Продавшие социализм: Теневая экономика в СССР - Роджер Киран

В чисто умозрительном плане можно было допустить, вероятно, что в силу характера своей личности и биографии, нехватки нужной профессиональной подготовки и опыта, Горбачев мог просто оказаться не в состоянии реалистическим образом оценить все возможные последствия совершающихся во время его правления действий. Оправдания подобного рода, однако, уж никак не применимы к остальным основным деятелям «перестройки». В этой связи исследователь из известного Йельского университета США В. Одэм, автор книги «Конец советской военной машины» (1998) вполне определенно доказывает, что самому первому среди них, Александру Яковлеву, с самого начала было предельно ясно, в какую сторону они намеревались идти:

«Когда в июне 1994 года, — пишет Одэм, — я спросил у Яковлева, давал ли он себе отчет в том, что реформы Горбачева могли привести к развалу СССР и концу Советской системы, тот ответил, что всегда ясно понимал их разрушительное воздействие на «старый режим».

А затем, не стараясь скрыть нотки торжества в своем голосе, он добавил:

«Попросту, нам удалось все это проделать до того, как наши противники сумели «проснуться» и помешать нам».

А в 1990 году Александр Яковлев, в своем качестве «основного двигателя» этой политики, пустил в ход свой очередной, уже хронологически последний, план разрушительного «преобразования». В нем Политбюро и ЦК КПСС открыто объявлялись «главными препятствиями на пути перестройки», которых следовало полностью убрать из политической жизни. В этих целях предлагалось созвать Съезд народных депутатов, на котором принять решение перейти к системе президентского правления. План предусматривал также упразднить коллективизацию сельского хозяйства, общественную собственность на средства производства, равно как и само существование СССР в качестве единого союзного государства с централизованным управлением. Демагогическим образом перефразировался и представлялся в превратном свете даже известный призыв советской власти к народам России и всего мира после начала Октябрьской революции 1917 года. В редакции Яковлева он выглядел уже следующим образом:

«Земля — крестьянам, фабрики — рабочим, подлинную независимость — отдельным республикам».

А далее «советы» или, скорее, директивы «основного генератора идей перестройки» предусматривали переход к многопартийной системе, полное упразднение партийного аппарата и отстранение КПСС от власти, получение крупных займов от Запада. По свидетельствам Анатолия Черняева, опять же Яковлев просто давил на Горбачева с тем, чтобы «предпринять и специальную военную реформу, при которой места буквально всех действующих генералов занимались подполковниками, а также осуществлялся полный военный и политический уход из стран Восточной Европы. Он настаивал на ликвидации всех промышленных министерств, выступал за полную свободу частного предпринимательства. Добивался также и увольнения председателя Совета министров СССР в то время Николая Рыжкова и Председателя Госплана Юрия Маслюкова». Как показал дальнейший ход событий, Горбачев почти полностью последовал этим «советам» Яковлева…

В своей книге «Восхождение России и конец Советской империи» (изданной в 1994 году) историк Д. Дэнлопп из Университета Принстона в США называет состоявшуюся в мае-июне 1989 года сессию Съезда народных депутатов «событием, переменившим все». Тогда Горбачев принимает свое очередное трудно предсказуемое решение о трансляции по телевидению буквально всей работы Съезда. До этого такого не бывало никогда раньше как в самом СССР, так и нигде в мире. На протяжении 13 суток за работой всех заседаний Съезда почти непрерывно следили около двухсот миллионов телезрителей по всей территории Советского Союза. Вычисления, проведенные по данному поводу в книге Дэвида М. Котца и Фреда Виэра «Революция сверху» (1997), показывают, что за это время объем производства советской экономики снизился на 20 %.

По оценке ряда наблюдателей, работа Съезда пошла во многом иным ходом, чем это предполагалось официальной повесткой дня самого Горбачева и остальными «главными организаторами». Неожиданной оказалась, прежде всего, исключительная разнородность выступлений. Вместе с тем, однако, общее направление основной тенденции определенно было «правым». Даже правее, чем когда бы то ни было до этого.

