Закатный ураган - Владислав Русанов

– Как Бейона узнала о существовании мужика и амулета в его сумке?

– И это тоже. Откуда взяться амулету у простого старателя?

– Ну, сын мой, не нужно было упускать его из Фан-Белла. Порасспросил бы. С пристрастием. Но… После драки кулаками не машут. Их нам уже не достать. Но остался один человек, с которым нужно побеседовать прежде, чем сон сморит тебя окончательно. Или доверишь разговор мне одному?

– Еще чего, – буркнул Брицелл. – Ты про Хардвара, твое святейшество?

– Конечно.

– Эх, дался он тебе! Нет бы в мешок десяток стонов камней, да в Ауд Мор…

– Сын мой… – укоризненно покачал головой жрец.

– Да понял я, понял все. Пускай живет. Вот только упрям бычок. Весь в батюшку толсторогого. Как убеждать его соизволишь? Или с пристрастием поговорить?

– Не думаю, сын мой, что силой ты добьешься от него дружбы и благосклонности. Помнишь, как он про Кейлина заговорил. Благородство играет. Такого каленым железом жги, а он смеяться в лицо будет.

– Ну, это смотря как жечь.

– Конечно, конечно, сын мой. Но есть иные способы. Не такие кровавые, но не менее действенные.

– Это ты про чародейство, не иначе?

Терциел вздохнул, дернул плечами, словно сбрасывая невидимый плащ. Почесал залысину.

– Эх, что поделаешь, сын мой! Чего не сделаешь ради служения делу Храма. Пусть даже я нарушу вековые заветы Священного Синклита…

– Победителей не судят, твое святейшество, – ободряюще усмехнулся Брицелл.

– Есть судья более страшный, чем совет Примулов.

– Сущий Вовне?

– Совесть.

Терциел снова вздохнул. Помолчал.

– Ладно. Во имя высшей необходимости я беру этот грех на свою душу. Прикажи кому-нибудь из гвардейцев принести мою сумку с амулетами. И пускай ведут Хардвара. К обеду наш бычок будет кротким, как новорожденный теленок.

Глава VII

Ард’э’Клуэн, лагерь «речных ястребов», златолист, день двадцать второй, позднее утро.

По синему-синему – такому синему, что казалось не настоящим – небу мчались белые облака. Словно нерадивая хозяйка-великанша выпотрошила туго набитую подушку, и вот, подхваченные свежим холодным ветром, слетающим с близких гор, длинные перья полетели к северу, догоняя друг друга, сталкиваясь, сцепляясь.

Вершину каменистого холма с обрывистыми, скальными склонами венчало приземистое строение, сложенное из обломков дикого камня. Дом, вернее, два сросшихся крестообразно дома, под высокой крышей из красно-коричневой черепицы, мало походил на привычный глазу северянина замок.

Так прохожий встречает невзрачного пса – и ухо одно вверх, другое вниз, да нижнее еще и разодрано на три лоскута, и шерсть на боках в колтунах, а в хвост столько репьев набилось, что уж и повилять не сможет, – но посмотрит в медово-желтые глаза, прислушается к низкому рыку, ленивому, предостерегающему, и желание сделать следующий шаг пропадает бесследно.

В то же время лощеный, вычищенный волосок к волоску, кобель бойцовой породы в сверкающем бронзовыми шипами и бляхами широком кожаном ошейнике такого почтения не вызывает. Хоть весь изойди на лай и на слюну, летящую из грозно оскаленной пасти.

Вот и замок на холме внушал невольное почтение спокойной уверенностью узких окон-бойниц, камнями стен, поросшими седым мхом, и невысокой – в полтора человеческих роста – ограды, и иссеченными, избитыми накладками дубовых ворот. Холм опоясывало три кольца оград. Каждое последующее, расположенное ближе к подножию, ниже предыдущего. Последнее, наверное, уже мог перепрыгнуть хорошо вышколенный конь.

На террасе между первым и вторым кольцом стен примостились пара десятков домов. Каменные, с черепичными же кровлями. Над вознесенными высоко в небо пальцами дымоходов наклонялись вслед за ветром сизые хвосты. Между вторым и третьим рядом дома выглядели проще. Да и крылись потемневшей от времени соломой, зато огонь тут горел не только над очагами. Щекотал ноздри запах раскаленного металла, прилетая от кузни, откуда слышалось осторожное позвякивание. Не так куют новое, грозное оружие. Так правят лезвие иссеченным в бою клинкам, возвращая их к жизни.

У прильнувшего к подножию холма, как кошка к ногам хозяйки, быстрого, пенистого ручья беседовали трое детей. Чернокосая девочка примостилась на нагретом солнечными лучами валуне, натянув юбку из небеленого полотна на коленки. Худенький мальчишка, годков семи, развлекался тем, что хватал пальцами босой ноги мелкие камушки, подбрасывал их вверх, ловил рукой и перекидывал на дальний берег ручья. Второй мальчик, старше на пару лет, спесиво выпятил нижнюю губу, засунув большие пальцы за широкий пояс с блестящими накладками, стягивающий его темно-синюю рубаху из тонкой шерсти.

– Завтра, Бейонка, – надменно проговорил старший мальчик, – завтра меня заберут в дом воинов, дадут настоящий меч, и эр’Толан будет учить меня сражаться по-настоящему. А Гланчик-бесталанчик будет продолжать бегать с деревяшкой.

Девочка не ответила. Только еще сильнее потянула юбку вниз, к щиколоткам, и глянула искоса сперва на одного, а после на другого.

– А когда я вырасту, собью дружину и завоюю столько сокровищ, что хватит набить наш амбар под самую стреху… – продолжал хвастаться будущий воин.

– Давай-давай, – буркнул, нахмурившись, младший, которого назвали Гланчиком, – трепись, трепло эвановское. Я тебя и с деревяшкой побью.

Он подхватил очередной камешек, подбросил на ладони.

– Бейонка, видишь стрекозу?

Шагах в пятнадцати на буровато-серый обветренный базальтовый валун уселась изумрудная стрекоза с переливающимися не хуже бриллиантов крыльями.

– Гляди!

Угловатый обломок камня свистнул, щелкнул, ударившись о теплый бок валуна. Четыре крылышка, медленно кружась, опустились на щебень.

– Ну как?

Девочка улыбнулась, прищурилась, как разомлевшая у камелька кошка, и отвернулась к Эвану, ожидая ответа.

Ответ не заставил себя ждать.

– Тьфу! – сплюнул старший брат. – Детская забава! Знаешь, сколько каменных курочек я подстрелил с дядькой Станом, пока ты цеплялся за мамкину юбку, а, Гланчик?

– Знаю! – усмехнулся Глан. – Знаю и как дядька заставлял тебя лазить на скалу за добычей, а ты дрожал и уговаривал его бросить и стрелу, и дичь!

– Кто дрожал?!

– Ты! Как овечий хвостик!

– Врешь!

– А вот и не вру! Дядька Стан сказал матери, что долго ты прожил у домашнего очага. Нужно было тебя еще в том году забрать в дом воинов, чтобы не растить хлюпика…

– Что ты сказал? – Кулаки Эвана сжались, щеку перекосил неприятный оскал. – Повтори!

– И повторю! Хлюпиком тебя дядька Стан назвал. И сказал, что меня хоть завтра взялся бы учить…

– Врешь!