Третья жертва - Лиза Гарднер

– Тебе нужно решение, – спросил он через секунду, – или ты ищешь повод позлиться?

– Мне нужно решение!

– Ладно, – твердо сказал Пирс. – Я дам тебе два цента, на больше не тянет. В обществе не так много злодеев. Но в нем полно людей мобильных, изломанных, перегруженных работой и лишним весом, живущих в тесноте, переутомленных. Опасная комбинация, особенно для тех, у кого переменчивое настроение и плохо развиты навыки совладания. И доказательство тому мы видим в растущем числе импульсивных насильственных актов, таких как массовые убийства и агрессивное поведение на дорогах.

Рейни вздохнула. Потерла виски.

– Знак времени?

– Знак жизни в условиях стресса. – Куинси пожал плечами. – Но есть и хорошие новости. Некоторые решения весьма просты. Почему бы не проводить уроки по управлению гневом и развитию навыков защиты от стресса? Мы могли бы акцентировать внимание на навыках коммуникации и самоконтроля. Могли бы заняться физическим здоровьем. Беря нового клиента, детский психолог в первую очередь организует его сон, физические нагрузки и питание. У вас проблемы с гневом? А вы попробуйте спать восемь часов ночью, есть больше фруктов и овощей и увеличить физическую нагрузку. Приходится только удивляться, как много людей не утруждают себя этими базовыми мерами, а потом жалуются, что испытывают постоянное напряжение.

Куинси выразительно посмотрел на нее и нетронутый контейнер с лапшой. Рейни медленно кивнула и, поколебавшись, призналась:

– Я брала уроки по управлению гневом.

– В Портленде?

– После того как вступила в Общество анонимных алкоголиков. Алкоголь притупляет эмоции. А потом ты отказываешься от него и…

– Ты молодец, – сказал Куинси. – Жаль, не все так думают.

Рейни тут же покачала головой:

– Никакой я не молодец. Ты меня не перехваливай.

Пирс промолчал, ожидая, что она добавит что-то еще. Под глазами у нее залегли темные круги, и чашку с чаем она сжимала так же, как горлышко бутылки с пивом. Но углубляться в тему Рейни не стала.

– Как твоя дочь? – спросила она.

– Без изменений. Я звонил утром.

Рейни посмотрела на него с любопытством.

– Не переживаешь? Твоя дочь там, умирает. А ты здесь. Звонок по телефону, по-моему, не совсем то.

– Видишь ли, я не совсем точно выразился, когда сказал, что она погибла из-за пьяного водителя.

Рейни замерла.

– Понятно.

– Дело не в том, что ее подбил пьяный водитель, – бесстрастно продолжал Куинси. – Это она была пьяным водителем. Выпила в доме у подруги, а потом, в половине шестого утра, отправилась домой. И перед тем как врезаться в телефонный столб, сбила старика, выгуливавшего собаку. Моя дочь мертва. Старик мертв. И собака тоже. И да, звонок в больничную палату – это совсем не то.

– Мне так жаль…

Он криво усмехнулся:

– Мне тоже. И я тоже далеко не идеал. В жизни есть вещи, значение которых мы понимаем слишком поздно, когда уже ничего нельзя изменить.

Рейни кивнула, но выражение тревоги так и осталось на ее лице. Она хотела что-то сказать, и Куинси чувствовал, это что-то готово вот-вот выплеснуться. Он подался вперед, словно надеясь усилием воли вытянуть из нее правду. Она нравилась ему, притягивала его чем-то, вызывая желание погладить ладонью по щеке, пройтись пальцами по ее губам…

Она была бойцом, и именно за это он уважал более всего.

Ее лицо как будто смягчилось, в потеплевших серых глазах пробудилось желание, потребность открыться, поделиться сокровенным, перебросить мостик. Если бы только протянуть руку, дотронуться… Но Пирс боялся, что при первом же намеке на контакт она сорвется с места и исчезнет.

– Рейни…

– Мне надо идти.

– Я слушаю.

– А мне нечего сказать! Мне просто надо немного времени.

– Сколько? Еще четырнадцать лет? Или, может, только пять, до следующего убийства? Ты только изводишь себя. Выговорись! Не держи это в себе. Что случилось с твоей матерью? Что ты сделала с дробовиком?

Она резко выпрямилась. Черты лица снова заострились, глаза вспыхнули.

– Никогда больше не говори о моей матери.

– Не могу обещать.

– Тебя это не касается.

– Поздно. Не надо было менять привычек – встречалась бы и дальше с местными жлобами. Я не они, и так просто ты от меня не избавишься.

– Ты такой самоуверенный?

– Да, такой. А теперь расскажи мне о своей матери.

