Комсомолец - Владимир Поселягин

Когда я подошел, Семен уже размотал поводья с руки вора и повел Красавца в лагерь, а я, подойдя к каждому из бандитов, сделал выстрелы в головы. Один был точно труп, а вот второй еще живой. Теперь с гарантией.

Развернувшись, так же неся «наган» в опущенной руке, я пошел обратно. Этот путь мне дался тяжелее. На лбу выступил пот, и походка напоминала пьяного, но я отмахнулся от Ольги, попытавшаяся мне помочь, и сказал:

— Завтрак начинайте готовить, через час отправляемся.

— Как это понимать, молодой человек?! — встретила меня в лагере Зинаида Михайловна, кудахча над испуганными детьми.

— Что именно? — хмуро спросил я. Особо препираться у меня не было настроения, слишком устал.

— Вы убили сейчас двух человек.

— Человечков я не убивал, это были воры, а их я отстреливаю. Эти, кстати, не первые были.

— Но так нельзя!.. И откуда у вас оружие?!

— Выдали на службе. Табельное, — рассеянно ответил я и, посмотрев, как Семен возится с Красавцем, привязывая поводья к колышку, крикнул: — Сеня, налей ему воды, вижу, что пить хочет!

— Молодой человек, вы проигнорировали мои слова, что нельзя просто так убивать людей.

— Послушайте, Зинаида Михайловна, — вздохнул я. Меня уже все это начало выводить из себя, поэтому я был хмур и зол. — Я могу делать все, что захочу, и только начальство мне может запретить что-либо делать, а его тут нет. К вашему сведению, за последние три месяца я лично отправил на тот свет больше пятидесяти человек, участвуя в облавах против банд националистов и оуновцев, вырезая их. Приказа брать их живыми у меня не было. Так что не вам мне говорить, что тут хорошо, а что плохо. Лучше займитесь завтраком, нам скоро выезжать, и закроем эту тему, хорошо? Я слишком устал, и, кажется, рана начала кровить… Кстати, Оль, Шмеля не корми, не заслужил, воров подпустил.

— Шмель хороший! — воскликнул подходивший с полупустой канистрой Семен. — Это он меня разбудил, начал лизать руку.

Припомнив, что когда вскакивал, тоже вроде как чувствовал, что одна рука влажная, я сразу присел и повинился, погладив щенка:

— Извини, Шмель, дурака, не понял, что ты настоящий сторожевой пес… Оль, двойную порцию ему положи, ладно? Он молодой, постоянно есть хочет. Заслужил.

— Хорошо, — кивнула та, суетясь с костром. Она только что закончила его раздувать и ставила котелок с водой. Его нам вполне хватало, чтобы поесть, иногда и оставалось.

— А я даже не проснулся, хотя он меня пытался разбудить, а когда не смог, тебя начал будить, — пояснил я Семену, еще чувствуя вину.

— Ночью постоянно машины ездили, не слышал? — удивился тот.

— Да меня вчера на дороге растрясло, спал как убитый.

В это время вдали загрохотало. Замерев на миг, я прислушался, после чего продолжил заниматься своими делами, облокотившись правым плечом о колесо повозки. Когда у моста проезжающие танки сломали доску настила, старшина обрезал ее, обстрогал, и у меня получился столик. Я клал доску на колени и спокойно на ней писал, чем в данный момент и занялся.

— Немцы? — испуганно спросил Зинаида Михайловна.

— Скорее всего, да, — кивнул я, придирчиво изучая, как заточен карандаш. Оказалось, недостаточно, поэтому я передал его подошедшему Семе, чтобы тот его подточил. Семен уже налил воды в ведро для Красавца, так что был пока свободен.

— Близко? — продолжала допытываться Зинаида Михайловна.

— Это бомбежка, далеко… У вас вода закипела, вы не отвлекайтесь, — заметил я.

Когда мы заканчивали завтракать, до этого сидевшая задумчиво Зинаида Михайловна не выдержала и осторожно спросила:

— Михаил, извини, конечно, что я спрашиваю, но я должна знать. Олег говорил, что ты… юноша надежный, но все-таки можно посмотреть какие-нибудь документы?

— Почему нет? — ответил я и, поймав в тарелке кусок тушенки, отправил его в рот. У меня было три тарелки. Из одной питался я как раненый. Мне ее поставили на доску, используемую для письма. Остальные находились в шкафчиках, Зинаида Михайловна решила их не использовать, чтобы в семье была солидарность. Так что семья… Ивановых ела прямо из котелка. Ложек не хватало, поэтому передавали друг другу.

Когда я закончил завтракать, отдал Ольге грязную тарелку — помоем, когда встретим какой-нибудь водоем — и скомандовал отъезд через десять минут, отправив детвору в «кустики». Последних не было, поэтому они бегали в пшеницу, устроив там догонялки. Про то, что в ста метрах лежат два трупа, уже все как-то подзабыли. Война уже начала оставлять свой след в душах и умах людей.

Заметив, что ко мне подковыляла Зинаида Михайловна, я вздохнул и достал документы. Та внимательно ознакомилась и даже с некоторым уважением вернула. Стало ясно, теперь у нее вопросов о моих полномочиях больше не возникнет. Да и заметно рада она была, что я не простой паренек, а какой-никакой представитель власти, да еще вооруженный.

Пока мы завтракали, по дороге проехало пяток машин. В основном грузовых. Вот и в этот раз, завывая моторами, появились три старых полуторки с крытыми кузовами, двигавшиеся в сторону фронта, только в этот раз они не проехали мимо, а остановились. Из передней машины выскочил невысокий живчик в форме командира, но без фуражки, и стал осматривать трупы воров, блестя лысиной.

— Сенька! — крикнул я. — Беги к военным и приведи врача. Мне перевязку сделать надо.

— Кто это? — спросила учительница, тоже разглядывая грузовики.

— Похоже, машины какого-то госпиталя или медсанбата. Тот живчик если не врач, то военфельдшер. У меня рана все-таки кровит, не показалось. Посмотреть надо и перевязать.

Живчик, осмотрев тела, озадаченно почесал затылок, посмотрел в нашу сторону и, заметив Сеньку, сделал несколько шагов навстречу. Несколько минут длился разговор. Сенька пару раз махнул в сторону лагеря, вызывая этим интерес живчика, наконец тот кивнул и пошел к машине. Как оказалось, чтобы забрать сумку с инструментами и прихватить медсестру.

Через десять минут военврач начал осторожно разматывать повязку на моем плече и, видимо, чтобы отвлечь от возможной боли, пытался завязать беседу:

— Молодой человек, вы мне не объясните, почему у дороги лежат два тела, у которых огнестрельные ранения, судя по следам пороха, произведенные в упор? Как я понял, вы их добивали.

— Привычка, доктор, — хрипло ответил я. Я сидел на донышке перевернутого ведра Красавца, пока доктор осторожно, по сантиметру разматывал бинт.

— Странная привычка.

— Обычная. Не люблю воров и убийц.

— Почему убийцы? Как я понял объяснения вашего молодого спутника, они пытались украсть у вас лошадь.

— Коня… Вы видите только поверхностную информацию. Посмотрите на это с другой стороны. Я ранен, идти много и далеко не могу, со мной дети и женщина с поврежденной ногой. Фактически эти воры бросали нас под гусеницы военной машины немцев. А так у нас уйти шанс есть. Причем неплохой.

— Я надеюсь, вы, молодой человек, понимаете, что как военный я должен изъять у вас оружие?

— С чего это? — удивился я, подняв голову. — Не вы мне его выдавали, не вам его и забирать. Это табельное оружие.

— Да? Надеюсь, у вас есть бумаги, подтверждающие это?

— Ес-сть, — произнес я с шипением. Живчик отдирал последние бинты от раны. — Почему вы по-живому рвете, можно же намочить?!

Мое возмущение не произвело на врача никакого впечатления, он продолжал делать свое дело. Чтобы отвлечься, я стал внимательно разглядывать машины, что продолжали стоять на дороге, и куривших водителей. Над ними даже облачко поднималось табачного дыма. В это время появилась еще одна машина, тоже старая раздолбанная полуторка, набитая бойцами. Дальнейшее я пропустил. Врач дернул, и я, закрыв глаза, зашипел от боли. Когда открыл их, полуторка уже стояла у колонны, тела убитых воров осматривали двое бойцов с самозарядками за спинами, а с водителями разговаривал невысокой командир в пилотке и с рукой в косынке. Остальные бойцы, разбившись на три группы, вроде как отдыхали от езды, а на самом деле контролировали окрестности. Особенно небо. Я это наметанным взглядом сразу заметил.

— Быть не может, — ошарашенно пробормотал я. — Леший?! Сенька!

— Чего? — отозвался на мой крик паренек. Видимо, он сидел рядом, я просто не видел его и не слышал. Малышня играла со Шмелем, шумно было.

— Беги к тому командиру с перевязанной рукой и веди его сюда. Скажешь, Михайло позвал, он поймет… Хотя не надо, сам идет.

— А вот и рана… хм, почему-то она мне знакомая. Я сам так штопаю… — отодвинувшись в сторону, врач спросил, внимательно меня разглядывая, не обратив внимания, что медсестра подает ему намоченный спиртом тампон. — Молодой человек, вы меня не просветите, где вы получили это ранение и кто вас оперировал?

— Снайпер снял у моста. А кто оперировал, я не знаю, без сознания был, врач какой-то.