Чужак в чужом краю - Роберт Хайнлайн

— для всех нас — не затянется. А если поблизости случайно находится корреспондент Ассошиэйтед Пресс, то мы тут же и узнаем, куда можно предъявить такой иск.

— Все крутите ваши скользкие делишки, Харшоу?

— Клевета, сударь. Я возьму на заметку.

— Хоть на две. Мы здесь одни, вы ничего не докажете.

— Ой ли?!

Глава 15

Валентайн Майкл Смит поплыл в мутной воде в самую глубокую часть бассейна, что под вышкой, и устроился на дне. Он не понял, зачем брат по воде велел ему спрятаться. Он даже не понимал, что прячется. Джабл велел сидеть на дне и ждать Джилл — этого достаточно. Смит свернулся в комок, выпустил воздух из легких, зафиксировал язык, закатил глаза, замедлил сердце и фактически умер, разве что не дематериализовался. Он решил еще растянуть ощущение времени, так как ему о многом нужно было подумать.

Ему опять не удалось наладить полный контакт с братом по воде. Он знал, что контакт не установлен по его вине: он неправильно употребляет всякие неоднозначные слова человеческого языка и расстраивает Джабла.

Смит знал, что люди легко переносят сильные чувства, тем не менее огорчение Джабла печалило его. Правда, под конец разговора он, кажется, понял самое непонятное человеческое слово. Майкл давно, еще когда занимался с братом Махмудом, заметил, что длинные слова чаще всего однозначны, а короткие — очень скользкие и меняют свои значения совершенно непредсказуемо. По крайней мере, ему так казалось. Понять короткое слово в человеческом языке — все равно, что набирать воду ножом. А это слово было очень короткое.

Но Смит понял это слово — слово «Бог». Недоразумение произошло оттого, что Смит неправильно подбирал другие слова. Понятие же «Бог» было таким простым, таким изначальным, таким необходимым, что на Марсе его мог бы объяснить и птенец. Но выразить его словами человеческого языка, да так, чтобы передать тончайшие оттенки марсианского смысла, было трудно.

Как же так? Почему нельзя высказать такую простую, всем известную вещь, без которой невозможно жить? Наверное, нужно спросить здешних Старших Братьев, как правильно говорить, чтобы не барахтаться в тине изменчивых значений. Если так, то нужно подождать, пока Джабл устроит ему встречу со Страшим Братом. Ведь он сам — только яйцо.

Майклу стало жаль, что он не получил права присутствовать при дематериализации брата Арта и брата Дотти.

Потом. Смит стал перебирать в памяти словарь Уэбстера (3-е издание, Спрингфилд, Массачусетс)…

Он оторвался от словаря, так как ощутил, что его братья в беде. Смит остановился между словами «шербет» и «шеренга» и стал обдумывать ситуацию. Должен ли он покинуть бассейн с влагой жизни и присоединиться к братьям, чтобы познать и разделить их беду? Дома в этом не могло быть ни тени сомнения: там братья спешат на помощь друг другу и вместе противостоят неприятностям.

Но Джабл велел ему ждать.

Смит припомнил слова Джабла и удостоверился, что понял их правильно: он должен ждать Джилл.

Однако вернуться к словарю Смит не мог: тревога не покидала его. И тут Майку в голову пришла идея настолько смелая, что он задрожал бы, если бы тело его было к этому готово. Джабл велел ему держать под водой тело, но это не значит, что он сам должен сидеть в бассейне.

Смит поразмыслил над этим, боясь, как бы скользкие английские слова не завели его куда не следует. Он пришел к выводу, что Джабл не приказывал ему оставаться в теле, а это давало возможность выйти из тела, присоединиться к братьям и вместе с ними пережить беду.

Смит решил прогуляться.

Он удивился собственной смелости: еще никогда он не предпринимал таких прогулок в одиночку. Всегда рядом был Старший Брат, который наблюдал, направлял, следил, чтобы тело Майка находилось в безопасности.

Сейчас рядом никого не было. Однако Смита переполняла уверенность, что он справится один и никому не будет за него стыдно. Он проверил все свои внутренние органы, убедился, что с ними в ближайшее время ничего не случится, и осторожно выбрался наружу, оставив для присмотра за телом лишь маленькую часть себя.

Смит выбрался на берег, напомнил себе, что нужно двигаться так, как будто тело при нем (иначе можно потерять ориентацию, забыть дорогу к бассейну, к телу — ко всему и улететь в незнакомые места, откуда нет возврата).

Смит огляделся. В саду приземлялась машина. Существа, которые она при этом подмяла, жаловались на боль и унижение. Может быть, именно их жалобы разбудили его? Трава живет для того, чтобы по ней ходили, кусты и цветы — нет. Это уже плохо. Нет, не только это плохо. Вот из машины выходит человек. К нему бежит Джабл. Смит увидел волну гнева, прокатившуюся от Джабла к человеку, такую плотную, что если бы двое марсиан пустили друг в друга такие волны, оба немедленно бы дематериализовались бы.

Смит решил, что над этим нужно подумать и выяснить, чем можно помочь брату. Потом он оглянулся на остальных.

Доркас выбиралась из бассейна, она была взволнована, но не очень. Смит чувствовал, что она верит в силы Джабла. Ларри тоже только что вышел из бассейна, и с него стекала вода. Ларри был возбужден и весел, он верил в босса непоколебимо. Рядом с Ларри стояла Мириам. Ее настроение было средним между настроениями Ларри и Доркас. Чуть поодаль стояла Энн в белом наряде, который она носила с собой весь день. Ее настроения Смит не уловил: она казалась спокойной и строгой, как Старший Брат. Смита это неприятно удивило: он привык, что от Энн исходит мягкое, дружественное тепло.

Энн внимательно наблюдала за Джаблом и готова была ему помочь. И Ларри, и Доркас, и Мириам были готовы помочь Джаблу. Смит понял, что все они приходятся братьями Джаблу, а значит, и ему, Майку. Он разволновался и чуть было не потерял ориентацию, но вовремя спохватился, успокоился и остановился, чтобы прочувствовать любовь ко всем сразу и к каждому в отдельности.

Джилл стояла в воде, держась одной рукой за край бассейна. Смит знал, что она ищет глазами его. Сидя на дне, он чувствовал ее присутствие. Но ее тревожило не только его благополучие, а что-то еще, более серьезное: она не успокоилась, даже узнав, что с ним все в порядке. Смит решил идти к ней и дать ей знать, что он рядом и разделит с ней беду.

Он так бы и поступил, если бы не смутное чувство вины: