2008 № 03 - Журнал «Если»

Побледнела, отшатнулась.

— Но ты же сам за него голосовал… — с болью сказала она. Скомкал салфетку, вскочил.

— Голосовал! Но это еще не повод вывешивать на кухне иконостас! Прекрасные глаза Виктории, устремленные на супруга с жалостью и ужасом, наполнялись слезами. Затем она всхлипнула и порывисто отвернулась к прозрачной кружевной занавеске. Артём понял, что опять не прав, и, приблизившись к жене сзади, обнял ее округлившиеся от правильной жизни плечи.

— Вика, — заискивающе начал он. — Сегодня сам вот врачу показался… В тарелке стыла недоеденная отбивная.

Ускользнуть из дому незаметно не удалось. Подвела легкая склонность к нарциссизму: Артём задержался в прихожей перед зеркалом, поправил галстук, развернул плечи, вскинул подбородок, изучил свои тонкие породистые черты анфас, затем скосил выразительный глаз и изучил их в три четверти. Ну и докрасовался, естественно…

— Куда ты? — тревожно спросила Вика, внезапно выходя из кухни и перекрывая Артёму дорогу к двери. Скуластое личико супруги разом осунулось, темные глаза жертвенно раскрылись.

— За сигаретами, — невозмутимо отозвался он, трогая без нужды узел. — Прикупить что-нибудь по дороге?

— За сигаретами, — горестно повторила Вика, по-прежнему не сводя с него страдальческого взгляда. — В костюме, при галстуке — за сигаретами…

— Н-ну… и-и… что ж тут такого? Да, в костюме… при галстуке… Потом, не забудь, мне же еще сегодня в общество анонимных патриотов… при диспансере…

— Какое общество? Сегодня четверг, а не суббота!

— Разве?

— Гос-споди… — тихонько простонала она. — Опять в этот свой притон…

Артём вспыхнул.

— Ты слова-то все-таки подбирай, — медленно, с угрозой проговорил он. — Притон! Что это еще такое? Притон…

— Хоть бы о сыне подумал! — Губы ее дрогнули. — Узнают — дразнить начнут…

— Эти начнут! — Артём криво усмехнулся. — Вон уже в сеструхиных галстуках на спор в школу приходят.

Лицо Виктории окаменело.

— Ты просто вынуждаешь меня, — сказала она мертвым голосом. — Ты не оставляешь мне выбора. Я сдам тебя на принудительное лечение.

Разговор пошел в открытую, притворяться больше не имело смысла — и Стратополох ощутил упоительный восторг бесстыдства.

— Не сдашь, — с нежнейшей ненавистью выдохнул он ей в лицо. — Нетрадиционную ориентацию принудительно не лечат.

— Лечат, — выдохнула она в ответ. Наблюдай за ними кто со стороны, ему показалось бы, что он присутствует при объяснении в любви. — Лечат, милый… В случае совращения — лечат.

— Что-что? — изумился Артём. — Это кого же я совращаю?

— Читателей! — Из кармана халатика Викторией немедленно была извлечена книжица — тоненькая, беленькая, изданная за свой счет и тем не менее настоящая, бумажная. Улика. Узкое лицо Стратополоха чуть вздернулось, тонкие губы тронула надменная улыбка.

— И что же там такого совратительного?

— Вот, — глухо сказала Виктория, листая. — Вот… «Серебряны Твои травы… и родники Твои зрячи…»

— Да-да… — рассеянно отозвался Артём, а у самого в глубине зрачков тлело злорадство. — Мы как раз сегодня с Валерием Львовичем это стихотворение и обсуждали…

— Кто такой Валерий Львович?

— Ай-яй-яй-яй… В поликлинику-то, видать, уже и дорожку забыла. Валерий Львович — наш новый психотерапевт.

— И он…

— Оценил, — с удовольствием выговорил Артём. — Я, собственно, чего к нему ходил-то? Думаю: а не злоупотребляю ли я метафорами? Яркие краски, знаешь, свойственны истероидам… Нет, говорит, в самый раз. Оч-чень, говорит, запоминающийся женский образ.

— Женский?!

— Ну не мужской же, согласись. Так что прошел собеседование по собственному желанию. Вот, кстати… — Артём извлек из внутреннего кармана пиджака вчетверо сложенную бумагу, развернул. — Все чин по чину, как видишь. Штамп, печать…

— Ты что, взятку дал участковому? — испуганно глядя на мужа, спросила Виктория шепотом.

— Обижаешь! — Вздернув голову еще выше, Артём спрятал бумагу. Прошествовал мимо остолбеневшей супруги и вышел вон.

— Иди-иди! — запоздало крикнула она вослед. — А то там, не дай бог, без тебя Родину на хор поставят!..

И ударилась в слезы.

Глава 4. На улице

Да еще безумный, убежавший из больницы,

Выскочил, растерзанный…

Вырвался! Как и всякий закоренелый грешник, он чувствовал при этом одновременно и стыд, и радость.

Обогнув магазин «Недотыкомка», что на углу Батюшкова и Чаадаева, Артём свернул в скверик, где спросил в аптечном киоске стакан воды и, проглотив залпом три водочные капсулы, присел на скамью — подождать, пока усвоится.

Вскоре напряжение спало. Расслабившись, Стратополох задумчиво выпятил губы, затем спохватился и подобрал. Симптом хоботка. Вряд ли в Артёме заподозрят кататоника, но, как говорится, береженого бог бережет.

Некоторое время литератор благожелательно озирал аллею, затем взгляд его упал на уличный автомат «Моментальная патография». В последнее время их понатыкали повсюду. Помнится, узнав впервые значение этого странного слова, Стратополох похолодел. «Изучение творчества писателей, поэтов, художников, мыслителей с целью оценки личности автора как психически больного». Оказалось, ничего страшного. Новое развлечение многим пришлось по вкусу, особенно подросткам: набирали на мониторе какую-нибудь малоприличную чушь, а потом ржали по-жеребячьи над диагнозом.

Артём поднялся и, подойдя к автомату, сунул в прорезь кредитную карточку. Набрал на память полстрофы, тронул пусковую клавишу, после чего минут пять, не меньше, любовался полученным ответом:

«Но тих был наш бивак открытый:

(1. афония — утрата голоса, отсутствие звучной речи при сохранении шепотной в рамках истерических психозов и неврозов; 2. клаустрофобия — непреодолимый страх замкнутых помещений.)

Кто кивер чистил весь избитый,

(мизофобия — навязчивая боязнь загрязнения при неврозоподобных дебютах шизофрении.)

Кто штык точил, ворча сердито,

(1. автоматизм амбулаторный — вариант сумеречного нарушения сознания, характеризующийся правильным выполнением сложных целесообразных действий; 2. дисфория — угрюмое, злобно-раздражительное настроение, обычно предшествующее припадку эпилепсии.)

Кусая длинный ус.

(трихофагия — патологическое влечение к поеданию волос. Наблюдается при психопатиях, шизофрении, олигофрении)».