Ярослав Галан - Анатолий Елкин

Их восемь — по числу сбитых батареей самолетов. Эта разбитая пушка, отдыхающая сейчас на улице, идущей к Шенбрунну, сбивала английские «либерейторы» и американские «летающие крепости» во время их налетов на Вену.

Левая сторона фасада летней императорской резиденции в Шенбрунне повреждена бомбой. Взрывом вырван кусок верхнего этажа; желтый дворец стоит как бы ослепший: многие его окна забиты фанерой. В дворцовом парке удивительно ровно подстрижены деревья. Зелень обрамляет аллеи стеной. Холеные фрау возят в белых колясочках малышей. Другие австриячки вяжут, сидя на тех самых скамейках, на которых, быть может, сидели еще их бабушки и дедушки в эпоху рождения вальсов Штрауса. Однако серость на лицах мужчин и женщин и какая-то удивительная усталость в их глазах неотвязно напоминают Галану о времени, которое они пережили при немцах.

Скамеечка у ворот зоологического сада. Галан поджидает отставших летчиков, с которыми вместе приехал сегодня в Шенбрунн. К нему подсела опрятно одетая женщина лет пятидесяти. Говорит по-чешски. Сообщает, что на днях собирается на родину — в Прагу. В руках у нее появляется изящная серебряная пудреница. Не пожелали бы господа русские офицеры купить на память о Вене? Ведь, наверное, у каждого есть любимая девушка или жена в России? Сколько стоит? Женщина мнется. Хотела бы получить банку мясных консервов и буханку хлеба… Галан чувствует себя неловко. Как изменился один нз городов его молодости! Кто же едет осматривать Шенбрунн, запасаясь мясными консервами и караваями хлеба? Он предлагает шиллинги. «Нет, шиллинги мне не нужны. За них ведь почти ничего не купишь», — извиняется женщина.

У Галана оказываются бутерброды, взятые в столовой. Женщина благодарит и, не успевает Галан отойти, поспешно начинает жевать их. Она не нищенка. Нет, таких, к сожалению, в Вене много. То и дело к ним подходят почтенные австрийцы в старомодных сюртуках, снимают канотье, котелки, просят папиросу. Другие собирают на глазах у всех окурки. А ведь, говорят, Вена до Гитлера была одним из самых дешевых городов Европы!

Кто-то из летчиков, все еще находившихся под впечатлением «Большого вальса», пробует разговориться с жителями Вены об этой картине. Мигом собирается толпа. Старики, юноши, девушки пытаются узнать, о чем идет речь. Все старания не приводят ни к чему. Луиза Рейнер, Жан Дювивье, Милица Корьюс — все это пустые звуки для венцев. Неожиданно в общий разговор врывается понятная для многих здесь польская речь. Говорит по-польски скромно одетая, среднего роста, загорелая девушка с высокой прической. Она становится переводчиком. И тут Галан узнает, что «Большого вальса» Вена, которой, собственно, в значительной степени посвящена эта кинолента, еще не видела.

Сохранилось командировочное удостоверение.

«Коммунистическая партия большевиков Украины.

Львовский областной комитет № 1305/010 26/V 1945 г.

Генерал-полковнику тов. Москаленко К. С.

Танки Вашего Уральского корпуса не только первыми ворвались во Львов в июле прошлого года, но и сохранили тем самым, благодаря отваге Ваших войск, для всей страны наш прекрасный старинный город Львов.

Мы помним об этом и будем помнить всегда, но хотим знать подробности боев за Львов более детально и такими сохранить их для будущих поколений.

Вот почему в преддверии торжественного празднования освобождения Львова и области от немецко-фашистских захватчиков к Вам направляется по согласованию с ЦК КП(б)У группа литераторов и журналистов в составе тт. Галана, Беляева, Мажуло и Конвиссара.

Им поручено собрать, записать и литературно, художественно оформить для опубликования в книгах и периодической печати рассказы о славных героях-танкистах Уральского корпуса, которые освобождали Львов.

Прошу дать возможность указанным товарищам выполнить эту работу и оказать им содействие Вашим личным участием в этом деле.

Секретарь Львовского обкома КП(б)У И. С. Грушевский».

Это удостоверение было выдано вскоре после прекрасного майского дня, когда по Львову разнеслась весть о полной капитуляции гитлеровской Германии и такой желанной Победе.

…Радостные, сияющие лица повсюду: и на взгорьях Высокого замка, и в уличной толчее на Академической аллее с ее несравненными тополями. Люди обнимаются, поздравляют друг друга, целуются, все — военные и штатские. Но кое-где встречается хмурое, настороженное лицо, и глаза такого типа увиливают от прямого взгляда. Можно заранее сказать — это сообщник или единомышленник тех бандитов, что, зарывшись в лесах в бункерах, отрытых для них немцами, некогда сотрудничали с ними, потом надеялись, что все переменится, что во Львов вернутся немцы и они, «рыцари Степана Бандеры», выйдя из лесов, из своих бандитских логовищ, займут теплые местечки в протекторате, заменившем их хваленую «самостийну Украину».

Вечерний салют в честь Победы обрывает, начисто зачеркивает и эти надежды вражеских пособников. Теперь дело только во времени, чтобы фашистская «пятая колонна» с ее подпольем была окончательно стерта с лица украинской земли. Зарницы этого самого желанного из всех салютов Великой Отечественной войны то вспыхивают над древним городом и над его седыми холмами, то гаснут на секунду, чтобы снова загрохотали орудия и подожгли весеннее, такое радостное небо над Львовом. Во время этого победного салюта стреляют не только орудия, расположенные вокруг Высокого замка, там, где некогда было княжье городище основателя Львова, сына Данилы Галицкого князя Льва. Стреляют все люди, у кого есть оружие.

Озорство охватывает в этот вечер всех. Писатели сидят за праздничным столом у прокурора Львовской области, старого коммуниста, генерала юстиции Ивана Павловича Корнетова вместе с комендантом города подполковником Милевским — стройным, подтянутым офицером. Заслышав первый залп салюта, все выбегают на балкон и, охваченные общим волнением, сознанием величия совершившегося, тоже начинают палить из пистолетов и автоматов в то розовеющее, то багровое небо: областной прокурор, комендант города, и военный корреспондент Всесоюзного радио, и другие гости.

Никогда не забыть Галану ту шальную ночь, когда неудержимое веселье выплеснуло всех на улицы города и они до утра шумели, смеялись — отмечали величайшее событие в истории человечества, ради которого стоило перенести все: муки, кровь, холод, пот, грязь страшной войны…

Вечером 29 мая писатели уже стояли у пограничной заставы в Мостиске. Здесь находился экипаж двух грузовиков, едущих в Бреслау за получением трамвайного провода и другого оборудования, полагающегося по репарациям для восстановления львовского трамвая. Большинство из отправляющихся туда — рабочие Львовского трамвайного треста, но в списки их экспедиции по указанию Львовского областного комитета партии и его секретаря — генерал-майора И. Грушецкого — было включено и несколько представителей пишущей братии. В том числе и Галан.