Анжелика. Путь в Версаль - Анн Голон

Молодой человек покраснел. Поняв свою ошибку, Анжелика попыталась выйти из неловкого положения.

— Ведь это правильно, что я обратилась именно к вам? Вы самый лучший дворецкий из всех, кого я знаю, никто лучше вас не умеет складывать столовые салфетки, придавая им столь изысканные и разнообразные формы…

На лице Одиже отразились самые противоречивые чувства. Ему хотелось одновременно оскорбить Анжелику, ударить ее, молча уйти, повиноваться и пустить себе пулю в лоб. Он с горечью подумал, что женщины созданы лишь для того, чтобы выставлять мужчин дураками, какими бы умными они ни были.

Из всех возможных вариантов ответа дворецкий выбрал самый достойный.

— Сожалею, но на мою помощь не рассчитывайте, — хриплым голосом произнес он.

И, отвесив глубокий поклон, удалился.

Что ж, Анжелике пришлось обойтись без Одиже. Но праздник, который устроила госпожа Моренс в особняке Ботрейи, имел грандиозный успех.

Самые титулованные особы Парижа не погнушались появиться на нем. Госпожа Моренс танцевала с Филиппом дю Плесси-Бельером, который был ослепителен в своем наряде из бледно-голубого атласа с сиреневым отливом. Ярко-синее бархатное платье Анжелики, затканное золотом, удивительно гармонировало с костюмом ее кавалера по танцам. Они стали самой прекрасной парой вечера. Анжелика испытала приятное удивление, увидев, как надменное лицо кузена озаряется улыбкой, когда, высоко держа руку своей партнерши, Филипп вел ее в бранле[35] через большую залу особняка.

— Сегодня вас уже трудно назвать баронессой унылого платья, — сказал Филипп.

И Анжелика сохранила эти слова в своем сердце, как драгоценное сокровище. Тайна происхождения госпожи Моренс, известная Филиппу, превращала его в сообщника Анжелики. Значит, он не забыл серенького утенка, чья рука дрожала в руке красавца кузена.

«До чего же я была глупой», — говорила себе Анжелика, с мечтательной улыбкой на устах вспоминая о тех временах, когда она была девочкой-подростком.

С тех пор как Анжелика окончательно обосновалась в своем особняке, ее вдруг охватила тоска. Одиночество роскошного дома подавляло ее. Отель Ботрейи значил для нее слишком много. Особняк, в котором они никогда не жили, тем не менее, был наполнен воспоминаниями и, казалось, обветшал от боли и горя.

«Воспоминания о жизни, которая могла бы быть, но которой не было», — думала она.

Теплыми весенними ночами Анжелика часами неподвижно сидела перед камином или у окна в сад. Привычная жажда жизни покинула ее. Она оказалась во власти таинственной злой силы, природу которой не могла понять. Ее тело томилось от одиночества, а разум и сердце принадлежали призраку, чье присутствие она постоянно ощущала. Не раз случалось ей вскакивать посреди ночи и, замерев на пороге спальни с подсвечником в руке, вглядываться во тьму коридоров и галерей. Она не знала, кого или что надеется увидеть… Кто здесь?.. Увы, никого! Кругом тишина. В своей спальне, под охраной преданных служанок спят дети. Она вернула им дом их отца.

Анжелика возвращалась в свою роскошную постель. Ей было холодно. С неясной тоской она проводила рукой по своему гладкому и упругому телу, истосковавшемуся по ласке. В мире живых нет больше мужчины, способного утолить ее желания. Она осталась совсем одна!

Та часть квартала Маре, где находился отель Ботрейи, изобиловала средневековыми руинами, потому что именно здесь некогда располагался дворец Сен-Поль, любимая резиденция королей Карла VI и Карла VII. Построенный для государей и их отпрысков, дворец Сен-Поль состоял из множества строений, которые соединялись галереями, разделенными дворами и садами, славившимися вольерами для птиц, зверинцами и площадками для игр и турниров. Самые влиятельные королевские вассалы строили собственные особняки поблизости от дворца сюзерена. Эти прекрасные архитектурные ансамбли, такие как Санс[36] или Реймс, с их островерхими крышами и высокими башенками, до сих пор соседствовали с новыми зданиями. То тут, то там отжившие свой век средневековые каменные строения, напоминающие рвущиеся вверх перекрученные языки пламени, шли в атаку на классические фасады, спроектированные Мансаром или Перро[37].

В глубине сада Ботрейи сохранился такой же старинный каменный колодец с изысканным, словно у ювелирного украшения, кружевным декором. Поднявшись по трем полукруглым ступеням, можно было присесть на край колодца и тихо мечтать под сводом из кованого железа, поглаживая высеченных из камня саламандр и цветы чертополоха.

Однажды лунной ночью, прогуливаясь по саду, Анжелика увидела рядом с колодцем высокого старика с седой гривой волос, набиравшего воду. Этот слуга отвечал за доставку дров и следил за свечами. Когда Анжелика переехала в отель Ботрейи, старик уже жил здесь. Это его имел в виду принц Конде, рассказывая о слуге бывшего владельца особняка.

Анжелика редко разговаривала со стариком, которого многие слуги называли просто «дедушкой». Теперь она спросила, как же его зовут на самом деле.

— Паскалу Арранжан к вашим услугам, госпожа.

— Такое имя сразу говорит, откуда ты родом. Ты ведь гасконец или… нет, скорее, беарнец?

— Я из Байонны, госпожа. Короче говоря, я — баск.

Анжелика провела языком по пересохшим губам и спросила себя, стоит ли ей продолжать разговор. Старик все еще вытягивал ведро. Вода лилась на край колодца, сверкая при свете луны.

— А правда ли, что человек, построивший этот особняк, был из Лангедока?

— Конечно, еще бы. Он был из Тулузы!

— Как его звали?

Бывшей графине де Пейрак хотелось услышать имя мужа, чтобы с горьким, но сладостным замиранием сердца убедиться, что он еще живет в воспоминаниях этого несчастного, которого граф когда-то приблизил к себе и, возможно, любил. Но старик поспешно перекрестился и со страхом огляделся по сторонам.

— Тише! Не следует произносить его имя. Оно проклято!

Сердце Анжелики обливалось кровавыми слезами.

— Так, значит, это правда? — еще раз спросила она, продолжая играть выбранную роль. — Говорят, его сожгли за колдовство…

— Так говорят.

Старик пристально смотрел на нее.

Казалось, в выцветших глазах мелькнул вопрос. Старик словно бы сомневался, стоит ли сообщить ей нечто важное или нет.

Внезапно он улыбнулся, так что морщинистое лицо исказилось в хитрой усмешке.

— Так говорят… но это неправда.

— Почему?

— Тогда на Гревской площади сожгли другого человека, уже покойника.

На этот раз сердце Анжелики чуть не выскочило из груди.