Радуга - Арнольд Цвейг

Кто помешает той даме или простолюдинке вынуть из коричневого портфеля кошелек и положить его в свою сумочку, где он, по ее мнению, будет в большей сохранности? Или же быстро и энергично, привычным движением вскрыть конверт с деньгами и удостовериться… Но тут подходит Хедвиг. Раскрытого портфеля больше не видно за ворохом белых невинных шляпок.

Тем временем спокойная, уравновешенная покупательница успела выбрать; ей выписывают чек; шляпку, показавшуюся ей сперва слишком дорогой, но поистине очаровательную, уносят к кассе; дама платит. Ну, конечно же, сударыня, лифт совсем близко. Деловито, с исключительным достоинством, держа в руках небольшой сверток, злая судьба Рози Мюллер спускается вниз, где, несмотря на затишье, как всегда, толчея. Люди входят и выходят.

А может, все произошло иначе. Как — одному богу известно! Быть может, на деньги польстилась невинная Хедвиг с голубыми скучающими глазами. Хедвиг, испытывающая тупое и вместе с тем неуклонное отвращение к затхлой атмосфере отцовского дома, от которой она готова избавиться любым путем. Украла Хедвиг? Но, боже милосердный, кто в наше время этого не делает? Разве дочь маленьких ограбленных людишек, у которых благодаря гениальной финансовой политике отобраны последние крохи, не впитала в себя опыт двух пятилетий — военного и послевоенного? Разве она не прониклась сознанием, что наш гибнущий мир держится только на незаконном обогащении, мир, наступивший после войны, когда пара башмаков считалась целым состоянием, а носовые платки — недосягаемой роскошью, когда за новую рубашку платили девичьей честью, когда в гостиницах крали все, что не запиралось, а в частных домах даже то, что было под замком. Одно движение руки и пять минут страха — вот самое наглядное и точное определение слова «кража»; одновременно оно может служить и объяснением и инструкцией. Кто помешает пятнадцатилетней девушке, у которой, откуда ни возьмись, появились и сообразительность и проворство, смелым движением переправить кошелек из известного нам портфеля в одну из бесчисленных картонок, стоящих позади прилавка; ведь здесь нет ни единого человека, которого можно было бы опасаться. Кто помешает этой девушке исследовать конверт с деньгами, нет ли в нем еще ценностей; впрочем, к чему ненужный риск? Уже при беглом взгляде видно, что в кошельке лежит стомарковая бумажка, открывающая перед Хедвиг неограниченные возможности, как только она ее разменяет. Но не падет ли на Хедвиг подозрение? На нее? Да нет же. Ведь Хедвиг такая бледная, такая серенькая; когда она стоит у шкафа с товарами, ее почти не видно. Крадет сама публика. Тех, кто стоит за прилавком, так контролируют…

Тем временем Рози Мюллер одержала победу над продавщицей и над самой собой. Со шляпкой в руках, которая ей и впрямь к лицу, она возвращается к своему коричневому сейфу: пора платить. Уже при первом взгляде, при первом уверенном движении она натыкается на пустоту; в эту секунду злой рок впивается ей в сердце. Страх заслоняет перед ней все — пространство, время, вечность, от страха под глазами у нее появляются черные тени; страх парализует ее, приводит в дрожь, внезапно погружает в безнадежность. Рози подносит руки к вискам, ее глаза наполняются слезами, ее обокрали, у нее украли работу Гильдебранда, его работу и любовь за полмесяца, ей нанесли совершенно невозместимый ущерб; по ее вине загублен кусок человеческой жизни. Он, ее муж, изводит себя работой, а она теряет деньги. Она из тех, кого вечно обкрадывают. И наш мир таков, что у таких людей, как она, можно красть: в этом мире обкрадывают именно тех, кто весело и беспечно доверяет людям, утверждающим, что за их деньгами присмотрят. Из-за Рози жизнь мужа погибнет зря.

…Конечно, в тот же момент подымается суматоха — разговоры, шум, вокруг Рози собираются люди. Рози Мюллер, похожая на маленькую девочку, внезапно и неотвратимо низверженная в детство, с помутившимся рассудком, стоит, выпрямившись, у прилавка и держит ответ. Десятки раз она перетряхивает пустой портфель… Продавщица и весь персонал жалеют бедняжку, но жажда сенсации перевешивает в их сердцах все остальные чувства; сто марок — это не шутка! А муж у нее чертежник, малышка боится — дома ей, безусловно, влетит. Заранее убежденная в абсолютной бессмысленности своих усилий, Рози принимается за поиски. Ведь если судьба к ней милостива, она потеряла деньги уже по дороге сюда. Тогда они еще лежат там, где она выронила их из портфеля: может быть, в кафе, или в дамском туалете, или просто на дороге. Но, увы, люди в Берлине часто бегают понапрасну…

