Три кварка (из 2012 в 1982) - Владимир Тимофеев

Короче, солнышко светит, птички поют, настроение в целом отличное, иду, помахивая авоськой, в сторону малого спортивного корпуса. Того самого, где на втором этаже – «силовые единоборства», на первом – теннисные столы, а в подвале – клуб любителей русского бильярда.

К бильярду я готовился весь вечер прошедшего четверга. Забежал после занятий в хозяйственный, потом в «Игрушки». В первом приобрел бельевые прищепки (к счастью, нашлись подходящие, большого размера), ультрамодный по нынешним времена клей «Момент» и наждачную шкурку двух видов: «нулевку» и чуть более грубую, где-то под сороковой-шестидесятый номер двухтысячных. В детском магазине затарился погремушками. В общежитии пластмассовые шарики безжалостно разрезал напополам, после чего приклеил внутрь шкурку. На первый взгляд получилось неплохо, будет чем наклейки у киев обтачивать, придавая им элегантно-округлую форму с легкой махрой по поверхности. С прищепками возился дольше. Не меньше десятка улетело в корзину, пока не добился нужного результата: два суппорта-струбцины с резинкой от трусов (гы-гы-гы) в качестве прижимного элемента. Насаживаешь такую прищепку на наконечник кия и все – никуда наклейка не денется, прижимаемая резинкой до тех самых пор, пока клей не схватится. В принципе, уже через час кий можно использовать по назначению, хотя лучше бы, конечно, подождать сутки, чтобы наверняка…

– Куды рвесси, милай? Нетусь тут никого. Учапали по домам.

Сидящая возле дверей бабулька оторвалась ото сна и окинула меня подозрительным взглядом. Однако с места, чтобы загородить проход, она так и не встала, поэтому я без затей прошествовал мимо вахты и, придав солидности голосу, объявил:

– К капитану Кривошапкину. По делу. Насчет меня он был должен предупредить.

– Ну, раз должен, тоды проходь, – махнула рукой вахтерша и, уронив голову на грудь, возвратилась к прерванной дреме. В ответ я лишь мысленно усмехнулся и направил стопы к ведущей на цокольный этаж лестнице. Туда, куда обычным студентам хода, как правило, не было. В святая святых. На место встречи, которое изменить нельзя.

В том, что товарищ капитан про меня не забыл, я был абсолютно уверен. Утром, в самом конце занятия по иностранному языку Римма Юрьевна, поблагодарив всех присутствующих за хорошую работу по подготовке к английскому, посмотрела на меня с хитрецой, а затем загадочно изрекла:

– Не забудьте, Фомин. Сегодня, в 19:00.

После чего, никому ничего толком не объяснив, покинула помещение. Все оставшиеся в кабинете буквально застыли. В ступоре. Раскрыв рты, с изумлением уставившись на меня.

Первым от потрясения оправился Миха Желтов. Секунд через десять. Или пятнадцать.

– О чем это она? – поинтересовался он, поглядывая то на меня, то на дверь.

Выдержав театральную паузу и напустив на себя скучающий вид, я пожал плечами и лениво ответил:

– Да так. Дела у нас кое-какие имеются. Приватные, не для всех.

– С Риммой? – ахнула Таня Стеценко и тут же прикрыла ладошкой рот, будто бы ужаснувшись этой «крамольной» мысли.

Довольный произведенным эффектом, я, не торопясь, убрал в сумку учебник, потом тетрадь, потянулся, крякнул и… больше не в силах сдерживаться, расхохотался во весь голос:

– Да с мужем ее, Пал Борисычем, я сегодня встречаюсь. А вы что подумали?

Спустя пару секунд ржали уже все. Включая Таню и Шурика, догадавшегося о шутке последним.

– Ну, ты, брат, даешь! Туману напустил, мама не горюй, – хлопнул меня по плечу Саша Бурцев, когда веселье, наконец, стихло. – Артист, блин!

– Точно! Купил так купил, – подтвердили его мысль остальные. И только Таня разочарованно выдохнула:

– А вообще жалко. Мне так любопытно было, чуть не умерла, так хотелось узнать, что у вас за тайны такие.

– Да нет там никаких тайн, – ухмыльнулся я, закидывая на плечо сумку. – Сплошная рутина.

– А ты нам расскажешь потом? – не унималась Стеценко, поддерживаемая мужской частью нашего коллектива.

– Расскажу, обязательно расскажу. Но после, – успокоил я ее, уже прикидывая сценарии предстоящей встречи в бильярдной.

Однако пока ничего путного на ум не приходило.

«Ну, что ж, будем действовать по обстановке. Ибо, как говаривал Наполеон, надо ввязаться в бой, а там… Там оно все само собой образуется. Не боги горшки обжигают. Прорвемся».

– Добрый вечер, Павел Борисович, – поздоровался я, входя в бильярдную.

