Таинственный замок - Джеймс Кейбелл

Хоприг повернулся к Мелиор и выразительно покачал головой.

– Теперь вы видите, мадам, что наша предосторожность вполне оправдана. А сейчас, мой дорогой сын, не беспокойтесь более о вашем контракте с силами зла. Отложите в сторону свое оружие и отужинайте с нами. У меня для вас превосходные новости. Вы обязались принести в жертву Жанико первого ребенка, что родится у вас и мадам Мелиор, после чего она должна исчезнуть. Так вот, ваша сделка изжила себя – вы никому ничего не должны.

Флориан безнадежно посмотрел на жену, затем на колыбель, и сказал:

– Я не мог допустить такую грубую оплошность.

– К счастью для человечества, сын мой, большинство людей попросту глупы.

– Давайте не будем производить впечатление блеском ума и поговорим начистоту, – прервал его Флориан.

– Хорошо. Так вот, когда у меня зародились подозрения – еще в Бранбелуа – я связался с высшими силами и Ангел Летописец снабдил меня точной копией вашего первого разговора с Жанико. Он не очень-то охотно выполнил мою просьбу, но я настоял на своих правах святого, и в итоге, после некоторых неприятных моментов, он вручил мне запись. Определенно, надо быть построже с ангелами, если хочешь получить от них хоть малейшую пользу. Ну а после того, что я узнал, не было ничего проще, чем расстроить ваши планы: нужно лишь предотвратить рождение именно вашего ребенка от Мелиор для того ужасного ритуала. И вот я посоветовал принцессе поступить следующим образом: сначала подождать и убедиться в том, что вы достойны стать отцом ее ребенка.

– Да, пожалуй, ваш совет беспрецедентен. Особенно странно звучит он из уст христианского святого, – сурово заметил Флориан.

Герцог старался, по крайней мере, говорить строгим тоном. Однако ужасная новость сразила его, и сейчас Флориан, который так часто думал, что же люди подразумевают под страхом, испытал его в полной мере.

– Совет Хоприга служил для вашего же блага и спасения вашей бессмертной души. Хотя, я думаю, все мужчины одинаковы и чем больше ты для них делаешь, тем меньше они ценят твою заботу… – произнесла Мелиор.

– Могу я поинтересоваться, мадам, не показавшись назойливым, кто же помог вам претворить этот совет в жизнь?

– О, ну конечно же, она получила необходимую помощь от меня. Уж я-то никогда не жалею сил на благое дело такого рода: всю ночь напролет, сын мой, я усердно трудился во имя вашего спасения. Собственно, это моя прямая обязанность как вашего небесного покровителя, любой ценой оберегать вас от падения в бездну грехов. И потом, вряд ли можно доверять такие дела кому-то со стороны не боясь скандала, – ответил за нее Хоприг.

Флориан смотрел то на одного, то на другого.

– Так значит, во избежание скандала моя жена и мой небесный покровитель спали вместе: и красота и святость – даже они! – должны объединяться во избежание оскорбления окружающих своим поведением. Позвольте мне заметить, что ваша логика сомнительна.

– Но мой дорогой, разве нет логики в том, что мы оба действовали для твоего же блага? Так часто случается, что со стороны логика не видна, если же взглянуть в корень проблемы… – ответила Мелиор.

– Мадам, давайте не будем спорить. Я уверен, что вы поддались убеждениям и посмотрели в корень проблемы. Но вот месье Хоприг, без сомнения, исполнял свои обязанности… – стараясь не выказать злобу, прервал ее Флориан.

Хотя герцог говорил с возмущением, в его сердце царили отчаяние и ужас. Обнаружить, что ты обманут само по себе не страшно для человека, который сам соблазнил столько чужих жен: оказываться в дураках – основное занятие мужей. Кроме того, рассудок уже подсказывал герцогу, что святой последовал чтимому древнему обычаю многих наций, который делегировал как раз те полномочия, что взял на себя Хоприг своим наиболее почитаемым святым.

Флориан достал табакерку. С высоко поднятой головой он хорошенько вдохнул…

Ну конечно же, размышлял герцог, повсюду были священники: Брахманы Малабара, пиачи Аравока, дайды Лайсии, чодсы Дерсимских холмов, анкуты у эскимосов – все они выполняли подобный ритуал, когда женщина собиралась выйти замуж. Подобные прецеденты имели место в любом уголке земного шара до того, как человечество подпало под влияние цивилизации, а значит, у него нет повода для жалоб. Надо следовать логике. В сущности, лишь проповеди Святого Писания да лекции для монастырских воспитанниц уделяют внимание сохранности определенных физиологических особенностей. Возможно, в этом есть свой смысл. Но в то же время подобные теории содержат зерно неосмотрительности, подобно тому, как сегодняшние письма еще на почте могут быть прочитаны не в пример их предшественникам, на которых сначала надо было сломать печати. Нет, надо следовать логике…

Флориан закрыл табакерку. Ее крышку все еще украшал портрет бедняги Филиппа, пострадавшего без всякой пользы для кого-либо. Герцог сожалел о содеянном. Он положил табакерку в кармашек жилета…

Усердие и предусмотрительность Хоприга, таким образом, не давали философу повода быть неудовлетворенным. Но тем не менее в сердце Флориана царили отчаяние и ужас. Условия сделки невозможно выполнить; единственно возможный выход для джентльмена, давшего слово и желающего сдержать его, – продолжить семейную жизнь со своей расколдованной принцессой по крайней мере – о ужас! – еще целый год…

Герцог вытянул правую руку и стряхнул с пальцев остатки порошка. Он любовался своими длинными белыми пальцами. Но все складывается просто ужасно, а он должен сказать хоть что-то. Мелиор и Хоприг ожидали от него ответа. Небрежным жестом Флориан поправил кружевной воротник.

Неожиданно он почувствовал прилив радости – герцог вспомнил, что условности современного общества позволяют ему спровоцировать святого и вынудить его уничтожить своего подопечного. Невозможно даже представить себе жизнь вблизи Мелиор с ее невыносимой болтовней, целый год сплошного раздражения под одной крышей с идиоткой, рядом с ее сияющей и безупречной красотой, принадлежащей ему, – преданный романтик все еще мог спастись от телесного уничтожения в земной жизни и вечного проклятия в небесной. И все из-за этических условностей! Из-за тех условностей, которые – как он сам раньше утверждал – делали человеческое бытие среди земных наслаждений столь приятным и куда более привлекательным, чем жизнь дикарей с их низменным существованием, руководствовавшихся лишь инстинктами. Пиачи, брахманы и анкуты – всего лишь дикари, и их непристойные обычаи просто отвратительны…

– Мадам, каков бы ни был контраст между вашими намерениями и целями вашего советника, я взываю к традициям, унаследованным от предков. Я – де Пайзен. Меня не волнуют абстрактные рассуждения, и я не намерен пользоваться уловками, подобными вашим. Предпочитаю действовать прямо, как положено джентльмену – я отомщу за оскорбление, – произнес Флориан с достоинством.