Южная Осетия в коллизиях российско-грузинских отношений - Марк Блиев

При вчитывании в донесения Андроникова обращает на себя внимание явное преувеличение политического накала в Осетии, будто угрожавшего всему Закавказскому краю. Во-первых, восставшие не были намерены предпринять что-либо агрессивно-наступательное, они лишь готовились к обороне. Во-вторых, консолидация сил, о которой писал Андроников, охватила осетинские общества только Юго-Осетии, включительно до Нарского общества на юго-западе и бассейна реки Арагви – на восточной окраине. В-третьих, сохранялся разрыв между восставшими, расположенными в горных районах, и готовыми участвовать в восстании крестьянами, жившими на равнине, – в таких центрах как Джави и Цхинвали, находившихся под жестким контролем властей. Что касается Северной Осетии, то она могла лишь сочувствовать крестьянской борьбе Южной Осетии, но практически не имела возможности оказать ей помощь – слишком была оторвана от юга в связи с массовым переселением из нее населения, занятого теперь хозяйственным освоением новой территории. Генерал Андроников, по его собственному признанию, хорошо знал Осетию и прекрасно понимал, что в Южной Осетии, кроме трех сотен боевиков во главе с поручиком Махаматом Томаевым, нет сколько-нибудь серьезной воинской силы, способной противостоять его отрядам, по последнему слову техники оснащенным. Генерал Андроников искусственно обострял обстановку, желая добиться широкомасштабной вооруженной операции – такой, которая бы раз и навсегда развязала югоосетинский тугой узел. Еще в начале мая, когда Андроникову уже стало известно о собрании старейшин у Хистыдзуар, грузинский генерал просил начальника гражданского управления Закавказским краем генерал-лейтенанта В.О. Бебутова «усиления» его отряда «если не регулярным войском, то, по крайней мере, еще милицией». Напомним: наместник в данном случае, отказывая в регулярных войсках, соблюдал указания Николая I, а также ранее принятый закон о карательных экспедициях. Андроников ходатайствовал, чтобы ему выделили из Западной Грузии, в частности из Имеретии, дополнительные силы, считавшиеся более боеспособными грузинскими милицейскими формированиями. В планах князя Андроникова было привлечение к карательной экспедиции самих осетин из числа казенных крестьян, не участвовавших в восстании из-за опасений потерять свое социальное положение: осетинские казенные крестьяне были приравнены к грузинским и платили повинности – 1/10 урожая. В середине мая Горийский уездный начальник мобилизовал 100 таких крестьян, и их готовили к карательному походу. Несмотря на то что они были зачислены в милицию и это только улучшало их социальное положение, завербованные осетины небольшими группами перебегали к осетинским повстанцам. Андроников бил тревогу. Он востребовал полковника Золотарева в качестве одного из командиров карательной экспедиции, объявил блокаду Нарскому, Хевскому, Ксанскому и Мтиулетскому участкам Горийского уезда, т. е. магистральной части Южной Осетии, чтобы осетинским жителям «никаких казенных припасов под строжайшей ответственностью» «не продавали». За соблюдением блокады были обязаны следить осетинский окружной начальник и его помощник. Используя подкупы, Андроникову удалось сформировать в центре Осетии, главным образом в Туальском обществе, «Осетинскую милицию» из 240 человек. Однако и этот отряд постигла та же участь, что и предыдущую сотню, созданную в Горийском уезде. Полковник Кобулов сетовал, что, «невзирая на его приказания и убеждения», «осетинские милиционеры» «самовольно разошлись по своим домам». Князь Кобулов также доносил, что «на верность» осетинских милиционеров «весьма трудно положиться». Выяснилась и другая любопытная деталь – Парки Джанаеву, одному из осетинских старейшин, князь Мачабели дал взятку в размере 150 рублей серебром, чтобы он принял участие в формировании осетинской милиции для участия в карательном походе. Получив деньги, Парки Джанаев, однако, половину этих денег оставил себе, другую отдал старейшинам, которые помогли бежать осетинам из милицейского формирования.

