Прекрасное место для смерти - Энн Грэнджер

— Нет, спасибо!

Прижав к груди кейс, она зашагала по опустевшей привокзальной площади.

Помилуйте, сейчас еще совсем не поздно! Всего полседьмого, а уже совсем темно. Как ночью… Все магазины закрыты; последние продавцы уже толпятся на автобусных остановках. Хорошо, что ей не придется совершать такие унылые вечерние прогулки всю оставшуюся неделю! Мередит похвалила себя за то, что взяла несколько дней в счет отпуска. Пора докрасить стены и завершить ремонт дома. И заняться другими делами.

Например, позвонить отцу Холланду и отчитаться о поездке в «Парковое». Возможно, Аделина Конвей сама позвонила священнику. Нет, лучше поговорить с отцом Холландом лично! Она постарается как-то объяснить, что ей страшно за Аделину, хотя тут слово «объяснить», возможно, и не самое удачное. Она и сама не совсем понимает, почему ей так тревожно. Но кто-то должен срочно помочь Аделине, причем Мередит имеет в виду не психологическую, а, так сказать, физическую помощь. Мередит нисколько не сомневалась в своей интуиции, хотя и не могла сказать, откуда исходит угроза — возможно, от самой Аделины. Мередит была уверена, что под хрупкой оболочкой несчастную женщину разрывают на части противоречивые чувства; она вот-вот сама себя уничтожит, взорвавшись как вулкан. Как может Мередит объяснить отцу Холланду такие нелепые страхи по телефону, не видя его глаз?

Дойдя до угла, Мередит остановилась в нерешительности. Можно сходить к отцу Холланду сейчас, до возвращения домой. Она все расскажет, облегчит душу и снимет с себя ответственность. А потом, если все сложится удачно, будет весь вечер отдыхать!

Церковь и примыкающий к ней дом приходского священника находились в конце короткого и широкого тупика — на кусочке средневекового Бамфорда, пережившего позднейшие перестройки. Асфальтированная дорога закрыла прежнюю рыночную площадь, мощенную булыжником, — так рассказал ей отец Холланд. Когда Бамфорд разросся, рыночную площадь перенесли в другое место и центр городской жизни сместился к западу.

«Перенести церковь нельзя, — сказал тогда священник. — Можно передвигать дома и переселять людей, но церковь остается на месте, даже если до нее стало неудобно добираться и она окружена полями. — Священник топнул ногой, и Мередит улыбнулась про себя. Высокие байкерские ботинки довольно забавно выглядели под сутаной! — В четырнадцатом веке, — продолжал отец Холланд, — здесь находился центр города!»

На этом месте она сейчас и очутилась. Вокруг было очень тихо. Слева располагалось городское кладбище, над которым тихо шелестели сосны. Церковь возвышалась впереди; на фоне неба выделялся высокий шпиль колокольни. С наступлением темноты колокольню покинули обитавшие там летучие мыши; они беззвучно кружили над могилами. Время от времени одна из тварей пролетала совсем рядом с Мередит, едва не задевая ее крылом. Летучие мыши стали настоящим бедствием для бамфордской церкви и предметом многих жарких споров в местной прессе. Закон запрещает их уничтожать. Но экскременты мышей разъедают стропила; кроме того, прихожане жалуются на мерзкий запах.

На крыльце горел свет; слабый свет пробивался и изнутри. Мередит вздохнула с облегчением. Значит, отец Холланд еще не запирал церковь на ночь.

Мередит толкнула скрипучую калитку и зашагала по тропинке к дому приходского священника. В окнах первого этажа горел свет, но, сколько она ни звонила, дверь никто не открыл. Мередит робко толкнула дверь, которую отец Холланд часто оставлял незапертой в течение дня. Однако сейчас она оказалась на замке. Наверное, священник уехал по делам, а свет не погасил специально, чтобы легче было найти обратную дорогу в темноте. А может, он в церкви?

Мередит взошла на церковное крыльцо и открыла тяжелую дубовую дверь. Потом она осторожно просунула голову внутрь.

В нос ей ударил смешанный запах свечей, полироли, пыли и летучих мышей. В темноте постепенно проступали колонны, скамьи, купель… Подняв голову, Мередит посмотрела вверх, на готические своды. Над мрачными хорами висели таблички с фамилиями жертвователей. В сакристии свет не горел; похоже, священника не было и здесь. Она уже собиралась закрыть дверь и уйти, когда вдруг услышала какой-то тихий звук.

В церкви кто-то есть! Мередит увидела темную фигурку, съежившуюся в переднем ряду, в тени стоящей рядом колонны. Голова наклонена; по-видимому, человек молился. Мередит решила как можно незаметнее уйти. Не хотелось нарушать одиночество верующего. Вдруг послышался громкий всхлип, а за ним — сдавленные рыдания. Судя по голосу, плакала женщина, причем молодая.

Мередит прошла по проходу и увидела девушку, которая стояла на коленях, закрыв лицо руками. По полу разметались волосы — ярко-рыжие, как язычки пламени. Мередит понимала, что сейчас неуместно спрашивать «С вами все в порядке?» — потому что с девушкой явно не все в порядке. Не менее глупым будет и вопрос: «Что-то случилось?» — потому что с ней, конечно, что-то случилось. Тем не менее она задала оба вопроса, потому что ничего лучше не придумала.