В бюро находок на первый этаж, разумеется, ничего не поступило. Рози, маленькая, посеревшая Рози — сейчас ей никак не дашь больше пяти лет — рассказывает свою душераздирающую историю. Девушка сверху, ослепительная смуглая продавщица, спускается вместе с Рози; она охотно даст себя обыскать. И Хедвиг, которая находится сейчас уже в столовке, также охотно согласится на это. Две пожилые женщины, одетые подчеркнуто просто, словно провинциальные акушерки, оказываются «детективами» — этих сыщиц узнаешь за милю: ведь в таком жалком виде никто не пойдет в магазин в западной части Берлина. Но Рози вздыхает с облегчением. Детективы! Сейчас они примутся за дело. Разумеется, она считает, что на продавщицу падает подозрение. Весь мир внушает ей подозрение, всех нужно обыскать, всех надо обработать как следует, пусть вернут деньги, ведь дело касается ее Гильдебранда! Но об этом она ничего не говорит. Она стоит молча, пока записывают ее имя и адрес, стоит в своей выцветшей серой соломенной шляпке, состарившаяся на много лет, ощущая ноющую нервную боль в плечах и мечтая спрятаться и рыдать, рыдать навзрыд. Ей хочется быть одной. Ей хочется домой, к матери, хочется лечь в постель, выплакать свое ужасное горе, свою вину перед ним, перед ее бедным другом, который в прекрасные летние дни корпит за чертежным столом, чтобы она могла приехать сюда, купить себе шляпку, чтобы у нее украли самое ценное в жизни — конверт с деньгами. Рози продолжает свои показания: да, у вора было много времени, конверт с деньгами вскрыт; она положила на прилавок и выпустила из поля зрении портфель только по настоянию продавщицы. Простая справедливость требует, чтобы магазин возместил ей потерю.

Эта мысль придает Рози новую энергию. Ведь магазин — цитадель богатства, а она так бедна. Значит, нарушенное равновесие можно восстановить без труда. И Рози Мюллер, под ударами судьбы превратившаяся в пятилетнего ребенка, требует аудиенции у хозяев этой Торговой крепости. Она обращается к пожилому господину с приветливым лицом, в хорошо сшитой визитке, который говорит с ней ласково, как родной отец. Как раз он-то ей и нужен. А в его голове в это время проносятся мысли, по-деловому краткие; он теперь повсюду сопровождает Рози. Прежде всего эту маленькую женщину надо изолировать от остальных покупателей. Кража, хотя это дело вполне обычное, производит плохое впечатление. Для подобных случаев существуют свои, определенные рецепты.

Она ждет четверть часа в многолюдной приемной, откуда приглашают в святая святых магазина и где поэтому все время толпится народ. Служитель беспрестанно вызывает по телефону все новых продавщиц. С первого взгляда он определил, кто такая Рози; маленькие люди, подобные Рози, для него вообще не существуют. Выжатая как лимон, смертельно усталая Рози смотрит на дверь, на эту блистательную дверь, украшенную объявлениями. Она надеется, что за ней сидит всего-навсего скромный служащий. Она всегда испытывала страх перед служебной машиной. И все же надежда возместить ущерб, нанесенный ее мужу, пусть совсем слабая надежда, придает Рози мужество. Она пудрит веки, нос и подбородок. Если бы только ее шляпка не была такой выгоревшей и не выглядела так провинциально! Решительным жестом Рози снимает шляпку, чтобы победить. Надо остаться женщиной и бороться женским оружием. Наконец она оказывается перед письменным столом, а за столом сидит… Бедная Рози! Теперь она сложила оружие. Да, перед ней только служащий, но он знает свой долг. В его холодных маленьких серых глазках за золотыми очками Рози увидела что-то крокодилье, увидела дух фирмы; этот дух она почувствовала и в мягких, но неумолимых словах, которые произносит его узкий рот под рыжеватой щеточкой усов. Рози подавлена его отношением к ее несчастью, его совершенной бездушностью. Но когда она с мольбой смотрит на того, первого, приветливого служащего, который, стоя рядом, благосклонно ассистирует своему коллеге, господину Кёллеру, как он его вежливо представил, то и в его глазах она читает тот же девиз: каждый за себя! Не прошло и десяти минут, и Рози Мюллер узнала, что фирма, к сожалению, ни в коем случае не может возместить ей потерю, что сама публика и только публика должна заботиться о своей безопасности и что на персонал не падает ни тени подозрения (так образно он выражается); она узнала, что если бы продавщицы были повинны в краже, им пришлось бы вступить в сговор (так он сказал), а это, как показывает его долгий опыт, совершенно исключено, что сама Рози Мюллер не может поклясться, были ли у нее деньги, когда она вошла в шляпное отделение, ведь она искала их повсюду; она узнала также, что сами дамы крайне легкомысленно относятся к своим вещам и что, наконец, вообще требуется доказать, действительно ли деньги исчезли и была ли у сударыни эта стомарковая бумажка. Мало ли что случается — поневоле приходится быть начеку.