигли его, схватили и потащили обратно во дворец.

Кровь застыла у меня в жилах. Я только что наблюдала не отрепетированную заранее – а потому еще более впечатляющую! – демонстрацию реальной власти. Простые римские легионеры, даже не задумавшись, обошлись с царем Египта, как с капризным деревенским мальчишкой. Если я лишусь благоволения Цезаря, точно так же поступят и со мной.

Позади слышался сбивчивый голос Потина, пытавшегося исправить положение.

– Прости его, он… не искушен в правлении, – скулил сановник. – Он не сумел скрыть своих чувств.

Цезарь стоял, положив одну мускулистую руку на спинку кресла. Он не удосужился подойти к окну и взглянуть, что там с Птолемеем. Он и так знал, что его приказ будет исполнен. И на Потина Цезарь смотрел так, что стало ясно: он не собирается утруждать себя ответом на мольбы советника.

– Великая царица, – обратился он ко мне смертельно спокойным голосом, которым говорил на людях. К этому голосу я уже начала привыкать, хотя знала, что по ночам он звучит совсем иначе. – Следует ли оставить этого мальчика твоим соправителем?

– Предпочла бы обойтись без него, – ответила я.

– Но разве не такова воля твоего отца? – неожиданно для меня напомнил Цезарь. – А ты, мне помнится, приняла титул «богини, любящей отца». Это обязывает. По вашим обычаям тебе следует сочетаться с Птолемеем браком.

Для меня мысль о любом союзе с мальчишкой была несносна, не говоря уж о том, чтобы он прикоснулся ко мне, как прикасался Цезарь.

– Мне этого не вынести, – прошептала я.

Тут два легионера ввели зареванного Птолемея, держа его за худенькие плечи.

– Ага! Вот и сам жених! – сказал Цезарь. – Вытри-ка слезы. Не годится плакать в день своей свадьбы.

Слезы Птолемея мигом высохли от удивления.

– Ч-что? – переспросил он, шмыгая носом.

– Как душеприказчик покойного царя, я обязан проследить за исполнением его завещания. Ты женишься на своей сестре Клеопатре, после чего вы будете править совместно, согласно освященной веками традиции.

Я не верила ушам – он говорил такое после всего, что случилось между нами! Как я могла довериться ему? Неужели я придумала себе Цезаря, а на самом деле он столь же коварен и жесток, как и его соотечественники? Это был удар.

– А потом совместными усилиями вы соберете и отдадите мне деньги. Возможно, вы помните, что я выкупил долг покойного царя Римской республике, – добавил он обыденным тоном.

Вот, значит, каков он. Им движет алчность.

– Нельзя быть одновременно и судьей, и кредитором, – заметила я. – Выбери, что ты предпочтешь: роль арбитра или сбор денег.

– Кому-то, может быть, и нельзя, а мне можно, – ответил Цезарь, невозмутимо глядя на меня. – Я предпочту и то и другое. Так что рекомендую начать свадебные приготовления, а потом мы устроим праздник примирения. – Он махнул рукой Потину. – Займись этим. Это будет грандиозное торжество, которое состоится в… что там за зал с золотыми стропилами и порфирными колоннами? Надо пригласить никак не менее двух сотен гостей. Там должны быть представлены все чудеса Александрии. Танцовщицы. Удивительные фокусы. Золотые блюда. Розовые лепестки на полу. Впрочем, ты в этом разбираешься лучше меня. Главное, пусть народ видит, что мы обнимаемся и любим друг друга.

Потин и мой брат застыли, словно их мумифицировали и обвили пеленами, как Осириса.

– Ну? – нетерпеливо промолвил Цезарь. – Я же сказал, что надо делать.

Мумии склонили головы и удалились.

Я развернулась к Цезарю.

– Как ты мог? Я думала, мы союзники!

Мне хватило ума не закричать: «Ты называл себя моим мужем!»

Неужели он забыл об этом?

Но я знала, что Цезарь ничего не забывает.

Все во мне кипело от негодования. Какое коварство, какое низкое предательство! Я отдала ему себя, стала игрушкой его мимолетного желания – и только ради того, чтобы снова сделаться пленницей?

Однако как бы ни бурлил во мне гнев, я не позволяла ему взять верх. В моем сознании оскорбленные чувства вели спор с рассудком.

Я прибыла из Ашкелона, рискуя жизнью, чтобы получить аудиенцию у Цезаря. И мне это удалось. У меня состоялась приватная беседа с ним, и он согласился восстановить меня на троне вопреки брату и его советникам. Они казались мне опасными врагами, но в присутствии Цезаря они повели себя как нашкодившие мальчишки. Им ясно дали понять, что сами по себе они ничего не значат. Выходит, я получила то, за чем пришла, – признание и политическую поддержку. Рассчитывать и надеяться на большее из-за одной ночи с моей стороны просто глупо.

Цезарь стоял, опершись на спинку кресла и склонив голову, так что я видела его лысеющую макушку. При свете дня Амон уже не был богом. И я не