Путь Никколо - Дороти Даннет

Вот почему торговцы, занимавшиеся также банковским делом, и банкиры, не чуравшиеся торговли, старались открывать надежные отделения своих компаний в других краях. При малейшей угрозе, все капиталы Медичи таинственным образом перемещались в виде приходных книг и неприметных бумаг через Альпы в безопасную Флоренцию, Венецию и Рим. Дом Тибо и Жаака де Флёри держался на плаву, благодаря своим связям с Брюгге и Бургундией через посредство Шаретти. Но они также очень старались сохранить добрые отношения с Карлом Французским.

Обо всем этом размышлял Юлиус, пока их кавалькада вместе с лошадьми, мулами, повозками, солдатами и всем прочим взбиралась по крутым узким улочкам к особняку де Флёри, где надлежало разгрузить товар. Клаас ехал рядом с серьезным и невозмутимым видом, не снимая с головы свой круглый шлем.

Повинуясь неожиданному порыву, Юлиус заметил:

— Должно быть, тебе не слишком приятно вновь будет свидеться с месье и мадам де Флёри. Я тоже не слишком жажду этой встречи. Они были слишком строги с тобой.

Губы Клааса раздвинулись параллельно ободку шлема.

— О, я и забыл. Я привык ковылять, и они всегда приносили мою голову назад поутру, пока струна не порвалась.

— Они обращались с тобой как с рабом, — заметил Юлиус. — Даже после твоего отъезда люди продолжали говорить об этом. Неужто ты не таишь обиду?

— Я попытаюсь, — отозвался Клаас. — Если очень нужно.

— Не говори глупостей, — отрезал Юлиус.

Он дал шпоры коню и напомнил себе, чтобы больше не забывать: говорить о чем-то с Клаасом — это ошибка.

Поскольку поверенный Шаретти, словно желая поддразнить его, не стал описывать в подробностях семейство Флёри, лекарю Тоби было любопытно. Наибольшее любопытство, впрочем, вызывал у него сам Юлиус, в котором странным образом сочетались невинность и честолюбие. Вдова де Шаретти, догадывалась Тоби, отчасти разочаровалась в Юлиусе, а теперь, похоже, он надеялся разбогатеть с отрядом наемников. Он был отличным счетоводом, так что надежды его казались вполне обоснованы. Тоби, за последний год, неплохо изучивший Лионетто, видел в капитане Асторре человека не меньших амбиций, возможно, столь же беспринципного, но зато относившегося к людям с грубоватым уважением, чего никогда нельзя было дождаться от Лионетто. Насколько мог судить Тоби, до старости Асторре желал заполучить все те награды, которые до сих пор от него ускользали: славу, свою статую на рыночной площади с лавровым венком на голове. Ему достаточно было провести с Асторре всего полдня, чтобы это понять.

Тоби знал, что Асторре наблюдает за ним, однако отнюдь не собирался держаться скромнее. Если Асторре не захочет, чтобы лекарь остался, пусть скажет напрямик. Но Асторре захочет. Тоби многое знал о Лионетто, который охотился за теми же великими наградами, и поклялся помешать Асторре, если тот перейдет ему дорогу. Рано или поздно, когда он привыкнет ему доверять, Асторре спросит у Тоби насчет Лионетто. А пока стоило ему лишь вспомнить о Лионетто, как у Тоби начинала дергаться спина.

Но, конечно, Асторре оставит его по куда более весомым причинам. Тоби был лучшим хирургом по эту сторону Альп, а, возможно, и за их пределами. Возможно. В какой-то мере именно это он и пытался доказать. В армии лекарю приходится делать все, что угодно, разве что не принимать роды. Весь прошлый год он трудился в каком-то яростном возбуждении, и открывал для себя многое, и делал многое, что прежде считал невозможными. В том числе и вылечил этого мальчишку, благодаря которому оказался здесь. Этого Клааса, с которым ничего плохого не должно было случиться в доме Флёри. По крайней мере, до тех пор, пока они с Тоби не закончат разговор о краске для волос, любовном эликсире и остролисте.

Особняк де Флёри был огромен. Двор поглотил их кавалькаду: подвалы без труда вместили меха от Дориа и бочонки с лососиной от Строцци; товары Шаретти, которые Жаак должен был выставить на рынке; груз пятерых торговцев, путешествовавших вместе с ними, и которые дорого заплатят за пользование складом до будущей ярмарки.

Товары для Италии располагались в другом месте, откуда должны были перекочевать на спины мулов для перехода через Альпы. С лотарингскими возчиками расплатились, и они отправились в обратный путь с пустыми повозками. Лошадей, предназначенных для Пьерфранческо, отвели в стойла, где они заняли место рядом с собственными лошадьми Жаака де Флёри.

Куда менее бережно отнеслись к грузу по имени брат Жиль, коего оставили посреди пустого двора терпеть укусы ледяного ветра и прислушиваться к раскатам голосов управляющего де Флёри и его подручных, которые занимались размещением наемников. В конце концов, во дворе не осталось никого, кроме капитана Асторре, его помощника Томаса и Клааса, Юлиуса и его африканского раба, несчастного певчего, который молча дрожал от холода, и Тоби. Тогда, и лишь тогда массивные двойные двери особняка де Флёри со скрипом распахнулись, лакей отступил с поклоном, и на пороге возник Жаак де Флёри во всем своем великолепии.

Великолепие, по мнению Тоби Бевентини, было подходящим словом. Не в том смысле, как его относили к папам или дожам, воздавая должное их статусу и окружающей пышности, хотя этот человек был наделен и тем, и другим. Он был словно создан для того, чтобы повелевать. Жаак де Флёри был очень высок ростом, сложен как атлет и находился в самом расцвете сил. На его широких плечах легко, как перышко, лежал бархатный плащ, подбитый лучшим соболиным мехом. Лицо под широкими нолями украшенной самоцветами шляпы было гладким, загорелым и мужественно-красивым: с крепким прямым носом, умными темными глазами, четко очерченными улыбающимися губами.

— Асторре, бедолага, как же ты поздно! — вместо приветствия воскликнул Жаак де Флёри. — Разумеется, этого стоило ожидать. Должно быть, ты изо всех сил старался побыстрее отделаться от своей хозяйки. Как же глупы эти женщины, да благословит их Господь! Пройдем скорее ко мне, и… а, я вижу с тобой и мой малыш-стряпчий. Проходите оба. Моя жена где-то в доме, она присмотрит за вами. Что я вижу? Язычник? Разумеется, ему здесь нечего делать, равно как и этому простолюдину.

— Они оба пойдут с нами, — возразил Юлиус. Жесткие нотки в его голосе удивили Тоби. — Этот слуга принадлежит мне, и он христианин. А этот молодой человек — Клаас.

— Клаас? — переспросил Жаак де Флёри без всякого интереса. Его дворецкий ожидал дальнейших приказаний, одной рукой удерживая Лопие за локоть, а другую положив Клаасу на плечо.

— Он жил здесь с вами, — пояснил Юлиус.

Взгляд темных глаз смерил Клааса с ног до головы, от помятого шлема до грязной потрепанной кольчуги, от заляпанного подола дублета, штопанных шоссов и до поношенных сапог.