Андрей Сахаров, например, открыто потребовал с трибуны изменения 6-й статьи Конституции СССР, закрепляющей законом руководящую роль КПСС в советском обществе. Ельцин, в свою очередь, с какой-то «мрачной торжественностью» счел нужным предупредить о «нависшей опасности горбачевской диктатуры». Известный в недалеком прошлом советский тяжелоатлет, многократный чемпион мира по поднятию тяжестей и офицер Советской армии, сделал предложение официально осудить то, что он определил как «историю совершенных КГБ преступлений». А оратор по фамилии Корякин потребовал вынести Ленина из мавзолея на Красной площади.

Ряд делегатов выступил против однопартийной системы, другие оспаривали идеи Карла Маркса и его «Капитала». Настаивали также и на прекращении действия (денонсировании) ряда договоров и соглашений советской внешней политики, начиная с договора с Германией 1939 года. (Напомним, что перед угрозой общего фронта империалистических государств против СССР его правительство оказалось вынужденным пойти на такой договор после фактического провала переговоров с Англией и Францией о заключении военного оборонительного союза трех государств.)

Между тем, и во время Съезда и после него события, по образному выражению Дэнлоппа, стали переходить уже «от рыси к галопу».

Каждый последующий месяц после июня 1989 года стал приносить больше перемен, чем за весь предшествующий период с апреля 1985 года. Способ, которым был организован и проведен Съезд народных депутатов, до основания потряс КПСС как политический организм, расшатал ее авторитет. В глазах миллионов советских людей подверглись сомнению моральные, рациональные и законные основания ее власти и управления, даже само ее право на существование. Под вопрос ставилась вся советская история, общественно-экономический строй страны, система и способ ее функционирования. С официальной трибуны Съезда получали открытое одобрение и поощрялись всякого рода противники социализма.

Таким образом, пределы политически допустимого оказались отброшенными далеко назад, причем в такой степени, о которой раньше нельзя было даже подумать. Очевидно, уже прошли времена «управляемых, регулируемых реформ». Независимо от того, каковы были его планы и чего конкретно ожидал Горбачев от Съезда народных депутатов, по окончании его работы ему лично не оставалось больше ничего другого, кроме «подобно некоему политическому «танцовщику на волнах» просто стараться удержаться как можно дольше на поверхности событий».

Ответ трудящихся Советского Союза как на работу самого съезда, так и на весь ход развития «перестройки» направо, последовал еще в июле того же 1989 года. Каменноугольные бассейны Кузбасса и Воркуты в России, Донбасса на Украине и Караганды в Казахстане были охвачены невиданным до тех пор стачечным движением. Они были организованными местными независимыми организациями рабочих, зародившимися после 1986 года. По Котцу и Виэру, «эти первые после 20-х годов массовые проявления трудовых протестов» вызвали настоящий шок и переполох во властных структурах Горбачева. А Ельцин, со своей стороны, «очевидно, проявляя сильно развитое чутье к популистским заигрыванием с настроениями масс, сразу стал пытаться привлечь бастующих горняков (шахтеров) на свою сторону, чтобы в дальнейшем использовать их действия в целях «демократов».

Не исключено, что подчеркнуто «иконоборческая» атмосфера прямых телетрансляций с заседаний Съезда народных депутатов вполне преднамеренно нацеливалась на побуждение именно таких ответных реакций со стороны рабочих. Но несомненно, что основной причиной для возникновения стачек стал процесс непрерывного обострения и углубления экономических трудностей.

Добыча угля оказалась среди тех отраслей народного хозяйства, на состоянии которых особенно зловредно сказалось навязанное Горбачевым и Яковлевым решение о «шоковом» сокращении объемов государственных заказов на промышленную продукцию. По мнению Лигачева, положение там дополнительно осложнялось еще тем, что горные предприятия должны были покупать все необходимое для своего производства по рыночным ценам, а сбывать свою собственную продукцию — уголь, — только по ценам, фиксированным правительством.

Во время забастовок 1989 года горняки первоначально выдвигали в основном только экономические требования. Однако в какой-то момент к ним начали добавляться и призывы политического характера. По всей видимости, они были «заимствованы» у некоторых из набирающихся сил формирований «правой» ориентации, а может быть, «правые» просто «приклеивали» их к требованиям шахтеров. Так, например, наряду с требованием права для горных предприятий самим определять цены на уголь, призывали также упразднить контроль со стороны центральных министерств. Очевидно, по внушению «демократов» был внесен в список требований и лозунг об отмене 6-й статьи Конституции СССР. Однако лишь в отдельных местах открыто оспаривалось управление страной Коммунистической партией.