– Здорово, коли не шутишь, – ответил мне капитан Кривошапкин, отступая от затянутого сукном стола и протягивая для приветствия руку.

В помещении он был один. Видимо, ждал меня, а остальные товарищи офицеры должны были подойти позже. Где-нибудь к половине восьмого, когда требующий ремонта инвентарь будет, наконец, приведен в норму.

– Ну что, к работе готов? – поинтересовался Павел Борисович после того, как мы обменялись рукопожатием.

– Готов, – ответствовал я, приподнимая авоську и демонстрируя завернутый в целлофан инструмент. То есть, прищепки с резинками, клей, шлифовальные вкладыши-погремушки, упаковку бритвенных лезвий и точилку для карандашей, стесанную под размер стандартного кия.

– Молодец. Вижу, что подготовился, – похвалил меня капитан Кривошапкин. – Что ж, пойдем тогда, покажу тебе наше хозяйство.

Положив свой кий на бортик стола, он отвел меня к киевнице, расположенной в углу помещения рядом с небольшим верстаком и грифельной доской для подсчета очков в «классике».

– Вот, смотри. На три кия наклейки [39] я уже присобачил, надо бы их обтесать-обработать. А эти два не успел.

Капитан вытащил крайний кий и показал истертый почти до дерева наконечник.

Я принял из его рук инвентарь и внимательно осмотрел полированный «стержень». Кий оказался составным, с пластмассовой скруткой. Запилы длинные и тонкие, но не классические под елочку, а «короной». Турняк хоть и потертый слегка, но, как и шафт, ровный, без шишек и впадин. Да и вообще, на мой взгляд, структура и форма дерева были близки к идеалу. Видимо, и впрямь мастер работал. Причем хороший.

– Чемодановская работа, – с гордостью пояснил Кривошапкин, глядя, как я рассматриваю «инструмент».

– Чемоданов? – переспросил я, припоминая имена и фамилии «бильярдных» кудесников прошлого. – Это который у самого Сталина тренером подрабатывал?

– Нет, не он, – рассмеялся Павел Борисович. – Это сына его, Геннадия, кий. Но тоже почти раритет.

– Понял, – кивнул я, вспомнив, наконец, о ком идет речь. – Старший вроде еще и шары отличные мастерил, из слоновых бивней вытачивал. И столы делал малыми партиями. Можно сказать, в розницу.

– Это точно, – подтвердил капитан. – Чемодановские столы сейчас днем с огнем не найдешь. У нас, в МВО [40], по слухам, всего один сохранился. Да и тот во Владимире, в клубе учебного центра. Сам генерал Лушев [41] пытался его к себе утащить. За это дело зампотылу и начштабу учебки по новенькой «Волге» давал, а командира и вовсе в Москву перевести обещался. С повышением, служебным жильем, все как положено.

– И что?

– Не вышло у него ничего, – развел руками Павел Борисович. – Костьми мужики легли, но стол не отдали.

– Все правильно, – согласился я. – Музейные ценности отдаче не подлежат.

Капитан в ответ усмехнулся, хлопнул меня по плечу, глазами указал на верстак и, ничего больше не объясняя, продолжил прерванную моим появлением тренировку. Я же, вынув из авоськи приспособления и расходники, приступил, наконец, к делу. Под музыку. То бишь, под стук соударяющихся друг с другом шаров и негромкие чертыхания товарища Кривошапкина.

Перво-наперво я, с помощью лезвий «Нева», наждачки и известной всем матери, освобождаю кий от старой наклейки. После чего еще примерно с минуту шкурю, а потом шлифую деревянный торец и одну из сторон новой наклейки, выуженной из небольшой коробочки, лежащей на краю верстака. Сама наклейка, кстати, состоит не то из десяти, не то из одиннадцати слоев плотной кожи и внешне напоминает гипертрофированную таблетку от диареи (название лекарства не помню, но цвет у него был точно коричневый). Логотип на кожаном кругляше отсутствует. Интуитивно догадываюсь, что это не «Мури» или, к примеру, «Тайгер», а что-то сугубо отечественное, изготовленное, правда, не на коленке в сарае, а в относительно нормальных условиях артельной мануфактуры. Хотя, возможно, я ошибаюсь, и это вполне себе контрабандный товар (ага, сделанный «в Одессе, на Малой Арнаутской улице»).

Короче, спустя еще минуту на кожу и дерево уже нанесен клей, я оставляю его подсыхать и перехожу ко второму кию. Манипуляции с очисткой, шкурением и шлифовкой повторяются в той же последовательности. Через три оборота секундной стрелки утираю пот и беру в руки прищепки-суппорты. С силой прижимаю первую наклейку к торцу первого кия. Фиксирую ее прищепкой. Затем выжидаю немного и произвожу те же действия с другим кием и второй наклейкой.