Валет червей - Филиппа Карр

Много времени мы проводили с бабушкой. Ведь именно ради нее мы и приехали. Наш приезд действительно доставил ей радость. Она с удовольствием вспоминала вместе с моей матерью старые добрые времена и их счастливую жизнь с Сабриной, когда они вместе воспитывали Дикона.

От Дикона в этом доме было просто некуда деться. И бабушка, и Сабрина постоянно говорили о нем, а как только я оставалась одна, он старался разыскать меня. Когда я отправлялась на прогулку верхом, он тут же оказывался рядом. Я знала цель, которую он преследовал, и предполагала, что с любой подходящей молодой женщиной все происходило бы точно так же. Дикон отлично знал, чего он хочет, и предполагал, что все обязаны удовлетворять его желания.

Кроме того, что у него были определенные амбиции, он, несомненно, ощущал ко мне и подлинное влечение, и я задумывалась, а так ли было у него с Изабел. Будучи таким, каким он был, Дикон полагал себя неотразимым и считал, что нужно лишь какое-то время, чтобы я поборола свое сопротивление и затеяла с ним любовную интригу.

В этом я была уверена, и моя мать тоже. Несомненно, в ней были живы воспоминания о первой встрече с моим отцом вблизи Эндерби. Я решила, что ни в коем случае не стану партнером Дикона, предназначенным для удовлетворения его временных капризов. Сабрина и бабушка, конечно, полагали, что он всего лишь разыгрывает роль очаровательного любезного хозяина, но для меня его намерения были ясны с самого первого дня.

Проведя большую часть утра с бабушкой, я отправилась на конюшню и попросила грума оседлать мне лошадь. Мне хотелось вторую половину дня провести в ностальгических воспоминаниях, посетить те места, воспоминания о которых хранила все эти годы, и утешать себя тем, что во Франции я нашла счастливую жизнь. Я любила Шарля, с определенными оговорками, конечно. Я знала его недостатки. Я не считала, что он сохраняет мне верность. До определенной степени я сумела принять правила игры на своей новой родине, понимая, что основой счастливого брака для француза является то, что женщина не слишком интересуется его внебрачными отношениями. Некоторые женщины могли бы сказать, что они обладают равными с мужчинами правами, и кое-кто из них, насколько мне было известно, воплощали эту декларацию своих прав в жизнь. Я, однако, считала, что есть основания для более жестких правил в отношении женщин по той простой причине, что результатом их романтических увлечений могут быть дети.

Мы с Лизеттой часто обсуждали этот вопрос. Она говорила, что это нечестно. Должен существовать один закон и одно правило, которое должно прилагаться и к мужчинам, и к женщинам. Если в результате связи появился ребенок, мужчина должен быть признан отцом, ведь у женщины нет иного выбора, как быть признанной матерью. Но нет, дело обстоит не так. Сколько же мужчин вступало в тайные отношения с женщинами, а потом бежали, скрываясь от стыда, унижения и практических трудностей, связанных с рождением внебрачного ребенка.

Лизетта распалялась в спорах на эту тему. Мне же подобные дискуссии доставляли удовольствие, и я взяла себе за правило принимать противоположную точку зрения, подчас только ради того, чтобы не дать утихнуть спору.

Теперь я подумала о Лизетте, представив, какое удовольствие доставило бы ей наблюдение за тем, как Дикон преследует меня.

Я почти слышала свой разговор с Лизеттой. Да, сказала бы я, меня влечет к нему. Так было всегда… Я лучше всех об этом знаю. Влечет больше, чем к Шарлю? Ну, к Шарлю меня тоже влечет. Они похожи друг на друга. Оба легкомысленно относятся к жизни, считают себя неотразимыми мужчинами, хотя я готова упрекать их за это, именно эта черта меня привлекает. Я решительно настроена на то, чтобы сопротивляться искушению, и в то же время мне доставляют удовольствие попытки завоевать меня.

Как жаль все-таки, что Лизетта не смогла поехать с нами. Она сумела бы заставить меня высказаться абсолютно искренне относительно моих чувств к Дикону.

С самого начала я чувствовала волнение. Между нами разыгрывалась битва, в которой мы оба собирались победить. Он видел себя неотразимым соблазнителем; я же считала себя женщиной, которая, даже впав в искушение, не собирается отбросить свою гордость настолько, чтобы забыть о брачном обете, а к тому же и о факте, что этот мужчина бросил ее ради материальных выгод.

В этот день я отъехала совсем недалеко, когда услышала за собой стук копыт. Оглянувшись, я вовсе не удивилась, узнав Дикона.

— Прогулка в одиночестве? — спросил он. — Этого не следует делать.

— Мне это доставляет удовольствие.

— Но гораздо больше удовольствия доставляет прогулка с интересным очаровательным спутником, прекрасно знающим окрестности.

— Как твои самооценки, так и оценки окрестных пейзажей мне хорошо знакомы. Когда-то я все-таки жила здесь.

— Не напоминай мне об этом, Лотти. Из-за твоего отъезда моя жизнь пошла не тем путем.

— Не тем путем? В направлении к Эверсли, к банку?.. К придворной жизни, к сидению сразу на нескольких стульях? Ах, Дикон, ты просто неблагодарный человек, если осмеливаешься бранить судьбу, одарившую тебя всеми этими благами!

— Я вовсе не жалуюсь. Я просто хочу сказать, что мне не хватает именно того, что могло бы сделать мое счастье полным.

— Ты производишь впечатление человека, довольного жизнью, Дикон. На твоем месте я забыла бы про недостающие мелочи и благодарила Бога за то, что все сложилось так удачно.

— Мне не хватало тебя, Лотти.

— Такое бывает, когда уезжают знакомые.

— Ты поехала во Францию в гости и осталась там жить.

— А ты переехал в Эверсли. Он стал твоим. Мечта твоей жизни — главная в то время мечта — стала реальностью. О чем еще ты можешь просить судьбу?

— О тебе, Лотти.

— Но у тебя был выбор, разве не так? Или то, или другое.

— Ты была ребенком. Тогда я не знал…

— Как странно слышать, что ты признаешься в собственном неведении. Не поговорить ли нам о чем-нибудь более интересном?

— Именно эта тема крайне интересует меня.

— Но не меня. А для разговора нужно два собеседника. Расскажи мне лучше о делах в Лондоне. Во Франции очень много говорят о конфликте, связанном с английскими колониями в Америке.

— Говорят! — воскликнул он. — Дело не ограничивается разговорами. Проклятая Франция помогает бунтовщикам.

— Я полагаю, что кое-кто даже здесь считает, что правда на их стороне.

— Это не повод для иностранного вмешательства.

— Мой муж всей душой поддерживает колонистов и думает, что французы, старающиеся им помочь, стоят за правое дело.

— Как ты можешь жить с изменником?

— С изменником? Он не изменник. Он человек, имеющий свое мнение.