Девушка подняла голову. Бледное овальное личико, обрамленное растрепанными рыжими кудряшками, искажала тревога. Лицо ребенка с глазами женщины, словно с полотна Мурильо. Современная Мария Магдалина! Мередит никогда не видела Никки Арнольд, но сразу решила, что это она и есть.

Присев на скамью рядом с девочкой, Мередит тихо сказала:

— Привет. Меня зовут Мередит Митчелл. Недавно я выступала с лекцией перед молодыми прихожанами… Кажется, тебя там не было?

Девочка покачала головой, с трудом поднялась с колен и села на скамью, откинув со лба непослушные кудри.

— Я туда ходила пару лет назад. А потом разлюбила религию.

— Понятно, — сказала Мередит.

Несмотря на тусклое освещение, она заметила, как покраснела ее юная собеседница.

— То есть сейчас-то я пришла сюда… но…

— Но сейчас ты в беде, — кивнула Мередит. — И не знаешь, что делать… Да?

— Да!

Рыжие кудри взметнулись.

— Кстати, тебя, случайно, зовут не Никки Арнольд?

Глаза девочки зажглись подозрением.

— Эй! — возмутилась она. — Откуда вы знаете?

— Я знакомая старшего инспектора Маркби, который расследует убийство Линн Уиллс. Ты пришла сюда из-за Линн? Она ведь, кажется, была твоей подружкой?

Никки обхватила себя руками, как будто ей стало холодно. Но возможно, ей просто хотелось успокоить себя.

— Да, мы с ней хорошо ладили. А теперь ее больше нет… Никак не привыкну. Странно как-то… Иногда я просыпаюсь, и мне кажется, что это не взаправду. У меня остались ее диски… Она давала мне послушать, а я теперь не могу их ставить. Как будто она еще там и смотрит на меня! Надо бы сходить к ее родителям и вернуть диски, а я не могу. Они небось тоже начнут меня выспрашивать, как та тетка из полиции.

— Никки, — тихо спросила Мередит, — ты не знаешь, кто мог убить твою подругу?

Девочка изумленно раскрыла глаза.

— Да вы что?! Откуда же я знаю?

— Но ведь ты хочешь, чтобы его нашли, верно? И кое-чего ты еще никому не рассказывала… Пойми, любая мелочь поможет найти его! Если сложить вместе все, что ты знаешь, удастся поймать человека, который убил Линн.

Никки долго смотрела на свои руки, ломала пальцы с обгрызенными ногтями.

— К нам повадилась ходить тетка из полиции! — вдруг злобно выпалила она. — Она не имеет права являться к нам домой и запугивать мать! Наплела обо мне матери черт знает что! Представила все хуже, чем есть на самом деле! А мать еще от себя накрутила! Мы с мамой всегда неплохо ладили… Были как подруги. А тетка из полиции все испортила!

— Нет, Никки, — тихо возразила Мередит. — Ты сама все испортила. Но сейчас у тебя есть возможность все исправить. Тебе крупно повезло. Обычно, когда мы что-то портим, у нас такой возможности не бывает, поверь мне.

Последовало долгое молчание. Где-то наверху громко скрипнула балка.

— Мы только развлекались, — нехотя проговорила Никки. — Ну и зарабатывали немного, что с того? Сейчас все так дорого… У матери денег нет, вот и пришлось подрабатывать самой. Я бы устроилась в приличное место, если б было куда, но сейчас в Бамфорде с работой туго. Бывает, в каком-нибудь магазине вывешивают объявление, что, мол, требуется помощник продавца. Так с самого утра набегает человек двадцать. А мы с Линн не были шлюхами! Мы только… понимаете… если видели парня, который нам нравился или если он выглядел солидно, при деньгах… ну, в общем, ясно. Подумаешь, что тут такого? Мать орет на меня, требует сказать, со сколькими парнями я переспала. Всех я не помню, но их было немного!

Наивность Никки и ее невероятное невежество вогнали Мередит в глубокую тоску. Девочка, очевидно, не догадывается, что их «развлечения» называются проституцией. Она искренне не понимает, что они с Линн делали плохого. Они зарабатывали себе на карманные расходы. Ну и что? Если бы Никки могла зарабатывать деньги, стоя по субботам за прилавком в каком-нибудь местном магазинчике, она бы, конечно, так и поступила. Но из-за кризиса количество рабочих мест сократилось, вот девчонки и устраивались как могли. Ее, если можно так выразиться, невинная безнравственность и поражала, и ужасала. Как объяснить, что она поступает дурно, если она в самом деле не понимает, что совершает тяжкий грех. Видимо, только сейчас до нее дошло, что такая «подработка» чревата серьезными осложнениями — ведь Линн умерла! Тем не менее прямой связи между гибелью подруги и их невинными забавами она все равно не видит. Мередит ощутила беспомощность. Такое чувство, наверное, часто испытывают социальные работники и сотрудники благотворительных организаций.