В этих условиях князь Андроников, располагая достаточным контингентом грузинских войск и резервом, хотя и состоявшим главным образом из представителей центральных и восточных районов Грузии, не верил в боеспособность своих сил и продолжал страшить российское командование. «Ранее, – писал он, – надеялся на отряд, которым располагал», считая его достаточным, «но теперь, когда все части» Осетии «в враждебном против нас состоянии явно или тайно, – я не могу скрывать своего затруднительного положения». Князь Андроников оценивал ситуацию как способную иметь «опаснейшие последствия». Он призывал российские власти использовать одно-единственное «средство, чтобы занять пункты ее (Осетии. – М. Б.), угрожая бунтовщикам вещественно и разрушая морально». Призывая к военной оккупации всей Осетии, Андроников рассчитывал, что будут задействованы русские войска, они же возьмут на себя военные операции, и им, грузинским отрядам, как это было ранее, останется добить крестьян... Нагнетал обстановку и майор Кобулов, вновь ставший окружным начальником Осетии. Последний, в свою очередь, сообщал начальнику Гражданского управления Закавказского края Бебутову о том, будто Ивак и Дохцихо Томаевы, находившиеся во Владикавказе, возвратятся из Северной Осетии с отрядом, который якобы намерен принять участие в вооруженном сопротивлении южных осетин. Последующие данные, однако, не подтвердили эту информацию. Верным было другое – из Закинского общества Южной Осетии прибыл отряд вооруженных осетин в село Кесаткава (Кесатыхъау), где содержались в заточении осетинские семьи, а также скот – стада лошадей, крупного рогатого скота и баранов. Отряду без единого выстрела удалось освободить и людей, и скот. Первого июня 1850 года генерал Бебутов получил донесение Кутаисского военного губернатора об отправке для Андроникова вооруженного отряда численностью в 800 человек. Он был сформирован в Имеретии и состоял из четырех самостоятельных отрядов, каждый из которых был возглавлен грузинским князем: Кутаисский отряд (200 человек) был под командованием князя Койхосро Микеладзе; Озургетский (150 человек) – под начальством князя Малакая Гурбелия; Торошинский (200 человек) – под командованием штабс-капитана князя Церетели (его мог заменить князь Иван Абашидзе); Рачинский (250 человек) – под начальством подпоручика Георгия Эристова. Помимо «частных начальников» весь «батальон» был подчинен капитану князю Симону Церетели. Стоит отметить: грузинская знать от похода Андроникова, принявшего вид национального вооруженного марша в Южную Осетию, ожидала серьезных результатов – новых привилегий, боевых наград, воинских званий, новых титулов – все, как было у персидских вали. Беспрецедентность готовившейся карательной экспедиции, предпринимавшейся крупными силами, заключалась, однако, в том, что грузинский князь Андроников, как организатор и руководитель вооруженного похода, имел от наместника Воронцова карт-бланш на вооруженный разгром Осетии: именно так представлял себе Андроников свою задачу. В походе принимали участие национальные вооруженные силы Грузии, созданные российскими властями под названием «милиция». При этом совершенно не принималось во внимание, что Осетия входила на одних и тех же с Грузией условиях в состав Российского государства. Не учитывалось и другое – Осетия не предпринимала сколько-нибудь видимых и невидимых политических и силовых акций в отношении Грузии, тем более России. Таким образом, от российских властей Грузия получила право на вооруженное нападение на Осетию. Оно вытекало не из какой-то особой негативной политики России в отношении Осетии, а являлось продолжением политики «выращивания» в Грузии идеологии исключительности грузинского народа, в особенности его знати. Формирование подобной идеологии само по себе не стоит рассматривать в виде «злого умысла» российских властей. Напротив, последним политика некой исключительности навязывалась тавадской знатью, и, потакая ей, ища в знати поддержку, российская администрация, заигрывая с тавадами, создавала в центре Кавказа феномен исторической избранности, которому дозволялось все – в том числе вооруженное вторжение к соседнему народу. Около 50 лет российское правительство не только не меняло в Грузии своей политики, но, напротив, наращивало темпы создания такой уникальной политической системы на Кавказе, при которой только один народ мог рассчитывать на особые привилегии. Присоединившись к России, только Грузия получила самостоятельность в управлении и фактически имела «свое» правительство. Только Грузия имела свои национальные вооруженные силы под названием «милиция». «Милиции» были и в других районах Кавказа, но нигде они в своей деятельности не имели самостоятельности. Только грузинская знать получила столь большое количество воинских званий, княжеских титулов и возводилась в ранг дворянства. Необычайная щедрость российских властей, проявлявшаяся в отношении грузинской знати, создавала день за днем, в течение 50 лет, не только образ неповторимого филума, но и клона, сохранявшего персидский тип господства и подчинения в качестве исторического идеала.