– Вопрос номер один, заезженный психологами. Что я для тебя, а? Интересный с профессиональной точки зрения случай? Собираешься написать обо мне в Американское общество мозговедов?

– Замолчи.

– А, вон оно как…

Куинси сердито нахмурился. А потом, неожиданно для них обоих, встал, шагнул вперед и схватил ее за руки.

– Грубая сила, да? – прошептала она, слегка приоткрыв губы, и в ее глазах всплыло что-то темное.

– Ты этого хочешь, да? – не повышая голоса, парировал он. – Знакомая модель? Опустить меня до уровня, которого, как тебе кажется, ты заслуживаешь? Когда все сводится к физическому, чувствовать уже необязательно. Так ведь?

Рейни смотрела на него так, словно готова была спалить взглядом. Куинси притянул ее ближе, так что их губы почти касались.

– Отпусти, – пробормотала она.

– Уйдешь, а что дальше? Будешь всю ночь бродить по дому? Ты ведь боишься уснуть. Боишься кошмаров. Хочешь избавиться от них, но ничего для этого не делаешь.

– Отпусти мои руки, а иначе уже никогда не споешь баритоном в церковном хоре.

– Поговори со мной. Я хочу услышать твою историю. И может быть, даже понять.

Куинси почувствовал, что она дрожит. В глазах заметалась тень нерешительности. Какая-то часть Рейни, сильная и жесткая, заботилась о ней даже вопреки ей самой, но другая выкладывала защитную стену из страхов и сомнений. Этот запас собирался годами, подрастая каждый раз, когда ее мать открывала очередную бутылку и поднимала на дочь руку.

В какой-то момент ему уже показалось, что та, сильная и уверенная в себе, половина побеждает, но тут лицо ее замкнулось, глаза потухли, и он понял, что сражение закончилось.

Куинси разжал пальцы. Рейни отступила и потрясла руками.

– Неплохо, – протянула она. – А вы крутой парень, спецагент Куинси.

Он не ответил. Она уже ушла в раковину и выпустила шипы. Материнский урок пошел впрок. Рассчитывать на откровенность не приходилось.

– Я ухожу, – с вызовом заявила Рейни.

– Спокойной ночи.

Она осеклась и метнула в него сердитый взгляд.

– Ты меня не остановишь.

– Сладких снов.

– Сукин сын, – бросила Рейни и, шагнув к двери, с демонстративной решительностью ее распахнула. Куинси не вмешивался. Она вышла и хлопнула дверью. Он остался на месте.

Дверь уже давно перестала дрожать, а Куинси все стоял у кровати, думая о Рейни и обо всем том, что могло случиться четырнадцать лет назад. О дробовике, о Дэнни О'Грейди и о своей дочери, которую любил всем сердцем.

Миру нужно больше доброты, не в первый уже раз думал Куинси. Миру нужно больше веры.

– Уединением не спасешься, – прошептал он. Но не слишком ли поздно приходит порой прозрение?

Дом встретил ее темнотой и тишиной. Отправляясь на работу, Рейни каждый раз забывала включить свет, и теперь ее крохотное жилище почти слилось с окружающим лесом. Она остановилась на грунтовой дорожке и, порывшись в кармане, достала ключи.

Никто не встретил ее за порогом. Она сама так хотела, сама так устроила свою жизнь, но сегодня пустота добавила настроению мрачных оттенков.

Рейни обошла дом, включая фонари, но на сердце светлее не стало. Из головы не уходили слова Куинси и запах его одеколона.

Почему ты не рассказала мне про дробовик? Почему ты не сказала, что дробовик пропадал?

Рейни направилась в кухню и открыла холодильник. Все ее запасы состояли из двенадцати бутылок «Будвайзера», фунтовой упаковки сыра «тилламук» и квартового пакета молока с истекшим сроком годности. Она закрыла холодильник и прошла на веранду.

Вокруг темнела стена леса. Луна шла на убыль, и верхушки сосен были почти неразличимы на фоне бархатистого ночного неба. От прохладного ветерка по коже побежали мурашки, и она, поеживаясь, обхватила себя руками.

Затем прогулялась вокруг веранды. Раз, другой…

Почему ты не рассказала мне про дробовик? Почему ты не сказала, что дробовик пропадал?

Не сказала, потому что не могла. Начать с того, что ей вообще не следовало навещать Куинси. От него исходило ощущение такой силы… Все эти морщинки на лице… Рейни даже поверила, что нет ничего такого, что она не могла бы сказать ему и с чем бы он не справился. А она так устала в эти дни.

Но были вещи, рассказать о которых ему она не могла. И с ее стороны было наивностью думать, что разговором все и закончится. Куинси не из тех, кто довольствуется малым. Черт бы его побрал. Когда он схватил ее, у нее перехватило дыхание, а в животе как будто развернулись и захлопали крошечные крылья.