Многорукий Бог Далайна - Святослав Логинов

Два дня проведенные в столице подействовали на Шоорана также сильно, как когда-то сухой оройхон и жизнь старика. Второй раз Шооран видел нечто совершенно непохожее на привычное существование, и это удивительное разнообразие мира как бы предсказывало возможность еще больших чудес. Проходя мимо вздымающихся стен инкрустированных деревом (вот куда уходили срубленные стволы постаревших туйванов!), Шооран бормотал про себя:

– …и чем дольше он думал, тем яснее ему становилось, что вечность длится долго, и конца ей не видно…

На второй день появился Моэртал, собрал дюжину и повел на площадь к царскому тэсэгу. Сияющий ван хотел выступить перед своим народом.

Площадь предусмотрительно не была велика, иначе, чтобы заполнить ее, пришлось бы сгонять земледельцев с соседних оройхонов, а так хватило одонтов с их охраной и толпы вышколенных слуг. Собравшиеся долго ждали, такое ожидание являлось непременной частью ритуала, потом на вершине суурь-тэсэга появился ван. Он не поднимался по ступеням, а сразу очутился возле трона, должно быть, наверх вел еще один ход, потайной. Повелитель оказался полным мужчиной средних лет. Ничто в его внешности не указывало на богоизбранность, скорее наоборот – чересчур маленькая голова делала его смешным. Хотя, вероятно, так казалось только Шоорану, который, сознавая свою исключительность, умел трезвыми глазами смотреть на кого угодно. Глядя снизу вверх на невыразительное лицо государя, Шооран заметил, что знаменитая корона ванов – широкий обруч с волнистым краем из искрящийся белой кости велик своему владельцу. Шооран вспомнил сказку, рассказанную Чаарлахом, и закаменел лицом, чтобы не выдать себя ухмылкой. Должно быть, сияющий государь подкладывает на затылок полоску войлока, чтобы корона не сползала на нос.

– Мы довольны нашими одонтами, – произнес ван неожиданно густым голосом, – в государстве царит процветание, земли наши увеличились, враги посрамлены, изгои приведены к покорности. Вместе с тем, бунтовщик, бежавший на запад, еще не наказан, хотя приговор вынесен больше года назад. И главное, наши цэрэги проявляют мало рвения в поимке илбэча. Мы горько сожалеем, что драгоценный дар нашего предка достался безумцу, не понимающему своего долга. Бесценное сокровище Вана должно служить его потомкам. Мы объявляем, что цэрэг, доставивший нам илбэча живым и невредимым, будет немедленно назначен дюженником, а дюженник – одонтом в новых провинциях, которые украсят нашу страну. Ступайте и разнесите наше повеление по всем оройхонам. Да сбудется воля мудрого Тэнгэра и слово могучего рроол-Гуя, из чьей вечной войны родилась вселенная!

Ван повернулся к жертвеннику, взмахнул руками. Полыхнуло яркое пламя, а когда способность видеть вернулась ослепленным глазам, на царском тэсэге уже никого не было.

После аудиенции цэрэги отправились в нижний храм. По знаку Моэртала внесли тюки с дарами, предназначенными рроол-Гую, передали их одетым в жанчи и буйи служителям храма. Те приняли тюки и унесли их, даже не подходя к алтарю. Шооран подумал, что это правильно: если хочешь принести жертву самому рроол-Гую, то не стоит делать это так далеко от далайна. Тихие жрецы, мягко ступая кожаными буйями, подошли к Моэрталу, взяли его под руки, увели во внутренние покои. Охрана осталась стоять в храме.

Внутри храм был огромен. Каменный свод вздымался так высоко, что его было невозможно достать даже длинной пикой, с какой ходят на гвааранза. В длину центральный зал насчитывал две дюжины шагов и почти столько же в ширину. Казалось невероятным, что хрупкий камень выдерживает вес купола над столь обширным пространством.

Шооран стоял, подавленный величием грандиозного сооружения. Потом он увидел рроол-Гуя. Бог глубин возник из неровностей каменных стен, извивающиеся пилястры встроенных колонн сплетались словно бесконечные щупальца, внутренние входы, украшенные зубами водяных гадов, превратились в распахнутые пасти. Человек, вошедший в храм, оказывался в объятиях рроол-Гуя. Бессчетные руки тянулись со всех сторон, даже пол бугрился узлами рук, и было уже не уйти. Ты был еще жив, но мертв, еще мог двигаться, но уже был схвачен.

Тускло блестели по сторонам алтаря панцири гвааранзов, опасно взъерошивалась чешуя пархов, собранных целиком до последнего сочления – Шооран не замечал их. Он завороженно смотрел вверх, где на скате стены, плавно переходящей в купол, светлело желтой костью круглое пятно с черной деревяшкой зрачка. Глаз был не сразу виден, но его взгляд преследовал, завораживал, подчинял. Шооран чувствовал себя маленьким, готовым покорно шагнуть в раскрытую для него пасть. И рядом не было скептика Хулгала, чтобы разрушить злые чары. Пахло нойтом и смолистыми курениями.

«Я не боюсь тебя, – хотел сказать Шооран. – Ты должен бояться меня, потому что я илбэч…»

Губы не разомкнулись, сдавленное горло не издало звука. Только это и спасло Шоорана. В следующее мгновение колдовство схлынуло. Магические слова: «Я – илбэч», – вернули силы. Многорукий бог продолжал смотреть, но он уже был не страшен. Шооран глубоко вздохнул, опустил голову, огляделся. Потерянные цэрэги жалкой кучкой стояли под давящим сводом, лица были отрешены, лишь Турчин, которого не могли пронять никакие камни и ничьи взгляды, продолжал озираться по сторонам с видом скучающего зеваки. Заметив, что Шооран повернулся к нему, Турчин подмигнул заговорщицки и прошептал:

– Ну ты даешь! Замер, словно спишь стоя. Струхнул, да?

– Я не боялся его живого, – сказал Шооран, – не испугаюсь и каменного.

– Кого? – не понял Турчин. – Гвааранза? Так он не каменный, это такая чучела.

Шооран улыбнулся. Его трезвомыслящий напарник ничего не заметил, он видел лишь неровный камень.

Из бокового притвора вышел Моэртал, направился к выходу. Цэрэги цепочкой потянулись за ним. Через час они покинули Царский оройхон, а к вечеру были дома. То, что иной, непохожий мир находится так близко, удивило Шоорана сильнее всего. Куда проще было бы принять все, если бы в обитель вана можно было бы попасть лишь преодолев множество препятствий и пройдя дюжину дюжин оройхонов.

Царский оройхон, сочетание великого с ничтожным, густо замешанное на несправедливости, долго не давал Шоорану покоя. Мир представлялся теперь темным помещением, со всех сторон оплетенным щупальцами невероятного рроол-Гуя. Можно было бежать в любую сторону, ты все равно шел в его руки. Шооран метался, не находя покоя, он понимал: надо что-то делать, но что именно – не знал. Он мог лишь одно – строить оройхоны, много оройхонов: мокрых и сухих, но в душе вновь, уже не со слов мамы или старика, а на основе собственного опыта родился вопрос: зачем и для кого нужно строить эти острова? Ответа не было, и ни Яавдай, ни Киирмон – единственные люди, кому Шооран пытался обиняками поведать о своих мучениях, ничуть ему не помогли. Яавдай как обычно отмалчивалась, а Киирмон, выслушав бессвязные речи Шоорана, заметил: