Путешествие по Сибири и Ледовитому морю - Фердинанд Врангель

Хотя почти все якуты крещены и уже переведены на их язык заповеди, часть нового завета и главнейшие молитвы, но только весьма немногие из них, и то долго жившие между русскими, имеют некоторые основные понятия о христианской вере; потому они все еще крепко придерживаются шаманов и множества суеверных обрядов языческих.

Селиться обществами у них не в обыкновении; только между Якутском и Алданом, на пространстве более многолюдном, встречаются кое-где наслеги (ночлеги), состоящие из нескольких юрт; напротив того, за Верхоянским хребтом отстоит одна юрта от другой часто верст на двести, так что ближайшие соседи не видятся иногда по целым годам. К такому необыкновенно великому удалению побуждается якут не столько нуждой в пастбищах, сколько своим характером: имея уже однажды сильную наклонность к уединению и отчуждению, он всячески старается уклоняться, где только можно, от взаимных связей с другими. Несмотря на то, путешественник, проезжающий по якутским пустыням, найдет в каждом из разбросанных на великом расстоянии жильев радушное гостеприимство и готовность поделиться с ним чем только богаты хозяева.

Вскоре по прибытии моем в Миope явился ко мне голова улуса с одним князцом и двумя писарями, чтобы поздравить меня с приездом и пожелать счастья на дорогу. Я угостил их чаем, водкой, табаком, а взамен того я должен был выслушать предлинную иеремиаду жалоб на разные мнимые притеснения, претерпеваемые ими от якутских казаков, которые, по их уверению, будто бы без всякой нужды беспрестанно проезжают через их наслег и причиняют обывателям разные обиды. Я старался успокоить своих гостей уверением, что все это, вероятно, теперь прекратится, потому что сибирские казаки, получив новое устройство, будут заниматься возделыванием отведенных им земель, достаточных для прокормления их с избытком: следовательно, тем самым лишатся они повода приниматься за непозволительные средства к приобретениям.

Отдохнув недолго в Миоре и закупив достаточное количество съестных припасов, мы отправились 15-го сентября далее. Дороги были крайне худы, и не раз попадались мы в болота, где лошади вязли по шею; однако при чрезвычайном проворстве и расторопности наших караванных проводников нам удалось без особенной беды проехать девяносто верст через самые опасные места. С наступлением ночи прибыли мы на станцию Алданскую, или Железинскую, лежащую в полуверсте от Алдана, который за девяносто верст отсюда впадает в Лену. У этой станции прекращаются соединенные якутские селения и встречаются опять не ближе как за 400 верст отсюда, за Верхоянским хребтом, у Бараласа.

Все пространство отсюда – пустыня, усеянная горами и скопившимися между ними болотами, которые весьма затрудняют езду; по этой причине караваны никак не упускают случая останавливаться у Алданского жилья для надлежащего приготовления к предстоящему пути, выбирают по нескольку самых дюжих, надежных заводных лошадей, не навьючивая их ничем, для замены усталых в случае нужды, запасаются съестными припасами и т. д., выжидая между тем, иногда по несколько дней, сухой погоды или мороза, чтобы удобнее проехать через болота. Нам погода благоприятствовала: за несколько времени наступившие морозы скрепили болота так, что мы, употребив только один день для приготовлений, могли уже продолжать наше путешествие.

Между Леной и Алданом простирается холмистая страна, примечательная по своему особенному образованию: ее возвышения тянутся валоподобными грядами от востока к западу, теряясь далее в болотистых покатостях и низменных местах по берегам Алдана и Лены. Между холмов находится бесчисленное множество больших и малых котловин, которые на северном спуске горного хребта образуют болотистые удолья, более или менее между собой соединяющиеся; на южной стороне эти углубления, будучи отделены одно от другого и наполнены водой, составляют множество больших и малых озер. Почти на середине этого холмистого пространства лежит круглая долина, верст восемь в поперечнике, усеянная озерками, которые все между собой соединяются. Горный хребет здешний состоит из глинистой почвы, перемешанной с супеском и поросшей преимущественно лиственником; северный склон его показался мне гораздо круче южного.

В этом месте Алдан будет шириной версты полторы и с большим течением течет в западном направлении между земляными берегами. На север за этой рекой показывается вдали гряда остроконечных гор со снежными вершинами и тянется, как мне казалось, в западно-северо-западном направлении.

Сентября 17-го переправлялись мы с своими вещами и лошадьми через реку. Почти на половине переправы открылась значительная течь в нашем плоскодонном судне; все наши совокупные усилия вычерпать нахлынувшую воду оставались тщетными; судно тонуло все глубже и глубже и без сомнения пошло бы ко дну, если бы поблизости на середине реки не случилось, к счастью нашему, небольшого острова; нам удалось посадить судно на отмель, законопатить его сухой травой и мохом и в непродолжительном времени привести по возможности в такое состояние, что без дальнейших приключений доплыли мы до противоположного берега. Тут, на скате, под огромной развесистой березой, раскинули мы свой большой полог[107], или дорожную палатку, занялись стряпаньем себе обеда, а лошадей пустили на отаву, пастись на блекнувшей уже траве.

На рассвете (18 сентября) потянулись мы далее. Узкая, едва приметная тропинка вела по пустым болотным местам, на которых не видно было ни одного дерева; только изредка попадались кое-где возвышенные, скудно поросшие травой луговины. Спутники мои говорили, что далее и они совершенно исчезнут; по этот причине мы решились сделать привал на первом большом лугу такого рода, чтобы дать отдых лошадям и подкрепить их силы к предстоявшим трудам хоть и осенним, но все еще довольно изрядным кормом. До того времени погода благоприятствовала нам беспрерывно, но тут вдруг переменилась; небо заволокло мрачными, свинцового цвета облаками, пошел снег с градом, а в полдень стоял термометр уже на 2 градусах мороза. Лошади наши между тем дружно принялись выгребать из-под молодого снега остатки скудной травы; мы сами укрылись под пологом вокруг огонька, на котором кипел чайник – наша единственная отрада. Вдали слышался глухой рев и шум Тукулана, который между узкими угодьями гор Верхоянских с адской яростью пролагает себе путь к Алдану.

На следующий день езда была крайне обременительна. Выбравшись с большим трудом из окружающего нас отовсюду болота, мы вступили в мрачный лес, состоявший из лиственниц, ив, осин, и должны были продираться сквозь густо сросшиеся ветви и упавшие деревья, чтобы достигнуть единственного брода через реку. Лишь под вечер добрались мы до пустынных берегов Тукулана и остановились ночевать на лугу. Перед нами на севере белела длинная гряда снежных гор, увиденных мною уже с Алдана; за нами чернелся бесконечный густой лес, вокруг царствовала мертвая тишина, прерываемая грозным ревом буйного Тукулана.